Глобачев, Константин Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Константин Иванович Глобачев (24 апреля (6 мая) 1870 — 1 декабря 1941, Нью-Йорк, США) — русский полицейский администратор, начальник Петроградского охранного отделения, генерал-майор. Брат полковника В. И. Глобачева и генерал-майора Н. И. Глобачева.





Биография

Окончил Полоцкий кадетский корпус и 1-е военное Павловское училище по 1 разряду, два класса Николаевской академии Генерального штаба по 2 разряду.

В службу вступил 1 сентября 1888 года, с 10 августа 1889 года — подпоручик; с 1890 года — в Кегсгольмском гренадерском полку, с 10 августа 1893 года — поручик. 6 мая 1900 года произведён в штабс-капитаны гвардии с переименованием в ротмистры.

В Отдельный корпус жандармов из того же полка переведён 2 сентября 1903. Занимал должности:

  • с 30 сентября 1903 — адъютант Петроковского Губернского жандармского управления,
  • с 1 апреля 1904 — в резерве при Бакинском Губернском жандармском управлении,
  • с 29 мая 1904 — в резерве при Гродненском Губернском жандармском управлении,
  • с 5 сентября 1905 — начальник Жандармского управления в Лодзинском и Ласском уездах. 2 апреля 1906 — присвоено звание Отдельного корпуса жандармов подполковника. Находился в распоряжении варшавского обер-полицмейстера.
  • с 29 декабря 1909 — начальник Отделения по охранению общественной безопасности и порядка в г. Варшава. 18 апреля 1910 года присвоено звание Отдельного корпуса жандармов полковника,
  • с 20 ноября 1912 года — начальник Нижегородского Губернского жандармского управления,
  • с 1 февраля 1914 — начальник Севастопольского Жандармского управления,
  • с 11 февраля 1915 — начальник Отделения по охранению общественной безопасности и порядка в Петрограде.

1 января 1916 за отличие по службе начальник Отделения по охранению общественной безопасности и порядка в г. Петрограде, Отдельного корпуса жандармов полковник К. И. Глобачев произведён в генерал-майоры, со старшинством на основании С. В. П. 1869 г. VIII, 42.

В. Ф. Джунковский, бывший в 19131915 годах товарищем министра внутренних дел и командующим Отдельным корпусом жандармов, в своих воспоминаниях назвал Глобачёва «отличным во всех отношениях офицером, прекрасно разбиравшимся в розыскном деле»[1].

Революция и гражданская война

Во время Февральской революции Глобачёв был арестован и находился в заключении в тюрьме «Кресты», а затем на гауптвахте в здании бывшего штаба корпуса жандармов. Четыре раза допрашивался следователями Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. Незадолго до Октябрьской революции был освобождён.

Оказавшись на свободе, Глобачев пробрался на занятую немцами Украину, где устроился на службу в формирующийся Департамент державной варты (полицию), откуда перешёл в особый отдел дружины генерала Кирпичева. После занятия Киева 14 декабря 1918 года войсками Петлюры Глобачев бежал в Одессу, которая в то время была занята французскими войсками. С оставлением французами Одессы в апреле 1919 года Глобачев эвакуировался оттуда на пароходе на Принцевы острова.

В конце июня 1919 года Глобачев выехал из Константинополя в Новороссийск, на Юг России, где долго не мог получить никакого назначения и в итоге поступил на работу в главное управление снабжения. В ноябре 1919 года получил предложение занять должность начальника Одесского морского контрразведовательного района и выехал в Одессу, добравшись туда в начале декабря. С оставлением белыми Одессы Глобачев был 25 января 1920 был эвакуирован в Севастополь, где подал рапорт об отчислении от должности и 2 февраля выехал в Константинополь.

В Константинополе некоторое время состоял при канцелярии представителя Добровольческой армии генерала Лукомского, где заведовал паспортной частью.

В эмиграции

В 1923 году Глобачев уехал в США вместе с семьёй, где жил в Нью-Йорке. В 1930 году Глобачев был приглашён А. М. Драгомировым в Париж выполнять контрразведывательную работу для РОВС. В основном, его работа заключалась в проверке желающих вступить в РОВС. К 1934 г. финансовые трудности заставили РОВС сократить расходы и штат сотрудников, Глобачев потерял работу и возвратился в США, где работал коммерческим художником. Скончался 1 декабря 1941 года.

Оставил воспоминания «Правда о русской революции»[2].

Награды

  • Орден Св. Владимира 4 ст. (1907)
  • Орден Св. Владимира 3 ст. (14.04.1913)

Сочинения

  • Глобачев К. И. [www.fedy-diary.ru/?p=3645 Правда о русской революции]: Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2009. — 519 с. — ISBN 978-5-8243-1056-6.

Напишите отзыв о статье "Глобачев, Константин Иванович"

Примечания

  1. Джунковский В. Ф. Воспоминания. — Т. 2. — М., 1997. — С. 169.
    См. также: Соболев Г. Л. Тайный союзник. — С. 129.
  2. Вопросы истории. — 2002. — № 7—10.

Литература

  • Колпакиди А., Север А. Спецслужбы Российской империи. — М.: Яуза Эксмо, 2010. — С. 305—306. — 768 с. — (Энциклопедия спецслужб). — 3000 экз. — ISBN 978-5-699-43615-6.

Ссылки

  • [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=4338 Глобачев, Константин Иванович] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»
  • [www.hrono.ru/biograf/bio_g/globachev_ki.html Краткие биографические данные.]

Отрывок, характеризующий Глобачев, Константин Иванович

«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.