Глоба, Андрей Павлович

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Андрей Павлович Глоба (26.02.1888-9.02.1964) — русский советский писатель, поэт, драматург.

Биография

Начал печататься с 1915 года. Широкой известностью пользовалась пьеса А.Глобы «Пушкин», посвященная последним дням жизни поэта. Неизменным исполнителем заглавной роли в этой пьесе в Московском театре имени Ермоловой был В. С. Якут. А. П. Глоба также автор драматической сцены «День смерти Марата» (1920), трагедии «Фамарь», водевиля «Любовь, бакалавр и подмастерье сапожного цеха» (1923), комедии «Венчание Хьюга» (1924), трагедии-фарса «Пётр-Первый» (1929) и др. Вызывала интерес зрителей пьеса А.Глобы «Остап», написанная по заказу Белорусской драматической студии и посвященная жизни крестьян. В 1924 году театром «Твомас» («Театр вольных мастеров»), руководимым И. Г. Калабуховым, была осуществлена постановка пьесы А.Глобы «Венчание Хьюго». Мелодрама А. Глобы «Розита» была поставлена А. Я. Таировым на сцене Камерного театра в марте 1926 года. Пьеса была написана по сюжету немого фильма «Розита» с участием Мэри Пикфорд. В 1932 году в Московском театре сатиры была поставлена пьесы А.Глобы «Город Глупов» по Щедрину.

Выступал также как переводчик. В советских театрах в переработке А. П. Глобы под названием «Пролитая чаша» шла знаменитая пьеса китайского драматурга Ван Шифу «Западный флигель». Переводил также поэзию Г. Г. Абашидзе, И.-В. Гете, Г. Гейне, Д. И. Гулиа, А. Мицкевича, И. Франко, В. Шекспира и др. В 1958 году в журнале «Современная драматургия» (№ 7) была опубликована пьеса А.Глобы «Русская дорога». В 1969 году вышел в свет итоговый, посмертный сборник А.Глобы «Песни и поэмы» с предисловием С. Наровчатова.

Похоронен на 1 участке Ваганьковского кладбища.

Сочинения

• День смерти Марата: Драм. сцена. М.: Творчество, 1920. — 24 с.
• Уот Тайлер. Поэма. Иллюстрации М. Соломонова. Петербург Гос. Изд-во Петербург 1922. — 78 с.
• Корабли издалека. М. — Пг., Творчество. 1922. 48 с.
• Пьесы. М., 1922.
• Фамарь. Трагедия. Макет книги, обложка, фронтиспис, иллюстрации, заставки и концовки В. Фаворского. М.-Пг., Госиздат., 1923 г. 101 с., илл.
• Венчанье Хьюга. Московское театральное изд-во, 1924 −75 с.
• Петр, Петр., Трагедия-фарс Л. Модпик 1929. — 80 с. 2 000 экз. На обложке и на шмуцтитуле — гравюры на дереве В. Фаворского
• Песни народов СССР. Художник Л.Мюльгаупт. М.: Гослитиздат, 1933. — 188 с.
• Запад: Песни / Предисл. ред; Оформл. Павла Кузнецова. Б. м.: Гослитиздат, 1936. — 224 с.
• Пушкин. Трагедия. / Ил. Н. Ульянов. М., Гослитиздат, 1937., 182 с., 20 000 экз.
• Пушкин. Трагедия в 4 актах. Театральный вариант. Обложка, заставки и концовки худ. А. Кучерова М.-Л. Искусство 1937. — 192 с., 10 000 экз.
• Пушкин. Трагедия. М.-Л., Искусство,1949.
• Драмы и комедии. М. Советский писатель 1960. — 400 с., 3 000 экз.
• Сказки дня и ночи. Макет и гравюры А. В. Сапожникова. Москва, Советский писатель. 1964.- 204 с., илл., 30 000 экз.
• Избранное. Предисловие И. Гринберга. М., Художественная литература 1974 . — 512 с.
• «Любовь, бакалавр и подмастерье сапожного цеха», водевиль (1923)

Литература

• История советского драматического театра. В шести томах. Т.3. М., 1967. По именному указателю.
• История советского драматического театра. В шести томах. Т.2. М., 1966. С.90.
• Краткая литературная энциклопедия. М., 1964. Т.2. С. 201.
• Театральная энциклопедия. М., 1961. Т.1. С.1198 −1199.
• Дерман А. «Запад» (книга А.Глобы). Литературное обозрение. 1936. № 22.
• Гессен С. О «Пушкине» А. П. Глобы. Литературный современник. 1936. № 12.
• Владиславлев И. В., «Литература великого десятилетия», т I, Гиз, М., 1928

Отрывок, характеризующий Глоба, Андрей Павлович

– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.