Глоцер, Владимир Иосифович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Иосифович Глоцер

Владимир Глоцер. Фото Андрея Василевского
Дата рождения:

27 июля 1931(1931-07-27)

Место рождения:

Москва

Дата смерти:

19 апреля 2009(2009-04-19) (77 лет)

Место смерти:

Москва

Страна:

СССР СССРРоссия Россия

Научная сфера:

литературоведение

Влади́мир Ио́сифович Гло́цер (27 июля 1931 — 19 апреля 2009) — советский и российский литературовед.



Биография

Работал литературным секретарём у Корнея Чуковского и Самуила Маршака. В 1950-е—70-е годы руководил литературной студией при детской библиотеке имени Ломоносова, на основании этого опыта опубликовал книгу «Дети пишут стихи: Книга о детском литературном творчестве» (1964, предисловие Чуковского) и сборник детского поэтического творчества «Раннее солнце» (1964, предисловие Маршака). Как книговед составил сборник «Художники детской книги о себе и своём искусстве» (1987). Занимался также пересказами и обработками сказок народов СССР и Африки[1], писал пьесы и инсценированные радиокомпозиции для детей. Всего им было выпущено около 50 пластинок на студии Мелодия (фирма) для детей и взрослых. Среди его литературно-критических работ есть статьи и рецензии о Борисе Житкове, Черубине де Габриак (Елизавета Васильева), Георгии Оболдуеве, Раисе Кудашевой, Льве Квитко, Дойвбер Левине, Лидии Будогоской, Рахиль Баумволь (журналы Новый мир, Звезда (журнал XX века), Пионер (журнал) и др.). Составил (совместно с Еленой Чуковской) сборник статей и документов об Александре Солженицыне «Слово пробивает себе дорогу» (1989).

В дальнейшем занимался, главным образом, исследованием и публикацией творчества писателей группы ОБЭРИУ — Даниила Хармса, Николая Олейникова, Александра Введенского. В 1980 году записал и опубликовал воспоминания А. И. Порет о Д. И. Хармсе, ставшие одним из самых популярных источников о жизни поэта[2]. Разыскав вдову Даниила Хармса, жившую в Венесуэле, подготовил литературную запись её воспоминаний «Мой муж Даниил Хармс» (2000). Книга была удостоена литературной премии журнала Новый мир и выдержала три издания (2000, 2001, 2005 гг.). В 2012 году посмертно была издана подготовленная им книга о Данииле Хармсе «Вот какой Хармс!», в которую вошли собранные им с 1962 по 2006 гг. воспоминания современников писателя. Во многом именно благодаря его работам творчество Даниила Хармса и писателей группы ОБЭРИУ (Объединение реального искусства) получило известность в России и за рубежом. Был одним из авторов фундаментального биобиблиографического словаря «Русские писатели. 1800—1917».

В течение долгого времени Глоцер представлял интересы наследников Александра Введенского и фактически блокировал возможность публикации текстов Введенского в 1990-е и 2000-е годы, требуя в пользу наследников очень крупных авторских отчислений и угрожая судебным преследованием тем, кто эти требования нарушал. Это обстоятельство создало Глоцеру дурную славу в глазах некоторых ценителей ОБЭРИУ. Так, критик Данила Давыдов писал: «фактическая недоступность стихов Введенского читателю представляется мне чудовищной (и всякая забота о правах наследников, с моей глубоко частной точки зрения, заведомо менее важна, нежели свобода бытования поэзии)»[3]. После смерти Глоцера публикация текстов Введенского вновь стала возможной, в течение последующих пяти лет вышло несколько сборников поэта. Литературовед Глеб Морев считает, что «блокировка изданий Введенского была роковой ошибкой Глоцера, перечеркнувшей в сознании культурной публики его заслуги исследователя и критика и навсегда закрепившей за ним репутацию „человека, который лишил нас Введенского“ на двадцать лет»[4].

Напишите отзыв о статье "Глоцер, Владимир Иосифович"

Примечания

  1. Медведь и девочка: Сказки народов тайги и тундры. [Для дошкол. возраста] / Пересказали В. Глоцер и Г. Снегирев; Рисовал Г. Спирин, М. Дет. лит. 1979. Куропаточка-крикунья: [Эвен. сказка. Для дошкол. возраста] / Пересказали В. Глоцер, Г. Снегирев; Худож. Н. Серебряков, М. Малыш 1978. Чудак Пакайка: Сказки Чукотки. [Для детей] / Пересказали В. Глоцер, Г. Снегирев; Рис. В. Иванюк, М. Дет. лит. 1983. Медвежонок и зайчик: [Чукот. нар. сказка. Для дошк. возраста / Пересказали В. Глоцер, Г. Снегирев ; Худож. Н. Воронков], М. Малыш 1982. Маленький охотник Тагикак: Эскимос. нар. сказки. [Для дошк. возраста] / Пересказали Владимир Глоцер, Геннадий Снегирев; Рис. А. Аземши, М. Малыш 1984. Хозяин моря: сказки эскимосов / пересказ: В. Глоцер, Г. Снегирев; рис. А. Кошкина. — М.: Дет. лит., 1986
  2. Порет А. Воспоминания о Данииле Хармсе / Предисловие В. Глоцера // Панорама искусств. — Вып. 3. — М.: Сов. худож., 1980.
  3. [magazines.russ.ru/km/2006/2/dd18.html Д. Давыдов. О прагматике, мечтах и действительности] // «Критическая масса», 2006, № 2.
  4. [os.colta.ru/literature/events/details/19123/ Г. Морев. И это «Всё» о нем] // Openspace.ru, 10.12.2010.

Ссылки

  • [magazines.russ.ru/authors/g/glotser/ Владимир Глоцер] в «Журнальном зале»
  • [www.lechaim.ru/ARHIV/206/k3.htm Владимир Глоцер. «Правдист»] // «Лехаим», июнь № 6(206), 2009.
  • [www.kommersant.ru/doc-rss.aspx?DocsID=1158977 Защитник абсурда. Умер литературовед Владимир Глоцер] // «Коммерсантъ», № 72 (4127), 22.04.2009.
  • [www.ng.ru/fakty/2009-04-23/3_unas.html Скончался известный литературовед Владимир Глоцер] // НГ Ex Libris, 23.04.2009.
  • [web.archive.org/web/20090425051531/www.gzt.ru/culture/2009/04/21/223015.html Чудесный секретарь] // «Газета» № 71, 22.04.2009 г.
Интервью
  • Павел Басинский. [www.rg.ru/2006/03/20/knigi-glocer.html Уронили мишку на пол]. Российская газета №4021 (20 марта 2006). Проверено 8 июля 2009.
  • Зорислав Паункович. [zerkalo-litart.com/?p=526 Владимир Глоцер (1931–2009)]. Зеркало (06 марта 2011).

Отрывок, характеризующий Глоцер, Владимир Иосифович


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.