Глубек, Франц Ксавер Вильгельм фон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Франц Ксавер Вильгельм фон Глубек
Научная сфера:

агрономия

Франц Ксавер Вильгельм фон Глубек (нем. Franz Xaver von Hlubek, 1802—1880) — австрийский агроном, автор ряда печатных трудов по сельско­хозяй­ствен­ным вопросам, редактор журнала «Oekonomische Neuigkeiten und Verhandlungen».



Биография

Франц Ксавер Вильгельм фон Глубек родился 11 сентября 1082 года в Моравии[1].

После получения образования в Венском университете был доктором и профессором Венского, Львовского и Грацского университетов. Являлся одним из наиболее рьяных противников учения Либиха[2].

Фон Глубек написал ряд научных трудов по вопросам сельского хозяйства, среди кторых были в частности: «Ernährung der Pflanzen und Statik des Landbaues» (1841); «Landwirthschafstlehre» (1846); «Betriebslehre der Landwirthschaft» (1853); «Maulbeerbaum und Seidenzucht» (1880) и др[3][4][2].

После ухода Андре, с 1846 по 1850 год он редактировал пражский сельскохозяйственный и лесной журнал «Oekonomische Neuigkeiten und Verhandlungen».

Франц Ксавер Вильгельм фон Глубек умер 10 февраля 1880 года в городе Граце.

Напишите отзыв о статье "Глубек, Франц Ксавер Вильгельм фон"

Примечания

  1. [www.deutsche-biographie.de/pnd116917881.html Hlubek, Franz Xaver Ritter von]
  2. 1 2 Глубек, Франц-Ксаверий-Вильгельм // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  3. Hlubek, Franz Xaver Wilhelm
  4. Глубек // Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 4 т. — СПб., 1907—1909.

Литература

Отрывок, характеризующий Глубек, Франц Ксавер Вильгельм фон

– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.