Глухие согласные

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Глухие согласные — тип согласных, произносимых без вибрации гортани. Глухота — тип фонации, наряду с звонкостью и состоянием гортани.

В Международном фонетическом алфавите имеются различные буквы для звонких и глухих согласных ([p b], [t d], [k ɡ], [q ɢ] [f v], [s z]). Кроме того, для более тонкой дифференциации используются диакритические знаки, которые присоединяются к буквам звонких согласных и гласных: [ḁ], [n̥], [ŋ̊].





Глухие гласные и сонорные согласные

Сонанты или сонорные согласные, аналогично гласным и носовым согласным, в большинстве языков мира произносятся в голос. В некоторых языках сонанты могут быть глухими, обычно в аллофонах. Например, в японском языке слово сукияки произносится [su̥kijaki], что звучит похоже на [skijaki], но губы артикулируют звук «у». В русском языке примерном глухого сонанта может быть слово «театр»: «р» в конце слова претерпевает оглушение.

Сонанты могут быть приглушёнными, не только глухими. В тибетском языке имеется глухой звук /l̥/ (например, в слове «Лхаса»), напоминающий валлийский глухой альвеолярный латеральный спирант /ɬ/, противопоставляющийся звонкому /l/. В валлийском противопоставляются несколько глухис сонантов: /m, m̥/, /n, n̥/, /ŋ, ŋ̊/ и /r, r̥/, последний записывается сочетанием «rh».

В мокшанском существуют глухой палатальный аппроксимант /j̊/ (записывающийся кириллицей как йх), /l̥/ (лх), /r̥/ (рх). Последние два звука имеют также палатализованные варианты /lʲ̥/ьх) и /rʲ̥/ (рьх). В кильдинском саамском также существует звук /j̊/ (ҋ).

С другой стороны, хотя имеются свидетельства о наблюдении глухих гласных, они не проверялись[1].

Недостаточная звонкость шумных согласных

Многие языки противопоставляют глухие и звонкие обструенты (взрывные, аффрикаты и фрикативы). Это особенно характерно для всех дравидийских и австралийских языков, но встречается повсеместно: в путунхуа, корейском, финском и полинезийских. В гавайском имеется /p/ и /k/, но отсутствуют /b/ и /ɡ/. Во многих языках (но не в полинезийских) шумные согласные произносятся звонко в звонком окружении, например, между гласными, и глухо в остальных случаях: в начале слова и так далее. Обычно такие звуки транскрибируются с помощью букв для глухих согласных, хотя для некоторых австралийских языков используются звонкие буквы.

В некоторых языках при произнесении «придыхательных» звуков голосовые связки активно открываются, чтобы пропустить поток неозвончённого воздуха. Это явление носит название «придыхательной фонации» (breathed phonation). В других языках, в частности, австралийских, звонкость снижается при произношении взрывных согласных (другие типы шумных в австралийских языках почти не встречаются), потому что поток воздуха не может выдержать озвончение; голосовые связки открываются пассивно. Соответственно, полинезийские шумные звучат дольше австралийских, они редко звонкие, а австралийские шумные всегда имеют звонкую реализацию[2]. В Юго-Восточной Азии звонкие шумные согласные оглушаются на конце слова. Имеются данные, что на самом деле эти согласные имеют «придыхательную фонацию»[3].

Напишите отзыв о статье "Глухие согласные"

Примечания

  1. L&M 1996:315
  2. L&M 1996:53
  3. Jerold Edmondson, John Esling, Jimmy Harris, and James Wei, [ling.uta.edu/~jerry/suip.pdf "A phonetic study of the Sui consonants and tones"] Mon-Khmer Studies 34:47–66

См. также

Литература

Отрывок, характеризующий Глухие согласные

Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?