Гнаровская, Валерия Осиповна

Валерия Осиповна Гнаровская
Прозвище	Ласточка
Дата рождения	18 октября 1923(1923-10-18)
Место рождения	деревня Модолицы, Лужский уезд, Петроградская губерния, РСФСР
Дата смерти	23 сентября 1943(1943-09-23) (19 лет)
Место смерти	около села Иваненки Вольнянский район Запорожская область, УССР, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1942—1943
Звание	рядовой медицинской службы
Часть	229-я стрелковая дивизия, 244-я стрелковая дивизия
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Вале́рия О́сиповна Гнаро́вская (18 октября 1923 — 23 сентября 1943) — советский санинструктор в годы Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1944, посмертно).

Весной 1942 года добилась зачисления в формировавшуюся 229-ю стрелковую дивизию, с июля 1942 года воевала на Сталинградском фронте. 23 сентября 1943 года в боях возле села Иваненки (ныне — Гнаровское) санитарный инструктор 907-го стрелкового полка 244-й стрелковой дивизии рядовая Валерия Гнаровская вытаскивала на себе раненых и доставляла их на перевязочный пункт. В это время в направлении перевязочного пункта прорвались два немецких тяжёлых танка «Тигр». Спасая раненых, 19-летняя Валерия Гнаровская со связкой гранат бросилась под один из них и подорвала его, второй был подбит подоспевшими красноармейцами.

Биография

Ранние годы

Родилась 18 октября 1923 года в деревне Модолицы (ныне в Плюсском районе Псковской области) в семье почтового служащего. Русская. Отец Осип Гнаровский работал начальником почтового отделения Яндеба, мать Евдокия Михайловна занималась домашним хозяйством.

В 1924 году семья Гнаровских переехала в деревню Бардовское Яндебского сельсовета (ныне в Подпорожском районе Ленинградской области), где после окончания Яндебской начальной школы Валерию приняли в среднюю школу имени А. С. Пушкина в городе Подпорожье. В 1941 году она окончила 10 класс, планировала поступать в горный институт. Вступила в комсомол.

Начало Великой Отечественной войны

После начала Великой Отечественной войны, в июле 1941 года, её отец был призван в ряды РККА, мать и Валерия стали работать на почте вместо отца.

В сентябре 1941 года, с приближением немецких и финских войск к Ленинграду, Подпорожский район стал фронтовым. Семья Гнаровских (мать, младшая сестра Виктория, 75-летняя бабушка и Валерия) эвакуировалась в Сибирь на станцию Ишим Омской области (ныне Тюменской области). Оттуда по распределении они были направлены в село Бердюжье, где Валерия вместе с матерью стала работать телефонисткой в Истошинском отделении связи (по другим данным — на почте посёлка Новая Заимка и в Бердюжской конторе связи).

Валерия неоднократно обращалась в местный райвоенкомат с требованием направить её на фронт, но каждый раз получала отказ. Весной 1942 года комсомолки села Бердюжье отправились на станцию Ишим и 10 апреля 1942 года добились зачисления их в формировавшуюся там 229-ю стрелковую дивизию. Так Валерия вместе со своими подругами прошла военную подготовку и изучила санитарное дело, успешно закончив краткосрочные курсы медицинских сестёр.

Под Сталинградом

В июле 1942 года дивизия была направлена на Сталинградский фронт в состав 64-й армии и сразу же вступила в тяжёлые бои, в которых Валерия Гнаровская проявила храбрость, вынося на себе с поля боя раненых. А когда требовала обстановка, дралась с оружием в руках и, по воспоминаниям её фронтовой подруги Е. Дорониной, поднимала красноармейцев в атаку.

26 июля противник прорвал оборону 229-й стрелковой дивизии на правом фланге в районе Суровикино и вышел к реке Чир.

Из воспоминаний её фронтовой подруги Е. Дорониной:

На подступах к фронту, в жару, по пыльной дороге, в полном снаряжении мы шли день и ночь… Недалеко от станции Суровикино наша часть вступила в действие. Шли сильные бои. .. Тревожно было на душе, особенно в первые минуты. Мы так растерялись, что боялись выйти из укрытия на поле боя. Удары артиллерийских снарядов, взрывы бомб — всё смешалось в сплошной грохот. Казалось, рушится всё на земле и рушится земля под ногами.

Как сейчас помню: первой из окопа выбежала Валерия и крикнула: «Товарищи! За Родину и умереть не страшно! Пошли!» — И без малейшего колебания все покинули окопы, рванулись на поле боя.

Дивизия, сохранив свою боеспособность, продолжала сдерживать противника, который стремился выйти к железнодорожному мосту через реку Дон. А 31 июля совместно с 112-й стрелковой дивизией при поддержке десяти танков и авиации бойцы дивизии сами перешли в контрнаступление и отбросили немецкие войска за реку Чир.

В течение 17-ти дней дивизия вела беспрерывные бои с противником, 10 августа попала в окружение и в течение недели пробивалась к своим (всего переправились на левый берег Дона и вышли к своим около 700 человек из 5419 на 5 августа 1942 года). Всё это время Валерия выполняла долг медика, но вскоре заболела брюшным тифом. Бойцы, прорвав окружение, на руках вынесли едва живую девушку. Считалась пропавшей без вести. Находясь на излечение в госпитале, награждена медалью «За отвагу».

Бойцы в своих письмах к ней в госпиталь называли её «Ласточкой».

1943

После выздоровления снова на фронте. Весной 1943 года В. О. Гнаровская воевала в составе 3-го Украинского фронта.

После боёв 15-21 августа 1943 года вновь попала в госпиталь с контузией, но вскоре вновь вернулась в часть. В письме к матери от 22 августа она сообщала, что после контузии плохо слышит, и описывала обстоятельства боя:

С 15.08 по 21.08.1943 г. шёл жаркий бой с фрицами. Немцы рвались на высотку, где мы находились, но все их попытки прорваться были тщетны. Стойко и смело сражались наши бойцы — все мои дорогие и милые товарищи… Многие из них пали смертью храбрых, но я осталась жива и должна я вам, мои дорогие, сказать, что поработала я на славу. Около 30 тяжело раненых бойцов вынесла с поля боя. Командование полка отметило мою работу и, кажется, представило к правительственной награде…

Только в бою за село Голая Долина Славянского района Донецкой области у реки Северский Донец вынесла с поля боя 47 раненых бойцов и офицеров с их вооружением. Лично уничтожила 28 немецких солдат и офицеров. А всего за период боёв В. О. Гнаровская спасла жизнь свыше 300 раненых.

Последний бой

…Но когда приблизилась к санбату
Меченная свастикой броня,
Ты на грохот бросилась с гранатой,
Раненых от смерти заслоня.

из стихотворения Германа Гоппе

23 сентября 1943 года в боях возле села Иваненки санитарный инструктор 907-го стрелкового полка 244-й стрелковой дивизии рядовой (по другим данным — старшина) Валерия Гнаровская вытаскивала на себе раненых и доставляла их на перевязочный пункт. В это время в направлении перевязочного пункта прорвались два немецких «тигра». Спасая раненых, Валерия Гнаровская со связкой гранат бросилась под один из них и подорвала его, второй был подбит подоспевшими красноармейцами.

Командир 907-го стрелкового полка 244-й стрелковой дивизии полковник Пожидаев, 21 марта 1944:

Под совхозом Иваненково 2 вражеских танка типа «Тигр» прорвались через линию нашей обороны — устремились в расположение штаба полка. В этот критический момент, танки приблизились на 60-70 метров к расположению штаба. Гнаровская, схватив связку гранат и поднявшись во весь рост, бросилась на встречу впереди идущему вражескому танку и, жертвуя своей жизнью, бросилась под танк.

В результате взрыва танк был остановлен…

Такой ценой немецкая контратака была отбита, снята угроза уничтожения штаба полка, а боевая задача полка — выполнена.

После боя за село Вербовое местные жители нашли тело В. О. Гнаровской и похоронили. Через год с воинскими почестями было произведено перезахоронение в парке, возле Дома культуры совхоза имени В. О. Гнаровской в Красноармейском районе Запорожской области.

За мужество и героизм и образцовое выполнение заданий командования Указом Президиума Верховного Совета СССР 2 июня 1944 года Валерии Гнаровской было присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно).

Награды и звания

Советские государственные награды и звания:

• Герой Советского Союза (2 июня 1944, посмертно);
• орден Ленина (2 июня 1944, посмертно);
• медаль «За отвагу» (1942).

Память

Внешние изображения
	[www.warheroes.ru/hero/hero.asp?id=8366 Памятник в Пионерском парке г. Подпорожье]
	[www.warheroes.ru/hero/hero.asp?id=8367 Обелиск в селе Гнаровское Запорожской области Украины]
	[www.panoramio.com/photo/29349584 Монумент в селе Гнаровское.]
	[www.warheroes.ru/content/images/monuments/DOSKI/Gnarovskaya%20V.O.%20Doska.jpg Аннотационная доска] в Тюмени.

В честь девушки село Иваненки было переименовано в Гнаровское, где в её честь установлен обелиск. В городе Подпорожье, где прошли молодые годы В. О. Гнаровской, в её честь названа улица, а в 1959 году в парке пионеров установлен памятник.

Также именем Гнаровской названы улицы в Тюмени, Вольнянске (Украина), селе Бердюжье и посёлке Плюсса (Псковская область), где в 2009 году был установлен памятник.

О последних минутах жизни санинструктора Валерии Гнаровской рассказывают картины художников И. М. Пентешина (1961), С. А. Володина (1970) и М. И. Самсонова (1984).

Семья

После войны отец Осип Гнаровский вернулся с фронта домой, вскоре умер. Мать Евдокия Михайловна проживала в городе Подпорожье Ленинградской области. По состоянию на 1970-е годы, сестра Виктория работала педагогом.

Литература

Энциклопедии и справочники

• [www.az-libr.ru/index.htm?Persons&000/Src/0006/fa8cabb6 Гнаровская Валерия Осиповна] // Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.

Очерки и мемуары

• Валерия Осиповна Гнаровская // Гольдберг Р. С., Петрушин А. А. [t-i.ru/article/new/4674 Неизвестные известные герои]. — Тюмень: Тюменский курьер, 2015. — 1000 экз.
• Малышев В. [www.a-z.ru/women_cd2/12/10/i80_83.htm Подвиг «Ласточки»] // Героини: очерки о женщинах — Героях Советского Союза / ред.-сост. Л. Ф. Торопов; предисл. Е. Кононенко. — Вып. 1. — М.: Политиздат, 1969. — 447 с.
• Герои Земли Тюменской / сост. Н. Т. Вокуев, С. Б. Власова. — Тюмень, 1992. — С. 154—155.
• Арсеньев А. Я. Псковичи — Герои Советского Союза / А. Я. Арсеньев, А. П. Арсеньева. — Л.: Лениздат, 1983. — С. 107—109. — 271 с.
• Сатрапинский Ф. В. Военные медики — Герои Советского Союза / Центральное военно-медицинское управление Министерства обороны СССР; отв. ред. Е. Ф. Селиванов. — Л.: Военно-медицинский музей МО СССР, 1975. — С. 35—37. — 103 с.
• [web.archive.org/web/20140201190642/www.biogr.ru/biography/?id_rubric=3&id=634 Гнаровская Валерия Осиповна] // Кузьмин М. К. Медики—Герои Советского Союза. — 2-е изд., испр. и доп. — М.: Медицина, 1970. — 233 с.
• Малышев. В. [www.a-z.ru/women_cd2/12/10/i80_83.htm Подвиг «Ласточки»] // [www.a-z.ru/women_cd2/12/10/index.htm Героини: очерки о женщинах — Героях Советского Союза] / ред.-сост. Л. Ф. Торопов; предисл. Е. Кононенко. — Вып. 1. — М.: Политиздат, 1969. — 447 с.
• Малышев. В. Героини войны: очерки о женщинах — Героях Советского Союза / сост.: А. Белановский, П. Перепеченко; ред. Л. Торопов.. — М.: Госполитиздат, 1963. — С. 90. — 719 с.
• Говорят погибшие герои: предсмертные письма советских борцов против немецко-фашистских захватчиков (1941—1945 гг.) / ред. З. Политов. — 2-е изд., доп. и перераб. — М.: Госполитиздат, 1963. — С. 334. — 511 с.

Статьи

• Пахотин Ю., Некрасова Н. Тюмень — военный город // Аргументы и факты в Западной Сибири. — 2010. — Май (№ 18). — С. 4-5.
• Разин С. Не просто Щорс, не просто Осипенко // Тюменская правда. — 2009. — 15 июля. — С. 3.
• Гончарова Н. Улицы Тюмени рассказывают // Тюменская область сегодня. — 2007. — 7 февр. — С. 4.
• Доронина Е. Имена их не забудем // Путь к коммунизму. — 1959, 9 мая. — С. 2.
• газета «Смена» № 242/9977 от 14 октября 1958

Документы

• Архив Военно-медицинского музея МО СССР, ф. КВФ, № 55 684 (9)
• [www.podvignaroda.ru/?n=19097985 Наградной лист В. О. Гнаровской с представлением к званию Героя Советского Союза] в электронном банке документов «Подвиг Народа» (архивные материалы ЦАМО, ф. 33, оп. 793756, д. 11, л. 168)

Ссылки

 Уфаркин Н. В. [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1675 Гнаровская, Валерия Осиповна]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Гнаровская, Валерия Осиповна

Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.