Гнедич, Пётр Петрович

Пётр Петрович Гнедич
Дата рождения:	18 (30) октября 1855(1855-10-30)
Место рождения:	Санкт-Петербург
Дата смерти:	16 июля 1925(1925-07-16) (69 лет)
Место смерти:	Ленинград
Гражданство:	Российская империя, СССР
Род деятельности:	прозаик, драматург, переводчик
Годы творчества:	с 1877
Жанр:	рассказ, повесть, роман, очерк, юмореска, фельетон
Дебют:	«Повести и рассказы» (1885)
[az.lib.ru/g/gnedich_p_p/ Произведения на сайте Lib.ru]

Пётр Петро́вич Гне́дич (18 [30] октября 1855, Санкт-Петербург — 16 июля 1925, Ленинград) — русский писатель, драматург, переводчик, историк искусства, театральный деятель; внучатый племянник Н. И. Гнедича.

Биография

Пётр Гнедич родился в Санкт-Петербурге в семье инженера путей сообщений; происходил из рода, издавна жившего в Котельве (позднее слобода Ахтырского уезда Харьковской губернии, на границе с Полтавской губернией), где и дед его, и прадед, и прапрадед, были сотниками.

Окончил Первую Санкт-Петербургскую классическую гимназию. Учился в Академии художеств в Санкт-Петербурге (1875—1879; не окончил).

В 1888 году основал и редактировал совместно с В. С. Соловьёвым журнал «Север», а в 1892 году — «Ежегодник императорских театров». Председатель петербургского Литературно-артистического кружка (1893—1895), заведующий художественной частью театра Литературно-артистического кружка (впоследствии Театр Литературно-художественного общества), управляющий труппой Александринского театра (1900—1908).

С 1914 года директор музея Общества поощрения художеств. После Октябрьской революции состоял членом репертуарной секции Петроградского отделения Театрального отдела Наркомпроса (1918—1919).

Пётр Петрович Гнедич умер 16 июля 1925 года в городе Ленинграде.

Литературная деятельность

Дебютировал в печати рассказами в журнале «Нива» в 1877 году. Его первая пьеса, «Дверей не заперли» (1878, издана в 1883), была поставлена вначале в частном театре А. А. Бренко и Пушкинском театре в Москве под названием «На хуторе», а в 1883 году — в Александринском театре под названием «Птичка в западне»; многократно ставилась в различных театрах.

С конца 1870-х годов печатал романы, повести, очерки, фельетоны, юморески, стихотворения, рецензии в газете «Санкт-Петербургские ведомости», журналах «Кругозор», «Шут», «Осколки» и многих других изданиях. Выпустил сборники [dlib.rsl.ru/viewer/01003616672#?page=7 «Повести и рассказы»] (1885), «Семнадцать рассказов» (1888), «Новые рассказы» (Т. 1—2, 1890), «Кавказские рассказы» (1894), «Мгновенье» (1896) и другие, также сборники фельетонов «Песьи мухи» (Т. 1—3, 1905—1909). Его пьеса [dlib.rsl.ru/viewer/01003696303#?page=7 «Горящие письма»] стала первым режиссёрским опытом К. С. Станиславского на сцене Московского Общества Искусства и Литературы (МОИиЛ).

Автор многочисленных работ по истории искусства (изданы в 1885 году), объединённых в книгу «История искусств с древнейших времен» (Т. 1—3, 1897; неоднократно переиздавалась).

Автор романа [dlib.rsl.ru/viewer/01003670051#?page=9 «Китайские тени»] («Русский вестник», 1894; отдельное издание — 1895), [dlib.rsl.ru/viewer/01003682439#?page=5 «Ноша мира сего»] (1899), [dlib.rsl.ru/viewer/01003691890#?page=9 «Туманы» ](1899), [dlib.rsl.ru/viewer/01003696305#?page=5 «Купальные огни»] (1900).

Успехом пользовались постановки пьес с общей либеральной направленностью, сценической занимательностью, живым диалогом «Перекати поле» (1889), «Горящие письма» (1890), «Зима» (1905), «Холопы» (1907), «Болотные огни» (1909) и другие. Пьесы изданы в сборниках «Шесть комедий» (1887), «Второй том комедий» (1894)

Переводил произведения Шекспира: «Гамлет, принц датский» (1891), «Укрощение строптивой» (1899).

Мемуарист: [dlib.rsl.ru/viewer/01004862149#?page=1 Книга жизни: воспоминания, 1855—1918]. — Л.: «Прибой», 1929. — 371 с.

На слова П. П. Гнедича были написаны романс «Сладким запахом сирени» (М. К. Липпольд), «Вся закутана чадрою» (А. А. Тарутин), «Моя малютка дорогая» (Б. В. Гродзкий), «Я помню детства золотого» (Э. К. Розенов).

Издания

30 сентября 2015 года издание «Истории искусств» (в 3-х томах) было продано на аукционе антикварного дома «Кабинетъ» за 130 000 рублей.

Сочинения

• [dlib.rsl.ru/viewer/01003599017#?page=3 История искусств с древнейших времен: с 430 грав. в тексте]. — СПб.: А. Ф. Маркс, 1885. — 506 с.
• История искусств. В 3-х томах. — СПб.: А. Ф. Маркс, 1897.
• [teatr-lib.ru/Library/Gnedich/Book_life/ Книга жизни: Воспоминания: 1855—1918] / Редакц. и примеч. В. Ф. Боцяновского (Переиздание 1929 года). — М.: Аграф, 2000. — 368 с. — 2000 экз. — ISBN 5-7784-0103-5.
• История искусств: живопись, скульптура, архитектура. — М.: ЭКСМО, 2005.
• [dlib.rsl.ru/viewer/01004862196#?page=5 Хроника русских драматических спектаклей на императорской петербургской сцене 1881—1890 годов]. — Петроград, 1918. — Т. 1.

Литература

• Русские писатели. 1800—1917. Биографический словарь. — Т. 1: А—Г. — М.: Большая российская энциклопедия, 1992. — С. 588—589.

Ссылки

• [az.lib.ru/g/gnedich_p_p/ Произведения П. П. Гнедича в библиотеке Мошкова]
• [litmostki.ru/gnedich/ Могила П. П. Гнедича]

Отрывок, характеризующий Гнедич, Пётр Петрович

Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.