Стефан (Гнедовский)

В Википедии существуют статьи о других людях с именем Стефан и фамилией Гнедовский.

Епископ Стефан (в миру Степан Ефимович (Стефан Евфимьевич) Гнедовский; 1868, Тверская губерния — 15 апреля 1931, Москва) — епископ Русской православной церкви, епископ Волоколамский, викарий Московской епархии.

Биография

Родился в 1868 году в семье священника Тверской епархии.

Образование получил в Тверской духовной семинарии.

Был настоятелем церкви Вышне-Волоцкого женского Казанского монастыря Тверской епархии.

С декабря 1913 года был священником в храме в здании дома призрения для увеченных воинов.

На время военных действий был прикомандирован к военно-санитарному поезду.

14 марта 1915 года возведён в сан протоиерея.

Арестован 5 ноября 1920 года. 25 ноября постановлением Особого отдела ВЧК 3-й Армии приговорён к заключению в концлагерь сроком на 2 года.

25 августа (7 сентября) 1923, будучи протоиереем, избран епископом Бежецким, викарием Тверской епархии.

По некоторым данным 20 августа 1923 года был рукоположен во епископа Старицкого, викария Тверской епархии. Однако эта информация сомнительна. Возможно, он некоторое время был временно управлял этой кафедрой.

Деятельно противодействовал обновленцам. К ноябрю 1924 года проживал в Москве.

С 1925 года — епископ Кирсановский, викарий Тамбовской епархиеи.

В этом сане 12 апреля того года подписал акт о передаче высшей церковной власти митрополиту Крутицкому Петру (Полянскому). В том же году был арестован и был заключен в Мурманской области.

В 1926 году был отпущен на свободу и продолжил архиерейское служение в сане епископа Кирсановского. В апреле того года был временно управляющим Тамбовской епархией.

С 1926 года был епископом Енотаевским, викарием Астраханской епархии.

В 1926 году был переведен епископом Енотаевским, викарием Астраханской епархии. После ссылки в ноябре 1926 года архиепископа Астраханского Фаддея (Успенского) становится временно управляющим Астраханской епархией. В начале 1927 года на Астраханскую кафедру был назначен архиепископ Иннокентий (Ястребов), не получивший разрешение властей на приезд в Астрахань. Архиепископ Иннокентий управлял епархией через епископа Стефана..

С 1928 года по октябрь 1928 года был епископом Каширским, викарием Московской епархии.

По некоторым данным в 1928—1929 годах временно управлял Московской епархией. Однако Стефан Гнедовский, который проживал в те годы в Москве в колокольне храма св. Иоанна Богослова, в Богословском переулке на Тверском бульваре, но управляющим Московской епархией, насколько было тогда известно, не состоял.

В марте 1931 года назначен епископом Волоколамским, викарием Московской епархии.

Несмотря на астму, все время Страстной седмицы и на Пасху усердно совершал богослужение, и даже в пасхальный понедельник сослужил Заместителю Патриаршего Местоблюстителя Литургию в Дорогомиловском Богоявленском соборе. В среду, 15 апреля, около 11 часов утра тихо и в полном сознании скончался.

Отпевание было совершено в церкви святого Апостола Иоанна Богослова на Страстном бульваре, где в прежнее время проживал и обычно служил епископ Стефан. Отпевание возглавил митрополит Сергий (Страгородский) в сослужении с епископами Подольским Иннокентием и Дмитровским Питиримом пасхальным чином. Погребён в Москве.

Ссылки

• [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_564 Стефан (Гнедовский)] на сайте «Русское православие»
• [kuz1.pstbi.ccas.ru/bin/db.exe/ans/newmr/?HYZ9EJxGHoxITYZCF2JMTcGUse0EdO0Ve8icse1ae8VyAHMiA1EiAHYtAbu2dOiUTaxZMGspA** Стефан (Гнедовский Степан Евфимьевич)] в Базе данных ПСТГУ

Отрывок, характеризующий Стефан (Гнедовский)

– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.