История Польши

Польская история охватывает историю польского государства и польской нации с Х по XXI век.

Предыстория

В бронзовом веке здесь была распространена Тшинецкая культура, затем её сменила кельто-иллирийская Лужицкая культура железного века. В начале нашей эры территорию Польши заселили готское племя скиров и племя лугиев, доподлинно неизвестного происхождения, которые в форме зарубинецкой культуры продвинулись далеко на восток вглубь Украины. Затем их сменили готы вельбарской культуры. В конце I тысячелетия на её территории известны такие племена, как западные поляне (от них название страны), лендзяне (от них название поляков у соседей-славян: «ляхи»), куявяне, поморяне, мазовшане, висляне, слензяне (в Силезии) . Постепенно на основе крупных племенных княжеств возникают протогосударственные объединения; из этих княжеств основными было княжество вислян в нынешней Малой Польше (район Кракова) и полян в Великой Польше (район Познани)…

Гнезненская Польша (877—1320)

В 877 году после завоевания Малой Польши Великой Моравией центром формирования польского государства осталась Великая Польша, столицей которой был город Гнезно. Первым известным правителем Польши был великопольский князь Мешко I из рода Пястов (960—992); в 966 году он принимает христианство по западному обряду. При его сыне — Болеславе Храбром — Польское княжество достигло вершины могущества. В 999 году Болеслав отнимает у Чехии будущую Малую Польшу с Краковом; он был чешским князем с 1003 по 1004 год, после длительной войны со Священной Римской империей присоединил Лужицы и Мильско. Болеслав породнился с киевским князем Святополком Окаянным и, поддерживая его против брата Ярослава Мудрого, в 1018 году занял Киев; в 1025 году он принимает титул короля. Впрочем, его сын Мешко II Вялый, вынужденный воевать одновременно с Германией, Чехией и Русью, потерял почти все завоевания своего отца, включая и королевский титул, от которого он отказался в 1033 году. После его смерти начинается период хаоса и анархии, и его сын Казимир I Восстановитель, изгнанный из Польши мятежниками, с трудом и потерями восстанавливает свою власть. Зато сын последнего Болеслав II Смелый (1058—1079) полностью возрождает былое могущество Польши и вновь (1076) принял королевский титул; в 1068 году он, поддерживая своего родственника Изяслава Ярославича, также овладел Киевом. Он был свергнут в результате заговора; но при Болеславе III Кривоустом (1102—1138) Древнепольское государство достигло последнего расцвета. Болеслав в 1109 году отразил нашествие немецкого императора, в 1122 году присоединил к Польше практически всё Поморье. Однако после его смерти, как в те же годы на Руси — после смерти Владимира Мономаха, в Польше начинается феодальная раздробленность. Согласно «Статуту Болеслава Кривоустого» (1138), Польша была разделена между четырьмя сыновьями с титулом великого князя и великокняжеским уделом (часть Великой Польши с Гнезно и Малая Польша с Краковом) за старшим. Образуется ряд княжеств: Куявия, Мазовия, Силезия, Поморье, Сандомир и т. д. Как раз в это время начинается немецкий «Натиск на восток». В 1181 году князь Западного Поморья признает себя вассалом германского императора; в 1226 году мазовецкий князь Конрад призывает Тевтонский орден для борьбы с пруссами. В 1241 году в Польшу вторгаются татаро-монголы и разбивают поляков и немцев под Лигницей, однако затем уходят в Венгрию. В конце XIII века вновь начинают проявляться центростремительные тенденции. Великопольский князь Пржемысл II (1290—1296) в 1295 году принимает титул короля. Пржемысл был вскоре убит людьми курфюрста Бранденбургского и великопольскими магнатами.

Краковская Польша (1320—1569)

См. также: Польско-литовские унии

• 1320 — Куявский князь Владислав Локетек (1305—1333), присоединив к своим владениям Великую Польшу, коронуется в Кракове польским королём. Отныне Краков становится новой столицей Польши. При его преемнике Казимире III Великом (1333—1370) Польша расцветает.
• 1349 — присоединение Галиции к Польше.
• 1370 — королём Польши становится племянник Казимира — король Венгрии Людовик (Лайош) I, из Анжуйской династии (1370—1382). Это был первый король-иноземец на польском престоле. Не имея прочной опоры в стране, он издает в 1374 году Кошицкий привилей, согласно которому магнаты и шляхта освобождались от всех повинностей, кроме военной службы и незначительного налога в 2 гроша с лана земли.
• 1384 — интронизация Ядвиги. Магнаты начали подыскивать Ядвиге мужа, который мог бы быть полноценным польским монархом, и нашли такового в лице великого князя Литовского и Русского Ягайло (в польском произношении Ягелло).
• 1385 — в Креве заключается польско-литовская уния, согласно которой Ягайло крестился по католическому обряду, ввел католичество в качестве государственной религии в Литве, женился на Ядвиге и вступил на польский престол под именем Владислава II. Таким образом, на Востоке Европы возникает Польско-Литовское государство. Ягайло передал католикам православный собор в Перемышле, построенный ещё при русском князе Володаре Ростиславовиче, положив начало окатоличиванию и полонизации этого города. У православного митрополита Галицкого отобрали в пользу католического архиепископа все его земельные владения.
• 1410 — Битва при Грюнвальде — разгром Тевтонского ордена.

Сын Ягайло Владислав III (царств. 1434—1444) стал одновременно королём Венгрии и Польши, но погиб в битве с турками под Варной. После этого польско-венгерская уния прекращается, но зато восстанавливается (прекратившаяся было) польско-литовская уния, благодаря избранию на польский престол брата Владислава — литовского князя Казимира Ягеллончика (Казимир IV, 1447—1492).

• 1454 — Нешавские статуты положили начало ограничению власти короля, которое окончательно сформируется в (Генриховских артикулах 1573 г.). Возобновление войны с Тевтонским орденом.
• 1466 — Торуньский мир: Польша присоединяет Померанию с Гданьском и обретает выход к Балтийскому морю. Сын короля Владислав в 1471 году становится королём Чехии, а с 1490 года — и королём Венгрии.
• 1505 — Принят закон Nihil novi, ограничивающий власть короля в пользу шляхты. Иначе — Радомская конституция, давшая начало шляхетской демократии, или шляхетской республики. С этого времени общеупотребительным по отношению к польской системе государственного устройства становится термин Речь Посполита.
• 1526 — Мохачская битва с турками чешско-венгерского короля Людовика (Лайоша) Ягеллона резко меняет геополитическую ситуацию: от преобладания Ягеллоновской династии не остается и следа, территории к югу от Польши делятся между Турцией и Австрией.

Речь Посполитая (1569—1795)

В царствование последнего Ягеллона — Сигизмунда II Августа — польско-литовскому государству вновь пришлось столкнуться с усилением московского государства, где воцарился Иван IV Грозный. С 1562 года Россия и польско-литовское государство оказались втянутыми в ожесточенную, длительную и разорительную для обеих сторон ливонскую войну, причем первоначально удача оказалась на стороне русского царя, который в 1563 году взял Полоцк.

Сигизмунд Август был бездетным, и по мере его старения вставал вопрос о дальнейшей судьбе польско-литовского государства. До сих пор оно держалось лишь единством династии. Необходимость построить его на новых принципах привела к заключению Люблинской унии (1569), согласно которой Польша образовала с Великим княжеством Литовским объединённое федеративное государство, возглавляемое сеймом и выбираемым им королём. Государство получило название «Речь Посполитая» (польск. Rzeczpospolita) — буквально «республика».

После смерти Сигизмунда началась, в соответствии с новой конституцией, эпоха выборных королей. На престоле появился и вскоре бежал обратно во Францию француз Генрих Валуа (1572—1574), в то время как Иван Грозный вновь перешёл в наступление в Ливонии. Избрание в 1576 году трансильванского князя Стефана Батория обернуло ситуацию в пользу Речи Посполитой: этот выдающийся полководец вернул потерянный Полоцк (1579), затем, в свою очередь, сам вторгся в Россию и осадил Псков. Мир в Яме-Запольском (1582) восстановил старую границу.

После смерти Батория в 1586 году поляки избрали шведского короля Сигизмунда III Ваза; впрочем, он вскоре лишился шведского престола из-за своего католического фанатизма — качество, которое скорее способствовало его утверждению в Польше. Параллельно польские дворяне и сам король приняли участие в борьбе за влияние над Молдавией в ходе Молдавских войн магнатов. С правлением Сигизмунда связаны три важных события: перенос в 1596 году столицы из Кракова в Варшаву (коронации по-прежнему проводились в Кракове); Брестская уния православной и католической церквей (1596), покончившая с традиционной польской веротерпимостью и заложившая фундамент Хмельничнины — и интервенция Польши в России в эпоху Смутного времени.

Польская интервенция в Россию в Смутное время

Польские магнаты Мнишеки поддержали Лжедмитрия и снарядили ему войско, состоящее из запорожских казаков и польских добровольцев. В 1604 году войско самозванца вторглось в Россию, города и высланные ему навстречу армии присягали новому царю. В 1605 году Лжедмитрий вступил в Москву и короновался, однако вскоре погиб.

Самозванец обещал королю польскому Сигизмунду III в уплату за помощь вернуть Речи Посполитой Смоленск. Под предлогом этих обещаний, Сигизмунд в 1610 году начинает осаду Смоленска. Войско, посланное на выручку царем Василием Шуйским, было разбито гетманом Жолкевским в битве при Клушине, после чего поляки подступили к Москве, тогда как войска второго самозванца (Лжедмитрия II) осаждали её с другой стороны. Шуйский был свергнут и впоследствии выдан Жолкевскому. Московские бояре запросили у Сигизмунда в цари его малолетнего сына Владислава и присягнули ему, а затем впустили в Москву польский гарнизон. Однако Сигизмунд не захотел отпустить сына в Москву и крестить его в православие (как предполагалось по условиям договора), а вместо этого пытался править Москвой самолично через Александра Гонсевского, возглавившего польский гарнизон в Москве после отъезда Жолкевского. Результатом стало объединение бывших «тушинских воров»-казаков с дворянами Шуйского против поляков (начало 1611 года) и их совместный поход на Москву, поддержанный восстанием в самой Москве, которое поляки смогли подавить только поджогом города. Осада Москвы первым ополчением оказалась неудачной из-за противоречий в его рядах. Поход второго ополчения во главе с Кузьмой Мининым и Дмитрием Пожарским поставил поляков в критическое положение; в это время Сигизмунд, взявший Смоленск, вместо того, чтобы идти на Москву, распустил свою армию, не в силах содержать её по финансовым соображениям. 1 ноября 1612 года (по новому стилю) ополчение взяло Китай-город, поляки укрылись в Кремле. 5 ноября поляки подписали капитуляцию, выпустив из Кремля московских бояр и других знатных лиц, на следующий день поляки сдались.

В 1617 году вошедший в совершеннолетие Владислав, продолжавший носить титул Великого князя Московского, вторгся в Россию, пытаясь овладеть «законным» престолом, дошёл до Москвы, но взять её не смог. По Деулинскому перемирию Речь Посполитая получила Смоленск и Северскую землю. Владислав сохранил за собой титул Великого князя Московского. По истечении срока перемирия Россия попыталась вернуть Смоленск, но потерпела поражение под его стенами в 1633 году (Смоленская война); по Поляновскому миру (1634 год) Москва признавала Смоленск за Речью Посполитой, однако Владислав отказался от московского титула.

Initium calamitatis regnum (начало бедствий государства)

Владислав IV как король смог избежать участия Речи Посполитой в Тридцатилетней войне, придерживался религиозной терпимости и провёл военную реформу. Безуспешно стремился укрепить королевскую власть, выступая против магнатов.

Царствование Владислава IV оказалось последней стабильной эпохой в истории королевской Польши. Наряду с ослаблением королевской власти, росла напряженность, вызванная национально-религиозными противоречиями. До конца XVI века в польско-литовском государстве господствовала показная веротерпимость; уже по Городельской унии 1413 года целый ряд высших должностей был открыт только для католиков. Православные притеснялись, сопротивлялись окатоличиванию, были созданы православные братства во Львове и Вильне. Одновременно, в XVI веке прошла стремительная полонизация, а за ней и переход в католицизм западнорусской шляхты, долгое время переход носил стихийный и добровольный характер, вызванный статусным превосходством, предоставляемым католикам. К концу XVI века этот процесс в целом завершился, и в результате украинско-белорусское православное крестьянство оказалось под властью католического полонизированного дворянства. Эта ситуация, наряду с усилиением контрреформации и влияния иезуитов, породила стремление перевести в католицизм и «хлопов». Результатом было — Брестская уния 1596 г., притеснения православных, рост напряженности и в конце концов — катастрофическое для Речи Посполитой восстание Богдана Хмельницкого, начавшееся в 1648 году. Польское коронное войско потерпело сокрушительные поражения от восставших казаков и крестьян под Корсунем и Пилявцами, к концу 1648 года войска Хмельницкого дошли до Вислы и угрожали двинуться на Варшаву. В 1654 году в Польшу вторглись русские войска; в следующем году — шведы, которые и занимают Варшаву, король Ян II Казимир бежит в Силезию — начинается анархия, получившая в Польше название «Потоп» и являющаяся аналогом русского Смутного времени. В 1657 году Польша отказалась от суверенных прав на Восточную Пруссию. Шведы так и не смогли удержаться в Польше из-за разгоревшейся партизанской войны. С другой стороны, часть казачьих старшин, напуганные влиянием московских воевод, отшатнулись от Москвы и попыталась вновь наладить отношения с Речью Посполитой, благодаря чему та вернула себе Белоруссию и Правобережную Украину. Согласно Андрусовскому перемирию (1667 год), Польское королевство потеряло Киев и все районы восточнее Днепра.

Упадок

Короткое правление молодого и неискушённого Вишневецкого оказалось не очень удачным; Польша проиграла войну против Османской империи, которая заняла Подолию и принудила к капитуляции Каменец-Подольский. Ян III Собеский провёл радикальную реформу в вооружении и организации армии. Под его командованием коалиция христианских держав нанесла сокрушительное поражение туркам в битве под Веной 12 сентября 1683 года и остановила продвижение Османской империи в Европу.

Правление Яна Собесского было последним действительно блестящим эпизодом в истории Речи Посполитой. Затем начинается уже неуклонный упадок. В 1697 году королём Польши избирается саксонский курфюрст Август II Сильный, открывший таким образом эпоху саксонских королей. Первоначально он носился с грандиозными планами укрепления своей власти в Польше и территориальных завоеваний — то есть возвращения Ливонии, в начале XVII века отнятой у Польши Швецией. Результатом этих мечтаний стала Северная война, в ходе которой Карл XII Шведский вторгся в Польшу, разгромил Августа II, занял Варшаву и утвердил на польском престоле свою креатуру Станислава Лещинского. Казалось, что возвратились времена «Потопа». В 1709 году Петр I в свою очередь изгоняет из Польши шведов и их ставленника и восстанавливает Августа Сильного; разумеется, ни о какой Ливонии для последнего уже не может быть и речи. Страна, лишённая внутренних ресурсов, не имеющая ни налоговой службы, ни таможни, ни регулярной армии, ни сколько-нибудь дееспособного центрального правительства — отныне обречена служить игрушкой для сильных соседей. После смерти Августа Сильного в 1733 году разгорается «война за польское наследство», в ходе которой саксонцы и русские изгоняют из страны Станислава Лещинского, поддерживаемого французами, и сажают королём нового саксонского курфюрста — Августа III (1734—1763).

На конец царствования Августа III приходится эпоха Семилетней войны, когда Польша, несмотря на провозглашённый ею нейтралитет, превращается в поле битвы между пруссаками и их противниками. Фридрих II Прусский уже тогда носил мысль о разделе Польши, однако его поражение в войне на некоторое время отодвинуло эту перспективу. В 1764 году королём Польши под русским давлением избирается малоизвестный и маловлиятельный Станислав Август Понятовский; главным основанием для его избрания было то, что он в своё время являлся любовником Екатерины II. Фактически над Польшей устанавливается русский протекторат. Лично Понятовский был человек образованный, любитель наук и искусств, хорошо понимавший необходимость реформ — однако у него совершенно отсутствовала политическая воля, достаточная, чтобы действовать в столь сложной обстановке. В дальнейших трагических событиях этот король, оказавшийся последним королём Речи Посполитой, играл, скорее, пассивную роль, плывя по течению.

Фактический протекторат России выразился, в частности, в том, что Россия при поддержке Пруссии принудила Станислава уравнять православных в правах с католиками, а также заставили короля отменить начавшие было проводиться реформы; Екатерина провозгласила себя гарантом «либерум вето». Ответом шляхты была «Барская конфедерация» (1768), развернувшая партизанскую войну против русских войск. Вскоре восстание было подавлено и восставшие сосланы в Сибирь; со своей стороны Австрия и Пруссия, ревниво наблюдавшие за утверждением России в Польше и воспользовавшиеся её затруднениями в войне с Турцией, потребовали свою долю.

Чрезвычайно влиятельное в Польше католическое духовенство подталкивало правительство к притеснению православной церкви и православных подданных. В 1717 году было запрещено совершение публичных богослужений, строительство новых и ремонт ветхих православных храмов, в 1736 году королём был издан универсал, согласно которому для рукоположения православного священника требовалось разрешение короля. В Петербург, к императорскому двору и в Синод русской православной церкви, поступали из Польши многочисленные жалобы и просьбы о заступничестве. В 1762 году присутствовавший на коронации Екатерины II епископ Могилевский Георгий (Конисский) в речи перед императрицей рассказал об ущемлении православных в Польше и просил заступиться. С другой стороны, прусское правительство, недовольное притеснением протестантов в Польше, предложило России разделить Польшу.

Разделы Речи Посполитой

В 1772 году произошёл первый раздел Речи Посполитой между Пруссией, Австрией и Россией, по которому к Австрии отошла Галиция, к Пруссии — Западная Пруссия, к России — часть Белоруссии (Гомель, Могилев, Витебск, Двинск).

Глухие годы, следовавшие за первым разделом, сменились новым общественным подъёмом в конце 1780-х годов. В 1787 году началась новая русско-турецкая война, и русские войска были выведены из Польши. Идея необходимости коренных реформ, способных обновить страну, охватила всё польское общество. В 1788 году начал работу так называемый «Четырёхлетний сейм», поставивший перед собой эту задачу. Была выработана конституция, которая должна была ликвидировать пагубный принцип «либерум вето», обуздать шляхетскую анархию, смягчить крепостное социальное неравенство, ввести основы гражданского общества и установить прочную и дееспособную централизованную власть.

Конституция 3 Мая (1791; первая в Европе) — явилась одной из первых в мире конституций. Её принятие вылилось в общенациональное торжество.

В том же 1791 году окончилась русско-турецкая война. Недовольные отменой «золотых вольностей» магнаты в поисках поддержки направились в Петербург и договорились о русской интервенции. Для оправдания интервенции ими был составлен акт конфедерации, но ложно помеченный Тарговицей (Торговица на современной территории Украины — имение одного из конфедератов), отчего конфедерация и получила название Тарговицкой.

Императрица Екатерина II двинула войска в Польшу. Началась ожесточенная борьба приверженцев новой конституции против конфедератов и русских интервентов. После победы русских войск конституция была отменена, установилась диктатура тарговицких конфедератов; одновременно в Польшу вошли и прусские войска, и Речь Посполита была разделена во второй раз (1793; только между Пруссией и Россией). В Гродно был созван сейм, на котором было провозглашено восстановление прежней конституции; Варшава и несколько других городов были заняты русскими гарнизонами; польская армия была резко сокращена.

В марте 1794 года началось национально-освободительное восстание Костюшко. Костюшко, провозглашённый в Кракове «руководителем восстания», разбил русский отряд при Рацлавицах и двинулся на Варшаву, где в результате восстания населения был уничтожен русский гарнизон; аналогичным образом восставшие взяли и Вильну. Летом поляки выдержали осаду Варшавы русско-прусскими войсками. Однако, осенью повстанцы потерпели ряд сокрушительных поражений. Вскрылось отсутствие поддержки восстания белорусским и украинским населением, опора восставших прежде всего на шляхту и часть горожан. Костюшко был разбит при Мацейовицах и попал в плен, предместье Варшавы Прага было штурмом взято Суворовым; Варшава капитулировала. После этого произошёл третий раздел (по договору, заключённому между Россией, Пруссией и Австрией в 1795 году) и Польша как государство была ликвидирована. Официальное независимое Польское государство было воссоздано только в XX веке, в ноябре 1918 года.

Варшавское герцогство (1807—1813)

Наполеон, разгромив Пруссию, из части принадлежавших ей польских земель создал вассальное по отношению к Франции Варшавское герцогство. Россия признала это княжество во главе с преданным Наполеону саксонским королём Фридрихом Августом и получила Белостокскую область. В 1809 году, после победной войны с Австрией (в которой участвовали и поляки), к Варшавскому герцогству была присоединена Малая Польша с Краковом.

Следующий раздел Польши произошел в 1814—1815 гг. на Венском конгрессе между Австрией, Пруссией и Россией. Большая часть бывшего Варшавского герцогства передавалась России, Познанщина отошла к Пруссии, Краков был объявлен «вольным городом». Венский конгресс декларировал предоставление автономии польским землям во всех трёх частях, но фактически это было выполнено только в России; однако в широких масштабах было образовано конституционное Царство Польское, что в значительной степени объясняется личными либеральными устремлениями Александра I.

Царство Польское (1815—1917)

27 ноября 1815 года Польша в составе России получила свою конституцию, связавшую Польшу и Россию личной унией и позволявшую Польше выбирать сейм, своё правительство и иметь собственную армию. Наместником Польши был назначен сначала старый соратник Костюшко генерал Иосиф Зайончек, затем брат царя — великий князь Константин Павлович. Конституция, относительно либеральная вначале, позже стала ограничиваться. В Польском сейме появилась легальная оппозиция, возникли тайные политические общества.

В ноябре 1830 года в Варшаве вспыхнуло ноябрьское восстание, подавив которое в 1831 году, Николай I отменил конституцию, предоставленную Польше в 1815 году.

После смерти Николая I с новой силой поднимается освободительное движение, которое теперь делится на два враждебных лагеря: «красных» (демократов и социалистов) и «белых» (аристократов). Общим требованием является восстановление конституции 1815 года. Осенью 1861 года для прекращения «беспорядков» в Польше введено военное положение. Назначенный наместником либеральный великий князь Константин Николаевич не мог справиться с ситуацией. Было решено объявить рекрутский набор и отправить в солдаты заранее намеченных «неблагонадёжных» молодых людей по особым спискам. Набор, в свою очередь, послужил сигналом для массового «Январского восстания» 1863 года. Восстание было подавлено, и в Царстве Польском устанавливается военный режим правления. Январское восстание привело Александра II к мысли лишить мятежную шляхту социальной опоры и для того провести крестьянскую реформу — в 1864 году принят Указ об устройстве крестьян Царства Польского, ликвидировавший остатки крепостничества и широко наделивший крестьян землей. Подавление Январского восстания дало толчок к развёртыванию политики ликвидации автономии царства Польского и более тесной интеграции Польши в состав Российской империи (смотри статью Русификация Польши).

Вступление на российский престол Николая II оживило надежды на либерализацию политики России в отношении Польши. В 1897 году император посетил Варшаву, где дал согласие на учреждение Политехнического университета и установку памятника Мицкевичу. Хотя правительство отказалось от дальнейшего углубления политики русификации, реальных сдвигов в сторону либерализации положения в стране также не произошло.

В 1897 году на основе «Лиги народовой» была создана Национально-демократическая партия Польши, которая хотя и имела своей стратегической целью восстановление независимости Польши, боролась прежде всего против русификационных законов и за восстановление автономии Польши. Национал-демократическая партия вскоре стала ведущей политической силой царства Польского и приняла участие в деятельности Российской государственной думы (фракция Польское коло).

Во время Революции 1905—1907 годов в России в Царстве Польском также происходили революционные выступления. Всё большее влияние приобретала Польская социалистическая партия Юзефа Пилсудского, которая организовала целый ряд забастовок и стачек на промышленных предприятиях царства Польского. Во время русско-японской войны 1904—1905 годов Пилсудский посетил Японию, где пытался добиться финансирования восстания в Польше и организации польских легионов для участия в войне против России. Против этого выступали национал-демократы Романа Дмовского. Тем не менее, Пилсудскому удалось заручиться поддержкой Японии в закупке вооружения, а в 1904 году он создал Боевую организацию Польской социалистической партии, которая на протяжении следующих лет осуществила несколько десятков террористических актов и нападений на российские учреждения и организации, из которых наиболее известно Безданское ограбление 1908 года. Только в 1906 году боевиками Пилсудского было убито 336 российских чиновников и военнослужащих.

Польские земли в составе Пруссии и Австрии

На польских землях в составе Пруссии проводилась интенсивная германизация, закрывались польские школы. В 1846 году произошло неудачное Познанское восстание, а в 1848 году — ещё одно. В 1863 году Россия и Пруссия заключили Альвенслебенскую конвенцию о помощи друг другу в борьбе с польским национальным движением.

В октябре 1835 года Россия, Австрия и Пруссия подписали тайное соглашение, предусматривавшее оккупацию Кракова в случае проведения там польских сепаратистских акций. В феврале 1836 года для этого представился повод, и в Краков вошли австрийские, а позднее — русские и прусские войска. Позднее в результате дипломатического давления Франции и Англии Пруссия и Россия вывели свои войска из города, но австрийская оккупация продлилась до 1841 года. В 1846 г. в Кракове вспыхнуло восстание, разгром которого привёл к тому, что город был лишён своей независимости и его территория 16 ноября 1846 года была присоединена к Австрийской империи. На территории австрийской Галиции восстание 1846 года получило более широкий размах, но здесь повстанцев опередили инспирированные австрийскими властями крестьянские выступления.

В 1861 году был создан краевой сейм Галиции для решения вопросов местной жизни провинции, в котором преобладали поляки; школы, учреждения и суды использовали польский язык, а Ягеллонский (в Кракове) и Львовский университеты стали всепольскими культурными центрами.

Первая мировая война

После начала Первой мировой войны 14 августа 1914 года Николай II пообещал после победы в войне объединить Царство Польское с польскими землями, которые будут отняты у Германской империи и Австро-Венгрии, в автономное государство в рамках Российской империи.

Война создала ситуацию, при которой поляки, российские подданные, сражались против поляков, служивших в австро-венгерской и германской армиях. Пророссийская Национально-демократическая партия Польши во главе с Романом Дмовским считала Германию главным врагом Польши, её сторонники считали необходимым объединение всех польских земель под российским контролем с получением статуса автономии в составе Российской империи. Антироссийски же настроенные сторонники Польской социалистической партии (ППС) полагали, что путь к независимости Польши лежит через поражение России в войне. За несколько лет до начала Первой мировой войны лидер ППС Юзеф Пилсудский начал военное обучение польской молодежи в австро-венгерской Галиции. После начала войны он сформировал польские легионы в составе австро-венгерской армии.

В 1915 году территория российской Польши была оккупирована Германией и Австро-Венгрией.

Регентское Королевство Польское

5 ноября 1916 года германский и австро-венгерский императоры опубликовали манифест о создании самостоятельного Королевства Польского в российской части Польши. В связи с отсутствием короля его полномочия исполнял Регентский совет.

После Февральской революции в России Временное правительство России 16 (29) марта 1917 года объявило о том, что будет содействовать созданию Польского государства на всех землях, населенных в большинстве поляками при условии заключении им с Россией «свободного военного союза».

Во Франции в августе 1917 года был создан Польский национальный комитет (ПНК) во главе с Романом Дмовским и Игнацы Падеревским; там же была сформирована польская «голубая армия» во главе с Юзефом Халлером.

6 октября 1918 года Регентский совет Польши объявил о создании независимого польского государства, а 14 ноября, после капитуляции Германии и распада Австро-Венгрии, передал Юзефу Пилсудскому всю полноту власти в стране.

В это время вспыхнула польско-украинская война между польскими формированиями и силами другого новообразованного государства — Западно-Украинской народной республики (ЗУНР) на территории Галиции, вылившийся в широкомасштабные боевые действия, которые продолжались с 1 ноября 1918 года по 17 июля 1919 года.

27 декабря 1918 года поляки германской провинции Позен подняли Великопольское восстание, после которого до середины 1919 года провинция стала независимым государством со своей валютой и армией.

Республика Польша (II Речь Посполитая) (1918—1939)

26 января 1919 года состоялись выборы в сейм, новый состав которого утвердил Пилсудского главой государства.

Версальский мирный договор в 1919 году передал Польше большую часть германской провинции Позен, а также часть и Померании, что дало стране выход к Балтийскому морю; Данциг (Гданьск) получил статус «вольного города».

В Силезии в 1919—1921 годах произошли три восстания поляков против германских властей. В 1922 году после плебисцита, проведённого в Верхней Силезии, на котором часть жителей (поляки) высказались за вхождение в состав Польши, а часть (немцы) предпочли жить в Германии, Лига Наций сочла разумным разделить этот регион на части, в соответствии с предпочтениями жителей. Восточная часть образовала автономное в составе Польши Силезское воеводство (Autonomiczne Województwo Śląskie).

Польско-украинская война закончилась полным разгромом ЗУНР. В 1919 году началась советско-польская война, которая шла с переменным успехом. В начале поляки захватили Минск и Киев и продвинулись вглубь Украины и Белоруссии. Затем советские войска перешли в контрнаступление и дошли до Вислы, но им не удалось взять хорошо укреплённые Львов и Варшаву. Произошло «чудо на Висле» — Красная армия потерпела поражение. Всего за войну в польский плен попали до 200 тысяч красноармейцев, из которых по различным оценкам намеренно уничтожены, погибли от голода, издевательств охраны и болезней до 80 тысяч. Война фактически была проиграна Советской Россией, и по Рижскому мирному договору 1921 года западная часть украинских и белорусских земель отошли к Польше.

На конференции послов 28 июля 1920 была согласована южная граница Польши. Тешинская область была разделены между Польшей и Чехословакией.

В октябре 1920 года польские войска захватили часть Литвы с городом Вильно (Вильнюсом). Присоединение этого города к Польше было одобрено 10 февраля 1922 региональной ассамблеей.

В 1926 году после государственного переворота в Польше был установлен авторитарный санационный режим во главе с Юзефом Пилсудским. Был создан концентрационный лагерь в Березе Картузской, прошёл Брестский процесс) над оппозиционерами, был объявлен вне закона Лагерь Великой Польши (польск. Obóz Wielkiej Polski), а также Национально-радикальный лагерь, были введены ограничения свободы печати и собраний.

15 июня 1931 года СССР и Польша заключили Договор о дружбе и торговом сотрудничестве. 25 января 1932 года СССР и Польша подписали Договор о ненападении.

26 января 1934 года Польша и Германия подписали Пакт о ненападении сроком на 10 лет. 4 ноября 1935 года Польша и Германия подписали Соглашение об экономическом сотрудничестве.

В апреле 1935 года, незадолго до смерти Пилсудского, в Польше была принята новая Конституция, в которую вошли основные принципы Санации: сильное централизованное государство с президентской системой правления.

В 1938 году (после Мюнхенского соглашения) Польша отобрала у Чехословакии Тешинскую область.

21 марта 1939 года Германия потребовала от Польши передать ей вольный город Данциг (с 1945 года — Гданьск), вступить в Антикоминтерновский пакт и открыть для неё «польский коридор» (создан после Первой мировой войны для обеспечения выхода Польши к Балтийскому морю). Польша отвергла все требования Германии.

28 марта 1939 года Гитлер разорвал Пакт о ненападении с Польшей.

23 августа 1939 года подписан Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом, в прилагавшемся к нему секретном дополнительном протоколе стороны договорились о разделе сфер обоюдных интересов в Восточной Европе. В соответствии с протоколом граница сфер интересов в Польше проходила к западу от этнически обоснованной «линии Керзона», доходя до правобережной части Варшавы. После заключения Договора о дружбе и границе между СССР и Германией 28 сентября 1939 линия раздела сфер интересов значительно сместилась к востоку; с «Линией Керзона» она стала совпадать только после Второй мировой войны.

Вторая мировая война

1 сентября 1939 года войска Третьего рейха вторглись на территорию Польши. К 16 сентября немцы вышли на линию Осовец — Белосток — Бельск — Каменец-Литовск — Влодава — Владимир-Волынский — Замосць — Львов — Самбор в 150—200 км от советской границы. Варшава была окружена. 3 сентября были убиты около 2000 граждан польского города Быдгощ, немцев по национальности. До сих пор не выяснено, кто стрелял в мирных жителей. По одной версии, это были польские партизаны. По другой версии, в городе произошли столкновения немецких диверсантов, которым оказали некоторую поддержку местные жители немецкого происхождения, с частями регулярной польской армии. 19 сентября были интернированы бежавшие в Румынию в ночь на 18 сентября президент Польши Игнаций Мосцицкий и польское правительство.

17 сентября в Польшу вошли советские войска и заняли Западную Белоруссию, Западную Украину, а также Виленскую область — несмотря на то, что польские войска сражались с немцами и удалились на восток. 27 сентября Варшава пала. 5 октября капитулировало последнее крупное польское соединение — группировка генерала Клееберга.

При очередном разделе Польши этнически преимущественно непольские территории Западной Украины и Западной Белоруссии были присоединены к Украинской ССР и Белорусской ССР. Проживавшие на этих территориях этнические поляки в 1939—1941 были частично депортированы в Казахстан и Сибирь. Виленская область была передана Литве. Германия получила этнически польскую территорию, причём части, входившие ранее в состав Пруссии (Познанщина, Поморье), были включены в состав Германии, значительная часть польского населения была изгнана. На остальных территориях, получивших название «Генерал-губернаторство», была организована оккупационная администрация.

На бывших территориях Польши, полностью оккупированных немцами, был запрещён польский язык, закрыта вся польская пресса, арестовано почти всё духовенство, закрыты все польские вузы и средние школы, ликвидированы польские культурные учреждения; велась планомерная политика по замене польских названий, методично уничтожались польская интеллигенция и госслужащие. Поляки потеряли около 2 млн человек, не являвшихся военнослужащими, включая 45 % врачей, 57 % юристов, 40 % профессорско-преподавательского состава вузов, 30 % инженеров, 18 % священников, почти всех журналистов. Считается, что всего в ходе Второй мировой войны Польша потеряла более 20 % своего населения — около 6 млн человек.

Во время Второй мировой войны на территории Польши действовало движение сопротивления, состоявшее из разнородных групп, зачастую имевших противоположные цели и подчинявшихся разным руководящим центрам: Армия крайова, действовавшая под руководством правительства Польши в изгнании, которая организовала Варшавское восстание 1944 года; Гвардия Людова (с 1944 — Армия людова) — военная организация польской компартии; созданные крестьянской партией Батальоны Хлопске и т. д.; действовали также еврейские боевые организации, организовавшие Восстание в Варшавском гетто в апреле 1943 года.

30 июля 1941 года, после нападения Германии, СССР признал «лондонское» правительство в изгнании; на советской территории были сформированы из польских граждан подчинённые ему войсковые части, в 1942 году выведенные из СССР и впоследствии отличившиеся в боях в Италии (см. Армия Андерса). 25 апреля 1943 года СССР порвал отношения с «лондонским» правительством из-за его антисоветской позиции в связи с Катынским расстрелом. После этого из оставшихся в СССР польских граждан была создана 1-ю пехотную дивизию Войска польского им. Тадеуша Костюшко под командованием полковника Зыгмунта Берлинга, дезертировавшего из польской армии Андерса и приговорённого за это польским судом к смерти.

Поражение немцев в Белоруссии в июне — июле 1944 года, казалось бы, создало предпосылки для скорого освобождения Польши. Вместе с частями Советской армии к границам Польши продвигалась и 1-я армия Войска Польского под командованием З.Берлинга. 20 июля Красная армия пересекла «линию Керзона», а уже на следующий день был создан «Польский комитет национального освобождения», руководимый коммунистами (Люблинский комитет), взявший на себя при советской поддержке функции временного правительства (тогда как именно «лондонское» правительство в изгнании было легитимным представителем польской государственности).

Части Красной армии подходили к Варшаве; 1 августа в Варшаве, по приказу «лондонского правительства» началось восстание, руководимое Армией крайовой и возглавляемое её командующим генералом Бур-Коморовским, с целью освободить Варшаву до прихода советских войск, чтобы подчеркнуть независимость польского государства, привести к власти Правительство в изгнании, заставить власти СССР признать эмигрантское правительство и не допустить прихода к власти Польского комитета национального освобождения. Варшавское восстание в военном отношении было направлено против немцев, политически — против СССР, Польского комитета национального освобождения и демонстративно — против политики западных союзников. Тем временем немцы перешли в контратаку под Варшавой, и Рокоссовский (за несколько часов до начала восстания в Варшаве) был вынужден отдать приказ наступавшей на город 2-й танковой дивизии перейти к обороне. Со своей стороны Сталин оставил без внимания план Жукова — Рокоссовского, предполагавший возобновление наступления после перегруппировки, а после обращения поддерживавшего «лондонское правительство» У. Черчилля не позволил использовать советские аэродромы для помощи повстанцам. (На самом деле 9 сентября 1944 года СССР согласился предоставить воздушный коридор и 18 сентября 1944 года в рамках операции «Фрэнтик» была проведена акция по сбросу военных грузов, в которой участвовали 105 американских бомбардировщиков и 62 истребителя. Основная часть сброшенных грузов оказалась у немцев. В дальнейшем вылеты на Варшаву с целью снабжения восставших западными союзниками не осуществлялись). Немцы жестоко подавили восстание, на 70 % уничтожив город и его жителей. Наступление Красной армии возобновилось 12 января 1945 года; 17 января Варшава была освобождена Красной армией, а к началу февраля была освобождена от немцев почти вся Польша.

Во время войны в Польше происходили массовые убийства еврейского населения немцами (Холокост в Польше). Последний крупный еврейский погром произошёл в 1946 году в Кельце и в нём участвовали польские полицейские и военные. Холокост и антисемитская атмосфера послевоенных лет вызвали новый виток эмиграции евреев из Польши.

В 1945 г. Польша вернула Чехословакии Тешинскую область, захваченную в 1938 году.

Польская Народная Республика (1944—1989)

В то время, когда Красная Армия перешла Западный Буг, в СССР находилась делегация Крайовой Рады Народовой, имевшая полномочия Польской рабочей партии и близких к ней идеологических партий. 21 июля 1944 года в Москве был создан Польский комитет национального освобождения из представителей левых партий под руководством ППР. Польский комитет национального освобождения принял на себя функции временного правительства Польши. Этому комитету было подчинено Войско Польское и создаваемая на занятых Красной Армией территориях гражданская милиция.31 декабря 1944 года был принят декрет о преобразовании ПКНО во Временное правительство Польской Республики (Rząd Tymczasowy Rzeczypospolitej Polskiej). 31 декабря 1944 года Крайова Рада Народова провозгласила ПКНО Временным правительством Польской республики, на этом же заседании пост председателя КРН был преобразован в пост президента республики. 4 января 1945 Сов. Союз признал Врем. нац. пр-во Польской республики. Союзники, поняв, что настоять на возвращении власти в Польше «лондонскому» правительству им не удастся, на Ялтинской конференции пошли на компромиссный вариант, согласно которому формировалось правительство с участием как «лондонских», так и «люблинских» поляков, которое должно было провести свободные выборы. Однако «Временное правительство национального единства», сформированное в июне 1945 года и признанное союзниками, де-факто оказалось под контролем коммунистов, и выборы, проведённые им в январе 1947 года, легитимизировали установившийся в Польше режим, который возглавлялся Польской объединённой рабочей партией под руководством Болеслава Берута. При этом в Лондоне вплоть до 1990 года продолжало существовать Польское «правительство» в изгнании.

Часть бойцов Армии крайовой в 1945 году вступила в вооружённую борьбу с коммунистическим режимом, установившимся в Польше, которую вела созданная 7 мая 1945 года подпольная организация Delegatura Sił Zbrojnych (DSZ), a с сентября 1945 года по 1948 год — подпольная организация Wolność i Niezawisłość (WiN). К 1956 году вооружённое сопротивление прекратилось.

В августе 1945 на Потсдамской конференции было достигнуто соглашение о том, что южная часть Восточной Пруссии и территории Германии восточнее рек Одер и Нейсе (Померания, Нижняя Силезия и часть Бранденбурга) передаются Польше. С этих территорий было изгнано в Германию немецкое население, причем это зачастую сопровождалось насилиями и грабежами.

6 июля 1945 года между Временным правительством национального единства и правительством СССР было заключено соглашение об обмене населением между Польшей и СССР: лица польской и еврейской национальности, бывшие гражданами довоенной Польши и проживающие в СССР получили право на выезд в Польшу, а лица русской, украинской, белорусской, русинской и литовской национальностей, проживающие на территории Польши, должны были переселиться в СССР (смотри также статью Выселение украинцев из Польши в УССР). По состоянию на 31 октября 1946 г. из Польши в СССР переселилось около 518 тыс. чел., а из СССР в Польшу — около 1 090 тыс. чел. (по другим данным, 1 526 тыс. чел.)

16 августа 1945 года в Москве был подписан договор между СССР и Польшей о советско-польской границе, по которому ряд территорий (в частности Белостокскую область) СССР передал Польше.

В 1947 г. в рамках операции «Висла» проводилось принудительное переселение в западные и северо-западные воеводства ПНР проживавших на юго-востоке Польши украинцев, русинов, лемков, и смешанных семей, которые, по информации органов безопасности составляли хозяйственную, мобилизационную и социальную базу для ОУН(б) и УПА, которые боролись с переселением украинцев в СССР. До 29 июля 1947 г. в пять западных и северо-западных воеводств было переселено 137 833 человека — из них в Щецинское — 46 118 чел.; в Ольштынское — 58 367 чел.

В 1951 г. состоялся обмен участками территорий между Польшей и СССР (УССР), причем население передаваемых территорий перед этим было отселено вглубь соответствующих государств.

Уничтожение евреев, послевоенное выселение немцев из присоединённых к Польше немецких земель, а также установление новых границ с СССР и обмен с ним населением сделали Польшу практически моноэтничным государством.

В марте 1956 года, после ХХ съезда КПСС, Болеслав Берут умирает в Москве. К руководству партией приходит Эдвард Охаб, занимавший пост первого секретаря ЦК ПОРП с марта по октябрь 1956 года. В октябре 1956 года первым секретарем ЦК ПОРП был избран Владислав Гомулка, сам недавно освобождённый из тюрьмы. Гомулке удалось урегулировать ситуацию, а вспыхнувшее восстание в Будапеште переключило внимание Москвы на Венгрию.

Тенденция либерализации, связанная с первым десятилетием правления Гомулки, закончилась в 1968 году, после подавления студенческих демонстраций и провозглашения шовинистической «антисионистской» кампании, в результате которой большинство остававшихся в Польше евреев вынуждено было покинуть страну. В декабре 1970 года, после повышения цен на товары народного потребления и вызванных этим забастовок и массовых волнений в Гданьске, Гдыне и Щецине, Гомулка был сменён Эдвардом Гереком.

В 1976 волна забастовок прокатилась по Варшаве и Радому. Оппозиционно настроенных рабочих и интеллигенцию леводемократического направления связывала созданная в 1976 структура Комитет общественной самозащиты — Комитет защиты рабочих (КОС-КОР). Её возглавляли Яцек Куронь, Кароль Модзелевский и Адам Михник. В Гданьске и Щецине действовали Свободные профсоюзы Побережья, наиболее известными лидерами которых были Лех Валенса и Анджей Гвязда. В Варшаве, Кракове, Познани, Вроцлаве и Торуни сформировались Клубы католической интеллигенции (КИК), наиболее видной фигурой которых стал Тадеуш Мазовецкий. Особняком стояла Конфедерация независимой Польши, созданная 1 сентября 1979 и связанная с польской антикоммунистической эмиграцией (организация «Свободная Польша» базировалась в США).

Правительство Герека активно брало кредиты как и на Западе, так и в СССР, что первоначально способствовало росту экономики, но к концу 1970-х годов, сделав долговое бремя непосильным (к 1980 году долг достиг 20 миллиардов долларов), ввергло страну в социально-экономический кризис. С началом кризиса совпало избрание краковского кардинала Войтылы римским папой (под именем Иоанна Павла II (октябрь 1978 года), что крайне наэлектризовало страну, так как в Польше католическая церковь являлась силой и оплотом сопротивления властям.

1 июля 1980 года правительство из-за необходимости выплаты долгов ввело режим всемерной экономии и повысило цены на мясо. Прокатившаяся волна забастовок фактически парализовала к концу августа балтийское побережье, впервые закрылись угольные шахты Силезии. Правительство вынуждено было пойти на уступки бастующим. 31 августа 1980 года рабочие верфи им. Ленина в Гданьске, которых возглавлял электрик Лех Валенса, подписали с правительством «соглашение из 21 пункта», после этого забастовка была прекращена; аналогичные соглашения были подписаны в Щецине и Силезии. Ключевыми условиями этих соглашений была гарантия прав рабочих на создание независимых профсоюзов и на забастовки. После этого возникло и приобрело огромное влияние новое общенациональное движение «Солидарность», лидером которого стал Валенса. После этого Герек был заменён на посту первого секретаря Станиславом Каней.

Недовольство нарастало, подпитываемое разоблачениями в коррупции и некомпетентности властей. Правительство утрачивало контроль над ситуацией. В феврале 1981 года министр обороны генерал Войцех Ярузельский был назначен премьер-министром, а в октябре — генеральным секретарём партии, сосредоточив в своих руках три поста наивысшего государственного значения.

12-13 декабря] 1981 года Ярузельский ввёл военное положение (действовавшее до июля 1983 года). Все активисты «Солидарности», которые не сумели скрыться, были интернированы.

Современная Польша (III Речь Посполитая) (с 1989)

Политика перестройки, проводимая Горбачевым, ослабила влияние СССР на Польшу, что привело к переменам в стране.

В 1988 году «Солидарность» сумела инициировать общенациональную забастовку и вынудить Войцеха Ярузельского сесть за стол переговоров. В сентябре 1988 года представители правительства провели первые встречи с Лехом Валенсой, на которых было достигнуто соглашение о созыве «круглого стола» между правительством и оппозицией. Круглый стол начал работу 6 февраля 1989 года. 4 апреля он завершился подписанием соглашения, главными пунктами которого было: проведение свободных выборов, введение поста президента и верхней палаты сейма (Сенат). На выборах, состоявшихся 4 июня, «Солидарность» получила 99 % мест в Сенате и 35 % мест в сейме, после чего она сформировала правительство, которое возглавили премьер Тадеуш Мазовецкий и вице-премьер и министр финансов Лешек Бальцерович, начавшее рыночные и демократические реформы: либерализацию цен и приватизацию госсобственности. Президентом страны стал Ярузельский.

1990—1995 годы — эпоха Валенсы. Польские коммунисты приняли имя социал-демократов. После парламентских выборов 1993 года было сформировано коалиционное правительство Союза демократических левых сил, Польской крестьянской партии и др. Начиная с 1992 года стал быстро расти ВНП, были созданы основные рыночные институты.

1995—2005 годы — эпоха Квасьневского. В 1999 году Польша вступила в блок НАТО и поддержала Бомбардировки Югославии (1999 год), интервенцию блока в Афганистан (2001) и Ирак (2003). В 2004 году Польша вступила в Европейский союз.

2005—2010 годы — президент Польши Лех Качиньский (погиб в 2010), премьер с ноября 2007 года — Дональд Туск. В апреле 2010 года в авиакатастрофе погибли президент Лех Качиньский и часть польской политической и военной элиты. Исполняющим обязанности президента стал маршал сейма (председатель нижней палаты Польского парламента) Бронислав Коморовский. В июле 2010 года Бронислав Коморовский был избран президентом страны. С 2015 года президент страны — Анджей Дуда.

См. также

• Среднеднепровская культура
• Курганная гипотеза
• Курганная культура
• Культура курганных погребений
• Монгольские завоевания 1279 года
• Болеслав V Стыдливый
• Советско-польская война

Литература

• Большаков А. Конституционный кризис в Польше: краткий очерк // «Сигма», 28 апреля 2016, syg.ma/@bolshakov/konstitutsionnyi-krizis-v-polshie-kratkii-ochierk
• Бандтке К. С. [runivers.ru/lib/book4330/ История государства Польского: В 2 т] = Dzieje narodu polskiego. — СПб.: Тип. Имп. Российской Академии, 1830.
• Бобржинский М. [runivers.ru/lib/book3552/ Очерк истории Польши: В 2 т]. — 3-е изд. — СПб.: Издание Л. Ф. Пантелеева, 1888-1891.
• [www.world-history.ru/countries/401.html Всемирная история Польши]
• [www.rawicz.by.ru История Польши]
• [polska.ru/polska/historia/ Материалы по истории Польши]
• Любавский М. К. [runivers.ru/lib/book3091/9735/ История западных славян (прибалтийских, чехов и поляков)]. — М.: Товарищество скоропечатни А. А. Левенсон, 1917. — 473 с.
• [bbb.livejournal.com/1269125.html Н. В. Петров «Роль МГБ СССР в советизации Польши (проведение референдума и выборов в Сейм в 1946-47 гг.»)]
• Польша, история // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Польша в ХХ веке. Очерки политической истории. М.: «Индрик», 2012. — 952 с. ISBN 978-5-91674-213-8

Ссылки

• [scepsis.ru/library/id_1512.html Заметки Бормана о беседе, состоявшейся 2 октября 1940 года на квартире у Гитлера, об Обращении с польским населением.]
• [youtube.com/watch?v=2DrXgj1NwN8 Анимационная история Польши] на YouTube. Автор — Tomasz Bagiński.

Отрывок, характеризующий История Польши

– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.
– Какое понятие вы имеете о франк масонстве?
– Я подразумеваю, что франк масонство есть fraterienité [братство]; и равенство людей с добродетельными целями, – сказал Пьер, стыдясь по мере того, как он говорил, несоответственности своих слов с торжественностью минуты. Я подразумеваю…
– Хорошо, – сказал ритор поспешно, видимо вполне удовлетворенный этим ответом. – Искали ли вы средств к достижению своей цели в религии?
– Нет, я считал ее несправедливою, и не следовал ей, – сказал Пьер так тихо, что ритор не расслышал его и спросил, что он говорит. – Я был атеистом, – отвечал Пьер.
– Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; следовательно, вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? – сказал ритор после минутного молчания.
– Да, да, – подтвердил Пьер.
Ритор прокашлялся, сложил на груди руки в перчатках и начал говорить:
– Теперь я должен открыть вам главную цель нашего ордена, – сказал он, – и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его. Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, – сказал он и вышел из комнаты.
– Противоборствовать злу, царствующему в мире… – повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя – исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.
Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество , и щедрость , и добронравие , и любовь к человечеству , и в особенности повиновение , которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.
В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.
– Я готов на всё, – сказал Пьер.
– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.
Молчание это было прервано одним из братьев, который, подведя Пьера к ковру, начал из тетради читать ему объяснение всех изображенных на нем фигур: солнца, луны, молотка. отвеса, лопаты, дикого и кубического камня, столба, трех окон и т. д. Потом Пьеру назначили его место, показали ему знаки ложи, сказали входное слово и наконец позволили сесть. Великий мастер начал читать устав. Устав был очень длинен, и Пьер от радости, волнения и стыда не был в состоянии понимать того, что читали. Он вслушался только в последние слова устава, которые запомнились ему.
«В наших храмах мы не знаем других степеней, – читал „великий мастер, – кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое нибудь различие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастье с ближним твоим, и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой величества“.
Кончил он и привстав обнял Пьера и поцеловал его. Пьер, с слезами радости на глазах, смотрел вокруг себя, не зная, что отвечать на поздравления и возобновления знакомств, с которыми окружили его. Он не признавал никаких знакомств; во всех людях этих он видел только братьев, с которыми сгорал нетерпением приняться за дело.
Великий мастер стукнул молотком, все сели по местам, и один прочел поучение о необходимости смирения.
Великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько записывали другие.
Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.


На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.
– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.
Князь Василий внушительно взглянул на Пьера. – Мне из хороших источников известно, что вдовствующая императрица принимает живой интерес во всем этом деле. Ты знаешь, она очень милостива к Элен.
Несколько раз Пьер собирался говорить, но с одной стороны князь Василий не допускал его до этого, с другой стороны сам Пьер боялся начать говорить в том тоне решительного отказа и несогласия, в котором он твердо решился отвечать своему тестю. Кроме того слова масонского устава: «буди ласков и приветлив» вспоминались ему. Он морщился, краснел, вставал и опускался, работая над собою в самом трудном для него в жизни деле – сказать неприятное в глаза человеку, сказать не то, чего ожидал этот человек, кто бы он ни был. Он так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности князя Василия, что и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он чувствовал, что от того, что он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая судьба его: пойдет ли он по старой, прежней дороге, или по той новой, которая так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что найдет возрождение к новой жизни.
– Ну, мой милый, – шутливо сказал князь Василий, – скажи же мне: «да», и я от себя напишу ей, и мы убьем жирного тельца. – Но князь Василий не успел договорить своей шутки, как Пьер с бешенством в лице, которое напоминало его отца, не глядя в глаза собеседнику, проговорил шопотом:
– Князь, я вас не звал к себе, идите, пожалуйста, идите! – Он вскочил и отворил ему дверь.
– Идите же, – повторил он, сам себе не веря и радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице князя Василия.
– Что с тобой? Ты болен?
– Идите! – еще раз проговорил дрожащий голос. И князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
Через неделю Пьер, простившись с новыми друзьями масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья. Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали писать ему и руководить его в его новой деятельности.


Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.
Анна Павловна по прежнему давала у себя в свободные дни такие вечера, как и прежде, и такие, какие она одна имела дар устроивать, вечера, на которых собиралась, во первых, la creme de la veritable bonne societe, la fine fleur de l'essence intellectuelle de la societe de Petersbourg, [сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества,] как говорила сама Анна Павловна. Кроме этого утонченного выбора общества, вечера Анны Павловны отличались еще тем, что всякий раз на своем вечере Анна Павловна подавала своему обществу какое нибудь новое, интересное лицо, и что нигде, как на этих вечерах, не высказывался так очевидно и твердо градус политического термометра, на котором стояло настроение придворного легитимистского петербургского общества.
В конце 1806 года, когда получены были уже все печальные подробности об уничтожении Наполеоном прусской армии под Иеной и Ауерштетом и о сдаче большей части прусских крепостей, когда войска наши уж вступили в Пруссию, и началась наша вторая война с Наполеоном, Анна Павловна собрала у себя вечер. La creme de la veritable bonne societe [Сливки настоящего хорошего общества] состояла из обворожительной и несчастной, покинутой мужем, Элен, из MorteMariet'a, обворожительного князя Ипполита, только что приехавшего из Вены, двух дипломатов, тетушки, одного молодого человека, пользовавшегося в гостиной наименованием просто d'un homme de beaucoup de merite, [весьма достойный человек,] одной вновь пожалованной фрейлины с матерью и некоторых других менее заметных особ.
Лицо, которым как новинкой угащивала в этот вечер Анна Павловна своих гостей, был Борис Друбецкой, только что приехавший курьером из прусской армии и находившийся адъютантом у очень важного лица.
Градус политического термометра, указанный на этом вечере обществу, был следующий: сколько бы все европейские государи и полководцы ни старались потворствовать Бонапартию, для того чтобы сделать мне и вообще нам эти неприятности и огорчения, мнение наше на счет Бонапартия не может измениться. Мы не перестанем высказывать свой непритворный на этот счет образ мыслей, и можем сказать только прусскому королю и другим: тем хуже для вас. Tu l'as voulu, George Dandin, [Ты этого хотел, Жорж Дандэн,] вот всё, что мы можем сказать. Вот что указывал политический термометр на вечере Анны Павловны. Когда Борис, который должен был быть поднесен гостям, вошел в гостиную, уже почти всё общество было в сборе, и разговор, руководимый Анной Павловной, шел о наших дипломатических сношениях с Австрией и о надежде на союз с нею.
Борис в щегольском, адъютантском мундире, возмужавший, свежий и румяный, свободно вошел в гостиную и был отведен, как следовало, для приветствия к тетушке и снова присоединен к общему кружку.
Анна Павловна дала поцеловать ему свою сухую руку, познакомила его с некоторыми незнакомыми ему лицами и каждого шопотом определила ему.
– Le Prince Hyppolite Kouraguine – charmant jeune homme. M r Kroug charge d'affaires de Kopenhague – un esprit profond, и просто: М r Shittoff un homme de beaucoup de merite [Князь Ипполит Курагин, милый молодой человек. Г. Круг, Копенгагенский поверенный в делах, глубокий ум. Г. Шитов, весьма достойный человек] про того, который носил это наименование.
Борис за это время своей службы, благодаря заботам Анны Михайловны, собственным вкусам и свойствам своего сдержанного характера, успел поставить себя в самое выгодное положение по службе. Он находился адъютантом при весьма важном лице, имел весьма важное поручение в Пруссию и только что возвратился оттуда курьером. Он вполне усвоил себе ту понравившуюся ему в Ольмюце неписанную субординацию, по которой прапорщик мог стоять без сравнения выше генерала, и по которой, для успеха на службе, были нужны не усилия на службе, не труды, не храбрость, не постоянство, а нужно было только уменье обращаться с теми, которые вознаграждают за службу, – и он часто сам удивлялся своим быстрым успехам и тому, как другие могли не понимать этого. Вследствие этого открытия его, весь образ жизни его, все отношения с прежними знакомыми, все его планы на будущее – совершенно изменились. Он был не богат, но последние свои деньги он употреблял на то, чтобы быть одетым лучше других; он скорее лишил бы себя многих удовольствий, чем позволил бы себе ехать в дурном экипаже или показаться в старом мундире на улицах Петербурга. Сближался он и искал знакомств только с людьми, которые были выше его, и потому могли быть ему полезны. Он любил Петербург и презирал Москву. Воспоминание о доме Ростовых и о его детской любви к Наташе – было ему неприятно, и он с самого отъезда в армию ни разу не был у Ростовых. В гостиной Анны Павловны, в которой присутствовать он считал за важное повышение по службе, он теперь тотчас же понял свою роль и предоставил Анне Павловне воспользоваться тем интересом, который в нем заключался, внимательно наблюдая каждое лицо и оценивая выгоды и возможности сближения с каждым из них. Он сел на указанное ему место возле красивой Элен, и вслушивался в общий разговор.
– Vienne trouve les bases du traite propose tellement hors d'atteinte, qu'on ne saurait y parvenir meme par une continuite de succes les plus brillants, et elle met en doute les moyens qui pourraient nous les procurer. C'est la phrase authentique du cabinet de Vienne, – говорил датский charge d'affaires. [Вена находит основания предлагаемого договора до того невозможными, что достигнуть их нельзя даже рядом самых блестящих успехов: и она сомневается в средствах, которые могут их нам доставить. Это подлинная фраза венского кабинета, – сказал датский поверенный в делах.]
– C'est le doute qui est flatteur! – сказал l'homme a l'esprit profond, с тонкой улыбкой. [Сомнение лестно! – сказал глубокий ум,]
– Il faut distinguer entre le cabinet de Vienne et l'Empereur d'Autriche, – сказал МorteMariet. – L'Empereur d'Autriche n'a jamais pu penser a une chose pareille, ce n'est que le cabinet qui le dit. [Необходимо различать венский кабинет и австрийского императора. Австрийский император никогда не мог этого думать, это говорит только кабинет.]
– Eh, mon cher vicomte, – вмешалась Анна Павловна, – l'Urope (она почему то выговаривала l'Urope, как особенную тонкость французского языка, которую она могла себе позволить, говоря с французом) l'Urope ne sera jamais notre alliee sincere. [Ах, мой милый виконт, Европа никогда не будет нашей искренней союзницей.]
Вслед за этим Анна Павловна навела разговор на мужество и твердость прусского короля с тем, чтобы ввести в дело Бориса.
Борис внимательно слушал того, кто говорит, ожидая своего череда, но вместе с тем успевал несколько раз оглядываться на свою соседку, красавицу Элен, которая с улыбкой несколько раз встретилась глазами с красивым молодым адъютантом.
Весьма естественно, говоря о положении Пруссии, Анна Павловна попросила Бориса рассказать свое путешествие в Глогау и положение, в котором он нашел прусское войско. Борис, не торопясь, чистым и правильным французским языком, рассказал весьма много интересных подробностей о войсках, о дворе, во всё время своего рассказа старательно избегая заявления своего мнения насчет тех фактов, которые он передавал. На несколько времени Борис завладел общим вниманием, и Анна Павловна чувствовала, что ее угощенье новинкой было принято с удовольствием всеми гостями. Более всех внимания к рассказу Бориса выказала Элен. Она несколько раз спрашивала его о некоторых подробностях его поездки и, казалось, весьма была заинтересована положением прусской армии. Как только он кончил, она с своей обычной улыбкой обратилась к нему:
– Il faut absolument que vous veniez me voir, [Необходимо нужно, чтоб вы приехали повидаться со мною,] – сказала она ему таким тоном, как будто по некоторым соображениям, которые он не мог знать, это было совершенно необходимо.
– Mariedi entre les 8 et 9 heures. Vous me ferez grand plaisir. [Во вторник, между 8 и 9 часами. Вы мне сделаете большое удовольствие.] – Борис обещал исполнить ее желание и хотел вступить с ней в разговор, когда Анна Павловна отозвала его под предлогом тетушки, которая желала его cлышать.
– Вы ведь знаете ее мужа? – сказала Анна Павловна, закрыв глаза и грустным жестом указывая на Элен. – Ах, это такая несчастная и прелестная женщина! Не говорите при ней о нем, пожалуйста не говорите. Ей слишком тяжело!


Когда Борис и Анна Павловна вернулись к общему кружку, разговором в нем завладел князь Ипполит.
Он, выдвинувшись вперед на кресле, сказал: Le Roi de Prusse! [Прусский король!] и сказав это, засмеялся. Все обратились к нему: Le Roi de Prusse? – спросил Ипполит, опять засмеялся и опять спокойно и серьезно уселся в глубине своего кресла. Анна Павловна подождала его немного, но так как Ипполит решительно, казалось, не хотел больше говорить, она начала речь о том, как безбожный Бонапарт похитил в Потсдаме шпагу Фридриха Великого.
– C'est l'epee de Frederic le Grand, que je… [Это шпага Фридриха Великого, которую я…] – начала было она, но Ипполит перебил ее словами:
– Le Roi de Prusse… – и опять, как только к нему обратились, извинился и замолчал. Анна Павловна поморщилась. MorteMariet, приятель Ипполита, решительно обратился к нему:
– Voyons a qui en avez vous avec votre Roi de Prusse? [Ну так что ж о прусском короле?]
Ипполит засмеялся, как будто ему стыдно было своего смеха.
– Non, ce n'est rien, je voulais dire seulement… [Нет, ничего, я только хотел сказать…] (Он намерен был повторить шутку, которую он слышал в Вене, и которую он целый вечер собирался поместить.) Je voulais dire seulement, que nous avons tort de faire la guerre рour le roi de Prusse. [Я только хотел сказать, что мы напрасно воюем pour le roi de Prusse . (Непереводимая игра слов, имеющая значение: «по пустякам».)]
Борис осторожно улыбнулся так, что его улыбка могла быть отнесена к насмешке или к одобрению шутки, смотря по тому, как она будет принята. Все засмеялись.
– Il est tres mauvais, votre jeu de mot, tres spirituel, mais injuste, – грозя сморщенным пальчиком, сказала Анна Павловна. – Nous ne faisons pas la guerre pour le Roi de Prusse, mais pour les bons principes. Ah, le mechant, ce prince Hippolytel [Ваша игра слов не хороша, очень умна, но несправедлива; мы не воюем pour le roi de Prusse (т. e. по пустякам), а за добрые начала. Ах, какой он злой, этот князь Ипполит!] – сказала она.
Разговор не утихал целый вечер, обращаясь преимущественно около политических новостей. В конце вечера он особенно оживился, когда дело зашло о наградах, пожалованных государем.
– Ведь получил же в прошлом году NN табакерку с портретом, – говорил l'homme a l'esprit profond, [человек глубокого ума,] – почему же SS не может получить той же награды?
– Je vous demande pardon, une tabatiere avec le portrait de l'Empereur est une recompense, mais point une distinction, – сказал дипломат, un cadeau plutot. [Извините, табакерка с портретом Императора есть награда, а не отличие; скорее подарок.]
– Il y eu plutot des antecedents, je vous citerai Schwarzenberg. [Были примеры – Шварценберг.]
– C'est impossible, [Это невозможно,] – возразил другой.
– Пари. Le grand cordon, c'est different… [Лента – это другое дело…]
Когда все поднялись, чтоб уезжать, Элен, очень мало говорившая весь вечер, опять обратилась к Борису с просьбой и ласковым, значительным приказанием, чтобы он был у нее во вторник.
– Мне это очень нужно, – сказала она с улыбкой, оглядываясь на Анну Павловну, и Анна Павловна той грустной улыбкой, которая сопровождала ее слова при речи о своей высокой покровительнице, подтвердила желание Элен. Казалось, что в этот вечер из каких то слов, сказанных Борисом о прусском войске, Элен вдруг открыла необходимость видеть его. Она как будто обещала ему, что, когда он приедет во вторник, она объяснит ему эту необходимость.
Приехав во вторник вечером в великолепный салон Элен, Борис не получил ясного объяснения, для чего было ему необходимо приехать. Были другие гости, графиня мало говорила с ним, и только прощаясь, когда он целовал ее руку, она с странным отсутствием улыбки, неожиданно, шопотом, сказала ему: Venez demain diner… le soir. Il faut que vous veniez… Venez. [Приезжайте завтра обедать… вечером. Надо, чтоб вы приехали… Приезжайте.]
В этот свой приезд в Петербург Борис сделался близким человеком в доме графини Безуховой.


Война разгоралась, и театр ее приближался к русским границам. Всюду слышались проклятия врагу рода человеческого Бонапартию; в деревнях собирались ратники и рекруты, и с театра войны приходили разноречивые известия, как всегда ложные и потому различно перетолковываемые.
Жизнь старого князя Болконского, князя Андрея и княжны Марьи во многом изменилась с 1805 года.
В 1806 году старый князь был определен одним из восьми главнокомандующих по ополчению, назначенных тогда по всей России. Старый князь, несмотря на свою старческую слабость, особенно сделавшуюся заметной в тот период времени, когда он считал своего сына убитым, не счел себя вправе отказаться от должности, в которую был определен самим государем, и эта вновь открывшаяся ему деятельность возбудила и укрепила его. Он постоянно бывал в разъездах по трем вверенным ему губерниям; был до педантизма исполнителен в своих обязанностях, строг до жестокости с своими подчиненными, и сам доходил до малейших подробностей дела. Княжна Марья перестала уже брать у своего отца математические уроки, и только по утрам, сопутствуемая кормилицей, с маленьким князем Николаем (как звал его дед) входила в кабинет отца, когда он был дома. Грудной князь Николай жил с кормилицей и няней Савишной на половине покойной княгини, и княжна Марья большую часть дня проводила в детской, заменяя, как умела, мать маленькому племяннику. M lle Bourienne тоже, как казалось, страстно любила мальчика, и княжна Марья, часто лишая себя, уступала своей подруге наслаждение нянчить маленького ангела (как называла она племянника) и играть с ним.
У алтаря лысогорской церкви была часовня над могилой маленькой княгини, и в часовне был поставлен привезенный из Италии мраморный памятник, изображавший ангела, расправившего крылья и готовящегося подняться на небо. У ангела была немного приподнята верхняя губа, как будто он сбирался улыбнуться, и однажды князь Андрей и княжна Марья, выходя из часовни, признались друг другу, что странно, лицо этого ангела напоминало им лицо покойницы. Но что было еще страннее и чего князь Андрей не сказал сестре, было то, что в выражении, которое дал случайно художник лицу ангела, князь Андрей читал те же слова кроткой укоризны, которые он прочел тогда на лице своей мертвой жены: «Ах, зачем вы это со мной сделали?…»
Вскоре после возвращения князя Андрея, старый князь отделил сына и дал ему Богучарово, большое имение, находившееся в 40 верстах от Лысых Гор. Частью по причине тяжелых воспоминаний, связанных с Лысыми Горами, частью потому, что не всегда князь Андрей чувствовал себя в силах переносить характер отца, частью и потому, что ему нужно было уединение, князь Андрей воспользовался Богучаровым, строился там и проводил в нем большую часть времени.
Князь Андрей, после Аустерлицкой кампании, твердо pешил никогда не служить более в военной службе; и когда началась война, и все должны были служить, он, чтобы отделаться от действительной службы, принял должность под начальством отца по сбору ополчения. Старый князь с сыном как бы переменились ролями после кампании 1805 года. Старый князь, возбужденный деятельностью, ожидал всего хорошего от настоящей кампании; князь Андрей, напротив, не участвуя в войне и в тайне души сожалея о том, видел одно дурное.
26 февраля 1807 года, старый князь уехал по округу. Князь Андрей, как и большею частью во время отлучек отца, оставался в Лысых Горах. Маленький Николушка был нездоров уже 4 й день. Кучера, возившие старого князя, вернулись из города и привезли бумаги и письма князю Андрею.
Камердинер с письмами, не застав молодого князя в его кабинете, прошел на половину княжны Марьи; но и там его не было. Камердинеру сказали, что князь пошел в детскую.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, Петруша с бумагами пришел, – сказала одна из девушек помощниц няни, обращаясь к князю Андрею, который сидел на маленьком детском стуле и дрожащими руками, хмурясь, капал из стклянки лекарство в рюмку, налитую до половины водой.
– Что такое? – сказал он сердито, и неосторожно дрогнув рукой, перелил из стклянки в рюмку лишнее количество капель. Он выплеснул лекарство из рюмки на пол и опять спросил воды. Девушка подала ему.
В комнате стояла детская кроватка, два сундука, два кресла, стол и детские столик и стульчик, тот, на котором сидел князь Андрей. Окна были завешаны, и на столе горела одна свеча, заставленная переплетенной нотной книгой, так, чтобы свет не падал на кроватку.
– Мой друг, – обращаясь к брату, сказала княжна Марья от кроватки, у которой она стояла, – лучше подождать… после…
– Ах, сделай милость, ты всё говоришь глупости, ты и так всё дожидалась – вот и дождалась, – сказал князь Андрей озлобленным шопотом, видимо желая уколоть сестру.
– Мой друг, право лучше не будить, он заснул, – умоляющим голосом сказала княжна.
Князь Андрей встал и, на цыпочках, с рюмкой подошел к кроватке.
– Или точно не будить? – сказал он нерешительно.
– Как хочешь – право… я думаю… а как хочешь, – сказала княжна Марья, видимо робея и стыдясь того, что ее мнение восторжествовало. Она указала брату на девушку, шопотом вызывавшую его.
Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились.
– Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел.
– Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую.
– Ну что? – спросил князь Андрей.
– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.


Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.