Гнезненская булла

Булла Ex commisso nobis a Deo, больше известная как Гнезненская — папская булла, изданная 7 июля 1136 года в Пизе, отменяющая главенство Магдебургского архиепископства над Польской церковью. Текст был написан по-латыни.

Булла является одним из самых ценных памятников польской историографии и важным источником для изучения культуры, общественных отношений и организации Польской церкви в XI и XII вв. Кроме того, это первый документ, содержащий большое количество польских слов (ок. 410 топонимов и собственных имён). Для лингвистов это важный источник по фонетике древнепольского языка и началам его орфографии. Александер Брюкнер назвал её золотой буллой польского языка.

История появления буллы

В начале 30-х годов XII века архиепископ магдебургский Норберт Ксантенский, воспользовавшись тем, что польское духовенство вместе с князем Болеславом Кривоустым поддержало избрание антипапы Анаклета II, приложил все усилия, чтобы добиться от Иннокентия II буллы, которая бы позволила ему перенять власть над гнезненской архиепархией. В качестве обоснования он предоставил курии целый ряд фальсификатов XI-го века, подтверждающих то, что познанская епархия должна подчиняться магдебургскому архиепископству. Первая булла была подготовлена уже в 1131 году, однако так и осталась неизданной. В последующие годы попытки подчинить Польскую церковь только усиливались. Папа отправил епископам приглашение приехать в Рим. А после того, как они отказались предстать перед курией для решения вопроса, 4 июня 1133 года Иннокентий II издал буллу «Sacrosancta Romana», содержание которой удовлетворяло претензии Норберта. Булла подтверждала главенство магдебургского архиепископства над Польской церковью, а также над проектируемыми поморскими епархиями. Текст буллы был опубликован в [www.wbc.poznan.pl/dlibra/doccontent?id=20061&dirids=1 Codex diplomaticus majoris Polonia, T. 1, nr 6].

После смерти Норберта (1134), вследствие длительных дипломатических усилий Болеслава Кривоустого и гнезненского архиепископа Якуба из Жнина (1134—1136), Иннокентий II издал 7 июля 1136 года буллу Ex commisso nobis a Deo, провозглашавшую независимость Польской церкви от Магдебурга. В большой степени этому способствовали постановления съезда в Мерзебурге в 1135 году, на котором Кривоустый принёс присягу верности императору Лотарю II, а также отмена буллы 1133 года во время синода в Пизе в 1135 году.

Содержание документа

В булле перечисляются владения гнезненского архиепископа, а именно ок. 400 топонимов, то есть названий провинций, городов, деревень. Кроме того были представлены имена рыцарей, крестьян, «вольных гостей» и ремесленников.

Архиепископству принадлежала также провинция Жнин с десятинами, рынком, озёрами и всей светской юрисдикцией.

Документ очень обширен и поставляет много языкового материала. Анализируя его, языковеды могут делать некоторые выводы о польском языке той поры.

Т. Лер-Сплавинский выделяет следующие фонетические черты древнепольского языка, отражённые в булле:

• носовые гласные ещё соответствуют праславянскому состоянию (с поправкой на польскую перегласовку): Pantiss = Pęcisz, Zandomir = Sędomierz, Boranta = Borzęta. Уже во второй половине XII века древнепольские носовые приобретут одинаковое качество, различаясь лишь количественно.
• написание букв t, d и r на месте более поздних ć, dź и rz: Tyrpis = Cirzpisz, Candera = Kędzierza. Как полагает Лер-Сплавинский, это свидетельствует об отсутствии аффрикатизации t', d' и r' в языке того периода.
• в большинстве случаев отсутствие перехода сочетаний -ir- и -yr- в -er-: Sirac = Sirak (совр. Sierakowo), Ziraz = Siradz (совр. Sieradz). Однако два примера из буллы уже отражают этот переход: Zeraz = Sieradz и Zuersow = Zwierszów.

Дальнейшая судьба

Во время Второй мировой войны булла была вывезена немецкими войсками в Третий рейх вместе с другими памятниками архива Гнезненской архиепархии. Во время боёв за Берлин в апреле 1945 года булла была вывезена советскими войсками в Москву, откуда уже в конце 50-х была возвращена в Гнезно.

Во время исследований, проводившихся в то время в Национальной библиотеке Польши профессором Анджеем Вычанским, было открыто, что в ультрафиолетовом свете из-под известного текста выглядывает другой — смытый. Это открытие означало, что, скорее всего, буллу подправляли в княжестве Польском. Из-за отсутствия необходимой техники исследования были остановлены и по сей день не продолжены.

В настоящее время булла хранится в архиве капитулы в Гнезне.

«Общество друзей Серадза» издало документ в сентябре 1986 г. по случаю 850-летия Серадза.

Подлинник или фальсификат?

В XIX веке в подлинности и оригинальности гнезненской буллы никто не сомневался. Однако после Первой мировой войны немецкий учёный Пауль Фридолин Кер, несомненный авторитет в области средневековой папской дипломатики, лично осмотрев буллу, уверенно заявил, что это не оригинальный экземпляр, а копия. Вопреки тому, что утверждает польский историк Кароль Малечинский, Кер отнюдь не утверждал, что документ неаутентичен, он лишь заявил, что сохранившийся экземпляр не является оригиналом, добавив, что эта тема требует дальнейших исследований.

В 1947 году Малечинский выдвинул тезис, что известный экземпляр буллы является фальсификатом, хотя и, очевидно, опирающимся на оригинальный текст Иннокентия II. Малечинский полагал, что нынешний текст буллы был написан в 1139—1146 гг.. Он утверждал, что образцом для фальсификата послужил оригинальный текст 1136 года, однако, далёкий от ожиданий архиепископа Якуба. О неаутентичности буллы, по мнению исследователя, свидетельствует ряд имеющихся в её тексте расхождений с обычным формуляром булл, использовавшимся в канцелярии Иннокентия II. О том, что фальсификат всё же опирается на оригинал 1136 г., свидетельствуют следующие обстоятельства:

• Кардиналы, выступающие в булле свидетелями, на самом деле находились в курии в 1136 году. Позже, когда возможно был создан фальсификат, это уже было не так. Двое из них, Вильгельм, кардинал-епископ Палестины, и Григорий, кардинал-пресвитер Санта-Приски, умерли уже в 1137; в свою очередь Кризогон, названный в булле кардиналом-диаконом Санта-Марии в Портико, в декабре 1138 года был назначен кардинал-пресвитером Санта-Прасседе..
• Булла была изначально снабжена свинцовой печатью, которая действительно использовалась в канцелярии папы Иннокентия II. Однако известно, что, например, в Любёнже подделывали не только документы, но и личные печати. Из исследований церковных документов известно, что многие из них были подделаны. Для сравнения, аутентичных польских княжеских документов XII века сохранилось 3, а поддельных — 17. До наших дней дошло 150 польских юридических актов XII века, из них 46 — подделаны Польской церковью ради собственной материальной выгоды.

Согласно Малечинскому, содержание оригинального документа остаётся неизвестным. Скорее всего в гнезненской канцелярии просто переделали оригинал, расширив его и вписав туда лишние церковные владения, чтобы «уберечь» их от алчности светских особ.

Поначалу теория Малечинского получила широкое признание в научной литературе, однако в 80-е гг. XX-го века с основательной критикой его выводов выступил Генрик Ловмянский. Он указал на то, что в действительности формуляр папских булл вплоть до понтификата Иннокентия III (1198—1216) был очень гибким и определённые отклонения от наиболее распространённых схем не являются чем-то необычным. Также он поставил Малечинскому в вину избирательность и предвзятость проведённого анализа и игнорирование аргументов, указывающих на аутентичность документа. Хотя Ловмянский согласился со многими наблюдениями Малечинского, он признал его теорию недоказанной из-за новой аргументации. По мнению Ловмянского, сохранившийся экземпляр является заверенной копией буллы Иннокентия II 1136 года.

Булла в современной польской культуре

• Булле Ex commisso nobis a Deo посвящён документальный фильм 1976 года, снятый Лодзьской Студией Научно-популярных Фильмов. Режиссёр и сценарист фильма — Ежи Попель-Попёлек.

Литература

• Barański M. K., Dynastia Piastów w Polsce, Warszawa 2006, ISBN 83-01-14816-0.
• Fabiańczyk L., Apostoł Pomorza, Książnica Pomorska, Szczecin 2001, ISBN 83-87879-20-7.
• Diekamp W., Zum päpstlichen Urkundenwesen, Mttl. d. Inst f. oesterr. Gesch., T. III, Münster 1882.
• Drajewski S., [wielkopolska.naszemiasto.pl/turystyka/specjalna_artykul/647880.html Gniezno. Urok inkonabułów i starodruków (польск.)].
• Dobosz J., Monarchia i możni wobec Kościoła w Polsce do początku XIII wieku, Wydawnictwo Poznańskie, Poznań 2002.
• Grodecki R., Zachorowski S., Dąbrowski J, Dzieje Polski średniowiecznej, T. I, Towarzystwo Autorów i Wydawców Prac Naukowych Universitas Platan, Kraków 1995, ISBN 83-7052-230-0.
• Jaffé Ph., [www.mgh-bibliothek.de/cgi-bin/rpr01.pl?seite=I Regesta pontificum Romanorum ab condita Ecclesia ad annum post Christum natum MCXCVIII.] cz. I, Leipzig 1885.
• Katolicka Agencja Informacyjna, [dziedzictwo.ekai.pl/text.show?id=519 Bulla gnieźnieńska (польск.)].
• Kehr P. F., Das Erzbistum Magdeburg und die erste Organisation der Christlichen Kirche in Polen// Abhandlungen der Königlich preussischen Akademie der Wissenschaften, Berlin 1920.
• Kętrzyński W., Studia nad dokumentami XII wieku, Kraków 1891.
• Kozłowska-Budkowska Z., Repertorium polskich dokumentów doby piastowskiej, zeszyt 1, Kraków 1937.
• Kruszyk B., [www.przk.pl/nr/spoleczenstwo_i_kultura/dziela_sredniowiecznych_skrybow.html Dzieła średniowiecznych skrybów].
• Łowmiański H., Początki Polski: polityczne i społeczne procesy kształtowania się narodu do początku wieku XIV, T. VI, cz. 1, Państwowe Wydaw. Naukowe, 1985.
• Maleczyński K., Bolesław III Krzywousty, Zakład Narodowy im. Ossolińskich, Wrocław-Warszawa-Kraków-Gdańsk 1975.
• Maleczyński K., W kwesti autentyczności bulli gnieźnieńskiej z r. 1136, Prace Wrocławskiego Towarzystwa Naukowego, seria A, nr 2, 1947; przedruk w: Karol Maleczyński, Studia nad dokumentem polskim, Wrocław 1971.
• Małecki A., [www.pbi.edu.pl/book_reader.php?p=43508 Studyum nad bullą Innocentego II z roku 1136 (польск.)].
• Pflung-Harrtung J., Die Bullen der Päpste, Gotha 1901.
• Szczur S., Historia Polski — średniowiecze, Wydawnictwo Literackie, Kraków 2002, ISBN 83-08-03272-9.
• Wacyk A., Na pohybel katolictwu — Zadruga, Wydawnictwo Toporzeł, Wrocław 1995, ISBN 83-85559-11-6.
• Wetesko L., [www.mppp.pl/wernisaz.html Ars scribendi. O sztuce pisania w średniowiecznej Polsce (польск.)].
• Zenker B., Die Mitglieder des Kardinalkollegiums von 1130 bis 1159, Würzburg 1964

Ссылки

• [www.aag.gniezno.opoka.org.pl/ Архив Гнезненской епархии]
• [www.wbc.poznan.pl/dlibra/doccontent?id=20061&dirids=1 Sacrosancta Romana w: Codex diplomaticus majoris Polonia (лат.)], T. 1, nr 6.
• Общество Друзей Серадза [cyfrowa.pbp.sieradz.pl/dlibra/docmetadata?id=686&from=pubstats Гнезненская булла от 7 июля 1136 г. (польск.)].

Отрывок, характеризующий Гнезненская булла

Случайность, миллионы случайностей дают ему власть, и все люди, как бы сговорившись, содействуют утверждению этой власти. Случайности делают характеры тогдашних правителей Франции, подчиняющимися ему; случайности делают характер Павла I, признающего его власть; случайность делает против него заговор, не только не вредящий ему, но утверждающий его власть. Случайность посылает ему в руки Энгиенского и нечаянно заставляет его убить, тем самым, сильнее всех других средств, убеждая толпу, что он имеет право, так как он имеет силу. Случайность делает то, что он напрягает все силы на экспедицию в Англию, которая, очевидно, погубила бы его, и никогда не исполняет этого намерения, а нечаянно нападает на Мака с австрийцами, которые сдаются без сражения. Случайность и гениальность дают ему победу под Аустерлицем, и случайно все люди, не только французы, но и вся Европа, за исключением Англии, которая и не примет участия в имеющих совершиться событиях, все люди, несмотря на прежний ужас и отвращение к его преступлениям, теперь признают за ним его власть, название, которое он себе дал, и его идеал величия и славы, который кажется всем чем то прекрасным и разумным.
Как бы примериваясь и приготовляясь к предстоящему движению, силы запада несколько раз в 1805 м, 6 м, 7 м, 9 м году стремятся на восток, крепчая и нарастая. В 1811 м году группа людей, сложившаяся во Франции, сливается в одну огромную группу с серединными народами. Вместе с увеличивающейся группой людей дальше развивается сила оправдания человека, стоящего во главе движения. В десятилетний приготовительный период времени, предшествующий большому движению, человек этот сводится со всеми коронованными лицами Европы. Разоблаченные владыки мира не могут противопоставить наполеоновскому идеалу славы и величия, не имеющего смысла, никакого разумного идеала. Один перед другим, они стремятся показать ему свое ничтожество. Король прусский посылает свою жену заискивать милости великого человека; император Австрии считает за милость то, что человек этот принимает в свое ложе дочь кесарей; папа, блюститель святыни народов, служит своей религией возвышению великого человека. Не столько сам Наполеон приготовляет себя для исполнения своей роли, сколько все окружающее готовит его к принятию на себя всей ответственности того, что совершается и имеет совершиться. Нет поступка, нет злодеяния или мелочного обмана, который бы он совершил и который тотчас же в устах его окружающих не отразился бы в форме великого деяния. Лучший праздник, который могут придумать для него германцы, – это празднование Иены и Ауерштета. Не только он велик, но велики его предки, его братья, его пасынки, зятья. Все совершается для того, чтобы лишить его последней силы разума и приготовить к его страшной роли. И когда он готов, готовы и силы.
Нашествие стремится на восток, достигает конечной цели – Москвы. Столица взята; русское войско более уничтожено, чем когда нибудь были уничтожены неприятельские войска в прежних войнах от Аустерлица до Ваграма. Но вдруг вместо тех случайностей и гениальности, которые так последовательно вели его до сих пор непрерывным рядом успехов к предназначенной цели, является бесчисленное количество обратных случайностей, от насморка в Бородине до морозов и искры, зажегшей Москву; и вместо гениальности являются глупость и подлость, не имеющие примеров.
Нашествие бежит, возвращается назад, опять бежит, и все случайности постоянно теперь уже не за, а против него.
Совершается противодвижение с востока на запад с замечательным сходством с предшествовавшим движением с запада на восток. Те же попытки движения с востока на запад в 1805 – 1807 – 1809 годах предшествуют большому движению; то же сцепление и группу огромных размеров; то же приставание серединных народов к движению; то же колебание в середине пути и та же быстрота по мере приближения к цели.
Париж – крайняя цель достигнута. Наполеоновское правительство и войска разрушены. Сам Наполеон не имеет больше смысла; все действия его очевидно жалки и гадки; но опять совершается необъяснимая случайность: союзники ненавидят Наполеона, в котором они видят причину своих бедствий; лишенный силы и власти, изобличенный в злодействах и коварствах, он бы должен был представляться им таким, каким он представлялся им десять лет тому назад и год после, – разбойником вне закона. Но по какой то странной случайности никто не видит этого. Роль его еще не кончена. Человека, которого десять лет тому назад и год после считали разбойником вне закона, посылают в два дня переезда от Франции на остров, отдаваемый ему во владение с гвардией и миллионами, которые платят ему за что то.


Движение народов начинает укладываться в свои берега. Волны большого движения отхлынули, и на затихшем море образуются круги, по которым носятся дипломаты, воображая, что именно они производят затишье движения.
Но затихшее море вдруг поднимается. Дипломатам кажется, что они, их несогласия, причиной этого нового напора сил; они ждут войны между своими государями; положение им кажется неразрешимым. Но волна, подъем которой они чувствуют, несется не оттуда, откуда они ждут ее. Поднимается та же волна, с той же исходной точки движения – Парижа. Совершается последний отплеск движения с запада; отплеск, который должен разрешить кажущиеся неразрешимыми дипломатические затруднения и положить конец воинственному движению этого периода.
Человек, опустошивший Францию, один, без заговора, без солдат, приходит во Францию. Каждый сторож может взять его; но, по странной случайности, никто не только не берет, но все с восторгом встречают того человека, которого проклинали день тому назад и будут проклинать через месяц.
Человек этот нужен еще для оправдания последнего совокупного действия.
Действие совершено. Последняя роль сыграна. Актеру велено раздеться и смыть сурьму и румяны: он больше не понадобится.
И проходят несколько лет в том, что этот человек, в одиночестве на своем острове, играет сам перед собой жалкую комедию, мелочно интригует и лжет, оправдывая свои деяния, когда оправдание это уже не нужно, и показывает всему миру, что такое было то, что люди принимали за силу, когда невидимая рука водила им.
Распорядитель, окончив драму и раздев актера, показал его нам.
– Смотрите, чему вы верили! Вот он! Видите ли вы теперь, что не он, а Я двигал вас?
Но, ослепленные силой движения, люди долго не понимали этого.
Еще большую последовательность и необходимость представляет жизнь Александра I, того лица, которое стояло во главе противодвижения с востока на запад.
Что нужно для того человека, который бы, заслоняя других, стоял во главе этого движения с востока на запад?
Нужно чувство справедливости, участие к делам Европы, но отдаленное, не затемненное мелочными интересами; нужно преобладание высоты нравственной над сотоварищами – государями того времени; нужна кроткая и привлекательная личность; нужно личное оскорбление против Наполеона. И все это есть в Александре I; все это подготовлено бесчисленными так называемыми случайностями всей его прошедшей жизни: и воспитанием, и либеральными начинаниями, и окружающими советниками, и Аустерлицем, и Тильзитом, и Эрфуртом.
Во время народной войны лицо это бездействует, так как оно не нужно. Но как скоро является необходимость общей европейской войны, лицо это в данный момент является на свое место и, соединяя европейские народы, ведет их к цели.
Цель достигнута. После последней войны 1815 года Александр находится на вершине возможной человеческой власти. Как же он употребляет ее?
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшей властью и потому возможностью сделать благо своих народов, в то время как Наполеон в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил человечество, если бы имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе руку божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее в руки презираемых им и презренных людей и говорит только:
– «Не нам, не нам, а имени твоему!» Я человек тоже, как и вы; оставьте меня жить, как человека, и думать о своей душе и о боге.

Как солнце и каждый атом эфира есть шар, законченный в самом себе и вместе с тем только атом недоступного человеку по огромности целого, – так и каждая личность носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.


Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.