Гнейс-2

Гнейс-2
Основная информация
Тип	радиолокационный прицел
Страна	СССР СССР
Начало производства	1942
Число установок	более 230
Статус	снят с эксплуатации
Параметры
Диапазон частот	200 МГц
Частота импульсов	900 Гц
Длительность импульса	2—2,5 мкс
Макс. дальность	3,5 км
Пиковая мощность	10 кВт
Точность по азимуту	±5°

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Гнейс-2 – первый серийный советский авиационный радиолокатор. Выпускался с 1942 года. Устанавливался на самолёты Пе-2, Пе-3 и Дуглас А-20.

История создания

Во время ‎советско-финской войны начальник группы отделов Научно-испытательного института ВВС генерал С. А. Данилин, наблюдая работу в боевых условиях наземной РЛС ПВО «Редут» (РУС-2), поставил вопрос о возможности создания бортовой РЛС для обнаружения самолётов противника и ведения по ним прицельного огня независимо от условий оптической видимости. Специалисты ленинградского НИИ радиопромышленности подтвердили возможность создания такой станции, и под руководством А. Б. Слепушкина была начата разработка проекта под кодовым названием «Гнейс-1». НИИ ВВС выдвинул следующие требования: дальность обнаружения самолета 4—5 км; зона обнаружения в горизонтальной плоскости 120°, в вертикальной — порядка 90°. Излучателем выбрали клистрон, работающий на длине волны 15—16 см в импульсном режиме. В начале 1941 года лабораторный макет первой БРЛС был создан.

В связи с началом Великой Отечественной войны и эвакуации предприятий-поставщиков проектирование БРЛС пришлось переключить на излучатели метрового диапазона волн — они были значительно лучше освоены промышленностью. На основе стационарной РЛС ПВО «Пегматит» (РУС-2с) под руководством её разработчиков А. А. Фина и В. В. Тихомирова была создана БРЛС «Гнейс-2», работавшая на длине волны 1,5 м.

Комплект аппаратуры БРЛС с источниками питания и монтажными проводами весил около 500 кг, к тому же станция требовала непрерывного обслуживания, которое отвлекало бы лётчика от пилотирования и ведения огня — об автоматизации тогда не могло идти и речи. Поэтому по предложению лётчика-испытателя НИИ ВВС С. Супруна в качестве носителя первой бортовой РЛС использовали двухместные Пе-2 и Пе-3. В кабине штурмана разместили органы управления и «круговой отметчик» — устройство индикации на основе электронно-лучевой трубки, позволявшее наглядно определить расстояние до цели и её положение относительно самолёта. Остальное оборудование станции смонтировали в кабине стрелка-радиста.

В июле 1942 года прошли государственные испытания БРЛС, которые показали возможность обнаружения самолёта типа бомбардировщик на расстоянии от 300 до 3500 м с точностью по угловым координатам ±5° при высоте полёта не ниже 2000 м. В НИИ радиопромышленности была изготовлена опытная партия из 15 станций, которые направили в войска для испытаний. В феврале — мае 1943 года под Ленинградом во 2-м гвардейском корпусе ПВО проведены официальные войсковые испытания (председатель комиссии — генерал-майор авиации Е. Е. Ерлыкин). По их результатам постановлением ГКО от 16 июня 1943 года БРЛС «Гнейс-2» была принята на вооружение. К концу 1944 года выпущено более 230 её комплектов.

В 1943 году был создан улучшенный вариант станции – «Гнейс-2М». На ней были применены новые антенны, позволяющие обнаруживать как самолёты, так и надводные корабли. Осенью 1943 года РЛС проходила испытания на Каспийском море, после чего была принята на вооружение и запущена в серийное производство.

Боевое применение

Первые «Гнейс-2», установленные на Пе-2, были применены в боях под Москвой осенью 1942 года. В начале 1943 года часть самолётов применялась для борьбы с авиационным снабжением окружённых под Сталинградом германских подразделений. С февраля по май 1943 года самолёты с БРЛС применялись в системе ПВО Ленинграда – в 24 гвардейском истребительном авиаполку второго корпуса ПВО. При перехвате истребители выводились на цель с помощью РЛС дальнего обнаружения РУС-2, а с приближением к воздушному противнику уже использовались бортовые «Гнейс-2». Обнаружив самолёт противника, оператор бортовой РЛС давал лётчику указания по сближению с целью.

С февраля по июнь 1943 года проводились испытания «Гнейс-2» с самолётом А-20 в качестве изучения возможности его применения ночным истребителем с бортовой РЛС. В сравнении с Пе-2 самолёт обладал рядом преимуществ, и в результате в июле 1943 года началось формирование 56-й авиационной дивизии истребителей дальнего действия в составе двух полков (45 и 173) на самолётах А-20. Дивизия подчинялась АДД. По штату каждому полку полагалось 32 самолёта и 39 экипажей, также в состав полка входила радиолокационная рота оснащённая РУС-2. С мая 1944 года подразделения дивизии стали поступать на фронт и использовались для охраны крупных транспортных узлов. Самолёты с РЛС «Гнейс-2» также применялись во время войны в минно-торпедных авиационных полках для обнаружения кораблей.

Помимо «Гнейс-2» СССР получал авиационные РЛС по договору ленд-лиза. США отправили союзникам по этому договору 54 486 авиационных РЛС, в основном для Великобритании. Из этого количества в Советский Союз было отправлено 370 станций двух типов: 320 – SCR-695 и 50 – SCR-718.

Литература

• Медведь А. Н., Марковский В. Ю. Ночные «ерши» // Авиация и время : журнал. — 1995. — № 2.
• Лобанов М. М. [hist.rloc.ru/lobanov/3_01.htm Бортовые средства радиолокации] // Развитие советской радиолокационной техники. — М.: Воениздат, 1982. — 239 с.
• Лобанов М. М. [hist.rloc.ru/startup-radars/4_6.htm Самолетные станции «Гнейс-2», ПНБ и «Гнейс-5»] // Начало советской радиолокации. — М.: Советское радио, 1975. — 288 с.

Отрывок, характеризующий Гнейс-2

К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.

Летом еще в 1809 году, Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухий успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага каменьщического дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивая в нем, и всем показалось, что он что то скрывает и готовит.
Назначено было торжественное заседание ложи 2 го градуса, в которой Пьер обещал сообщить то, что он имеет передать петербургским братьям от высших руководителей ордена. Заседание было полно. После обыкновенных обрядов Пьер встал и начал свою речь.
– Любезные братья, – начал он, краснея и запинаясь и держа в руке написанную речь. – Недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства – нужно действовать… действовать. Мы находимся в усыплении, а нам нужно действовать. – Пьер взял свою тетрадь и начал читать.
«Для распространения чистой истины и доставления торжества добродетели, читал он, должны мы очистить людей от предрассудков, распространить правила, сообразные с духом времени, принять на себя воспитание юношества, соединиться неразрывными узами с умнейшими людьми, смело и вместе благоразумно преодолевать суеверие, неверие и глупость, образовать из преданных нам людей, связанных между собою единством цели и имеющих власть и силу.
«Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много – нынешние политические учреждения. Что же делать при таковом положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, всё ниспровергнуть, изгнать силу силой?… Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания, потому что ни мало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому что мудрость не имеет нужды в насилии.
«Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха людей достойных, присоединяя их к нашему братству. Тогда только орден наш будет иметь власть – нечувствительно вязать руки покровителям беспорядка и управлять ими так, чтоб они того не примечали. Одним словом, надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом, не разрушая гражданских уз, и при коем все прочие правления могли бы продолжаться обыкновенным своим порядком и делать всё, кроме того только, что препятствует великой цели нашего ордена, то есть доставлению добродетели торжества над пороком. Сию цель предполагало само христианство. Оно учило людей быть мудрыми и добрыми, и для собственной своей выгоды следовать примеру и наставлениям лучших и мудрейших человеков.
«Тогда, когда всё погружено было во мраке, достаточно было, конечно, одного проповедания: новость истины придавала ей особенную силу, но ныне потребны для нас гораздо сильнейшие средства. Теперь нужно, чтобы человек, управляемый своими чувствами, находил в добродетели чувственные прелести. Нельзя искоренить страстей; должно только стараться направить их к благородной цели, и потому надобно, чтобы каждый мог удовлетворять своим страстям в пределах добродетели, и чтобы наш орден доставлял к тому средства.
«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся – тогда всё будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко благу человечества».
Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.
По окончании заседания великий мастер с недоброжелательством и иронией сделал Безухому замечание о его горячности и о том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре. Пьер не отвечал ему и коротко спросил, будет ли принято его предложение. Ему сказали, что нет, и Пьер, не дожидаясь обычных формальностей, вышел из ложи и уехал домой.


На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся. Он три дня после произнесения своей речи в ложе лежал дома на диване, никого не принимая и никуда не выезжая.
В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.
В конце письма она извещала его, что на днях приедет в Петербург из за границы.
Вслед за письмом в уединение Пьера ворвался один из менее других уважаемых им братьев масонов и, наведя разговор на супружеские отношения Пьера, в виде братского совета, высказал ему мысль о том, что строгость его к жене несправедлива, и что Пьер отступает от первых правил масона, не прощая кающуюся.
В это же самое время теща его, жена князя Василья, присылала за ним, умоляя его хоть на несколько минут посетить ее для переговоров о весьма важном деле. Пьер видел, что был заговор против него, что его хотели соединить с женою, и это было даже не неприятно ему в том состоянии, в котором он находился. Ему было всё равно: Пьер ничто в жизни не считал делом большой важности, и под влиянием тоски, которая теперь овладела им, он не дорожил ни своею свободою, ни своим упорством в наказании жены.