Гней Корнелий Лентул (консул 201 года до н. э.)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гней Корнелий Лентул
лат. Gnaeus Cornelius Lentulus
военный трибун
216 год до н. э.
квестор Римской республики
212 год до н. э.
курульный эдил Римской республики
205 год до н. э.
консул Римской республики
201 год до н. э.
триумвир
199 год до н. э.
легат (предположительно)
196/195 год до н. э.
авгур
до 183 года до н. э.
 
Рождение: III век до н. э.
Смерть: 183 до н. э.(-183)
Рим
Род: Корнелии
Отец: Луций Корнелий Лентул Кавдин
Дети: Луций Корнелий Лентул Луп, Гней Корнелий Лентул

Гней Корнелий Лентул (лат. Gnaeus Cornelius Lentulus; умер в 183 году до н. э.) — древнеримский военачальник и политический деятель, консул 201 года до н. э. Участвовал во Второй Пунической войне, во время консульства неудачно пытался получить командование на главном театре военных действий — в Африке.





Происхождение

Гней Корнелий принадлежал к знатному и разветвлённому патрицианскому роду Корнелиев. Первый известный из источников носитель когномена Лентул был консулом в 327 году до н. э., и выяснить его связь с другими Корнелиями не представляется возможным[1]. Гней Корнелий, не являясь потомком этого Лентула, был сыном Луция Корнелия Лентула Кавдина, консула 237 года до н. э., верховного понтифика и принцепса сената, и внуком Луция Корнелия Лентула Кавдина, консула 275 года, который совместно с Манием Курием Дентатом командовал в Пирровой войне[2].

Младшим братом Гнея Корнелия был Луций Корнелий Лентул, ставший консулом двумя годами позже — в 199 году до н. э. Двоюродные братья Гнея из младшей ветви рода, Луций и Публий Корнелии Лентулы Кавдины, сделать полноценную карьеру не смогли, остановившись на эдилитете и претуре соответственно[2].

Биография

Впервые Гней Корнелий упоминается в источниках под 216 годом до н. э. в качестве военного трибуна[3]. Он сражался при Каннах; согласно ряду античных текстов, на заключительной стадии боя, когда полное поражение было уже очевидно, Лентул увидел раненного консула Луция Эмилия Павла, сидящего на камне, и попытался спасти его, отдав ему своего коня, но тот отказался от спасения, передав через трибуна свои последние слова Квинту Фабию[4][5][6]. Вероятно, рассказ об этом является вымыслом[7].

В 212 году до н. э. Лентул занимал должность квестора в армии Тиберия Семпрония Гракха, действовавшей против карфагенян в районе Беневента[8]. Когда Гракх погиб в засаде, Лентул, согласно одной из версий традиции, организовал в лагере похороны его головы, присланной Ганнибалом[9]. В дальнейшем Гней Корнелий какое-то время командовал армией Гракха. Когда Ганнибал сражался с консулами под Капуей, неожиданное появления конницы Лентула заставило обе армии прекратить сражение, так как каждая из сторон решила, что подкрепление пришло к её противнику[10].

В 205 году до н. э. Гней Корнелий стал курульным эдилом вместе со своим братом Луцием[11] или с двоюродным братом Публием[12], а в 201 году Лентул получил консульство, совместное с плебеем Публием Элием Петом[13]. В это время всё ещё продолжалась Вторая Пуническая война, хотя в предыдущем году Сципион и одержал решающую победу при Заме. В этой ситуации Гней Корнелий стремился получить Африку в качестве провинции, чтобы слава человека, закончившего войну, досталась ему. Публий Элий не препятствовал коллеге, понимая, по словам Ливия, что затмить Сципиона тому всё равно не удастся[14].

Народное собрание в очередной раз подтвердило положение Сципиона как главнокомандующего в Африке, но в конце концов право решения получил сенат. Последний постановил, что один из консулов должен возглавить флот и плыть в Сицилию, а в случае продолжения войны — и в Африку, чтобы командовать там на море[15]. Этим консулом стал Лентул. Когда в Рим прибыло карфагенское посольство для переговоров о мире, Гней Корнелий пытался препятствовать заключению договора, но безуспешно[16].

Если верить Ливию, позже Сципион Африканский неоднократно говорил, что Гней Корнелий и один из консулов 202 года до н. э. Тиберий Клавдий Нерон помешали ему закончить войну разрушением Карфагена[17]. Но в историографии рассказ об этом подвергают сомнению, так как искренние сожаления Сципиона по такому поводу противоречили бы тем принципам внешней политики, которых он придерживался[15].

В 199 году до н. э. Гней Корнелий стал одним из триумвиров, занимавшихся выведением колонии в Нарнию[18][19]. Вероятно, именно с Лентулом следует отождествить Гнея Корнелия, который в 196 году до н. э. входил в состав посольства, отправившегося в Грецию[20][21].

Гней Корнелий умер в 183 году до н. э. Известно, что на момент смерти он был членом коллегии авгуров[22]

Потомки

Детьми Гнея Корнелия были Луций Корнелий Лентул Луп, консул 156 года до н. э., и Гней Корнелий Лентул, консул 146 года до н. э.[2]

Напишите отзыв о статье "Гней Корнелий Лентул (консул 201 года до н. э.)"

Примечания

  1. Cornelii Lentuli, 1900, s.1356.
  2. 1 2 3 RE. Stuttgart, 1900. B. VII. S.1359-1360
  3. Broughton T., 1951, р.250.
  4. Тит Ливий, 1994, ХХV, 49, 6-12.
  5. Плутарх, 2001, Фабий, 16.
  6. Фронтин, IV, 5, 5.
  7. Родионов Е., 2005, с.284.
  8. Broughton T., 1951, р.268.
  9. Тит Ливий, 1994, ХХV, 17, 7.
  10. Тит Ливий, 1994, ХХV, 19, 4.
  11. Broughton T., 1951, р.302.
  12. Sumner G., 1970, р.89.
  13. Broughton T., 1951, р.319.
  14. Тит Ливий, 1994, ХХХ, 40, 7-8.
  15. 1 2 Cornelius 176, 1900, s.1358.
  16. Тит Ливий, 1994, ХХХ, 43, 1.
  17. Тит Ливий, 1994, ХХХ, 44, 3.
  18. Тит Ливий, 1994, ХХХII, 2, 7.
  19. Broughton T., 1951, р.329.
  20. Broughton T., 1951, р.337.
  21. Cornelius 176, 1900, s.1358-1361.
  22. Cornelius 176, 1900, s.1361.

Источники и литература

Источники

  1. Тит Ливий. История Рима от основания города. — М.: Наука, 1994. — Т. 2. — 522 с. — ISBN 5-02-008995-8.
  2. Плутарх. Сравнительные жизнеописания. — СПб.: Кристалл, 2001. — С. 153-192. — ISBN 5-02-011570-3, 5-02-011568-1.
  3. [www.xlegio.ru/sources/frontinus/book-4.html Фронтин. Военные хитрости]. Сайт «ХLegio». Проверено 2 апреля 2016.

Литература

  1. Broughton T. Magistrates of the Roman Republic. — New York, 1951. — Vol. I. — 600 p.
  2. Münzer F. Cornelii Lentuli // RE. — 1900. — Т. VII. — С. 1355-1357.
  3. Münzer F. Cornelius 176 // RE. — 1900. — Т. VII. — С. 1358-1361.
  4. Sumner G. Proconsuls and «Provinciae» in Spain, 218/7 — 196/5 B.C. // Arethusa. — 1970. — Т. 3.1. — С. 85-102.
  5. Родионов Е. Пунические войны. — СПб.: Издательство СПбГУ, 2005. — 626 с. — ISBN 5-288-03650-0.

Ссылки

  • [ancientrome.ru/genealogy/person.htm?p=780 Гней Корнелий Лентул (консул 201 года до н. э.)] (рус.). — биография на сайте [ancientrome.ru ancientrome.ru].

Отрывок, характеризующий Гней Корнелий Лентул (консул 201 года до н. э.)

Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.