Гниль завелась в штате Айдахо
| Гниль завелась в штате Айдахо | |
| англ. Something Rotten in Idaho | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
| Дата написания: |
1906 год |
«Гниль завела́сь в шта́те Айда́хо» (англ. Something Rotten in Idaho) — публицистическая статья Джека Лондона, написанная в 1906 году.
История
В 1899 году среди горнорабочих штата Айдахо, недовольных низкими заработными платами, прокатилась волна забастовок. Губернатор Фрэнк Стюненберг объявил военное положение и попросил президента Мак-Кинли ввести в штат войска. В конечном итоге более тысячи рабочих было заключено в тюрьмы без суда. Профсоюзы резко осудили подобные действия, в том числе потому, что они активно поддерживали Стюненберга во время его предвыборной кампании. В частности, недовольство было вызвано крайне жёсткой позицией губернатора:
|
30 декабря 1905 года, спустя без малого 5 лет после ухода с губернаторской должности, Стюненберг был убит взрывом бомбы во дворе собственного дома в Колдуэлле. По подозрению в совершении преступления был задержан Гарри Орчард, постоялец местного отеля, у которого нашли шашки динамита и бикфордов шнур. Под давлением следователей Орчард был вынужден дать показания о причастности к покушению профсоюзных лидеров и активистов, деятелей профсоюзов «Западная федерация горняков» и «Индустриальные рабочие мира»: Билла Хейвуда, Чарльза Мойера и Джорджа Петтибона. Однако через год обвинение против них за отсутствием улик развалилось, а Орчард был осуждён пожизненно и умер в тюрьме в 1954 году.[1]
Сюжет
Статья начинается с описания крайне предвзятого мнения среднестатистического американца об осуждённых Хейвуде, Мойере и Петтибоне. Так, согласно этому мнению, их мало повесить, они достойны четвертования. Такое мнение создаётся девяносто девятью процентами американских газет. Однако реальные факты говорят о полной невиновности подсудимых: во время убийства их даже не было в штате. А все показания получены от не внушающего доверия некоего Гарри Орчарда. Реальная подоплёка же, по мнению Джека Лондона, заключается в противостоянии профсоюзных лидеров, добивающихся повышения заработной платы и сокращения рабочего дня, и шахтовладельцев, активно им препятствующих. В заключении рассказа свидетельские показания называются «гнилой трухой», а шахтовладельцы и лояльные им следователи косвенно характеризуются словом «гниль»: «Так что же нам сказать о положении в Айдахо? Скажем прямо: в штате Айдахо завелась гниль!».[2]
Напишите отзыв о статье "Гниль завелась в штате Айдахо"
Примечания
- ↑ [www.spartacus.schoolnet.co.uk/USAsteunenberg.htm Murder of Frank Steunenberg] (англ.). Spartacus Educational. Проверено 7 сентября 2011. [www.webcitation.org/67SYcTODe Архивировано из первоисточника 6 мая 2012].
- ↑ [liv.piramidin.com/belas/London/gnil.htm Гниль завелась в штате Айдахо]. Джек Лондон. Проверено 7 сентября 2011. [www.webcitation.org/6AEhkC6lV Архивировано из первоисточника 27 августа 2012].
Отрывок, характеризующий Гниль завелась в штате Айдахо
В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
