Гоа-транс

Гоа транс
Направление:	электронная музыка
Истоки:	транс, техно, индийская классическая музыка, психоделический рок
Место и время возникновения:	конец 1980-х годов, начало 1990-х Гоа
Годы расцвета:	середина-конец 1990-х, Израиль, Европейский союз, Япония, Бразилия
Родственные:
сайбиент
Производные:
психоделический транс

Го́а-транс — направление в современной электронной музыке, зародившееся в конце 1980-x годов в штате Гоа, Индия.

Гоа

Штат Гоа, самый маленький штат Индии, с населением 1,4 миллиона человек, находится практически посередине западного побережья Индии. Португальские колонисты высадились на его берегах в 1510 году. Штат был португальской колонией вплоть до 1961 года. 450 лет европейского присутствия не прошли бесследно. Колонизация во многом сформировала культурную жизнь Гоа, вследствие чего этот штат стал не похож на другие штаты Индии. Этот факт способствовал появлению в тех местах первых хиппи в середине 60-х годов. Они выглядели как новые колонисты, к которым гоанцы оказались столь же терпимы, как и к португальцам.

В большей степени Гоа привлек первых прибывших туда хиппи красотой своей природы, дружелюбностью жителей, низкими ценами, мягкой зимой и индийскими вероучениями, нежели местным гашишем, который оставался там легальным до середины 70-х годов. Первым из хиппи, прибывших в Гоа в середине 60-х, был Eight-Finger Eddie, который вместе со своими друзьями начал устраивать первые «Гоа-пати», главными атрибутами которых были костер на пляже, акустические гитары и танцы под воздействием галлюциногенных веществ.

В рождество Гоа становился точкой сбора всех хиппи, путешествовавших по Востоку. Они встречались на пляжах Анжуны, Вагатора, Калангута, чтобы рассказать друг другу об их увлекательных путешествиях. Поначалу они просто арендовали домики на месяц или два, но вскоре те из них, кто почувствовал себя на берегах Гоа как дома, начали селиться там на неопределённые сроки.

На протяжении семидесятых годов главным репертуаром первых диджеев в Гоа была рок-музыка таких групп как Led Zeppelin, The Who (обе эти группы приезжали в Гоа), Jimi Hendrix, The Grateful Dead, The Doors, Neil Young, The Eagles, Pink Floyd а также Боб Марли, Parliament и др.

В 1979 году на вечеринках можно было услышать одну-две песни группы Kraftwerk. Но в 1983 году все в корне изменилось. Два французских диджея Laurent и Fred Disco (самым прямым и выдающимся последователем которых был Goa Gil), видимо устав от смеси рока и рэгги, начали играть там европейскую музыку с электронным битом . Это были группы: Cabaret Voltaire, Nitzer Ebb, Front 242, Front Line Assembly, The Residents, New Order, Blanc Mang и др.

Достаточно интересен тот факт, что сходный процесс имел место и в США, в Детройте. Новая музыка развивалась на радио WGRP, благодаря Чарльзу Джонсону, известному также как Electrifying Mojo, и в Чикаго, в клубе Warehouse, благодаря DJ Frankie Knuckles. Семена психоделик-транса, техно и хауса были посажены одновременно.

В Гоа это новое звучание поначалу было принято хиппи с опаской, — многое из того, что Фред Диско представлял своим слушателям, казалось им слишком странным. В отличие от него, Laurent представлял менее эксцентричный стиль, благодаря чему «кислотники» начали предпочитать эти «звуки будущего» творчеству Джимми Хендрикса. И, наконец, под этот тип музыки было намного легче танцевать.

С этого времени коллекционирование и обмен самой странной и «сумасшедшей» музыкой со всего мира, называвшейся «специальной музыкой», стало самым любимым занятием сообщества хиппи в Гоа. Обычным делом стало и написание ремиксов, так как большинство песен характеризовалось «бесполезной лирикой» и малой продолжительностью. Диджеи пользовались диктофонами, чтобы засемплировать нужные части мелодий, а затем подставляли к ним электронный бит. Так, уже к 1985 году, вся музыка, игравшаяся в Гоа, стала электронной . Первыми известными группами были Frankie Goes to Hollywood, Dead or Alive, Portion Control и др. До середины 90-х волна хиппи, существовавшая в Гоа на протяжении 30 лет, имела колоссальное влияние на молодых туристов. Так говорили об этом участники ныне очень известных транс-проектов:

• Цуоки Судзуки (Prana):

«Моя жизнь изменилась. Я полностью выпал из общества. В Японии каждый человек должен принадлежать к какой-нибудь компании, — этому нас учили наши родители. Поэтому, окончив университет, я стал работать. Съездив в Гоа, я перестал».

• Марк Аллен (Quirk):

«Я осознал, что работать, пытаясь получить как можно больше денег, было не тем, чего я хочу от своей жизни. Мой оптимистический взгляд таков, что нет ничего более оживляющего, чем понимание того, что у тебя нет рабочего дня с девяти до пяти. Это фактически то, что собирает людей вместе, чтобы праздновать жизнь, вдохновляет их уходить, путешествовать, становиться творческими. Очень много людей живут лишь своей работой, постоянно недовольные, постоянно о чём-то мечтая».

• Джеймс Манро (Technossomy):

«Я открыл себя для религии, увидев, каким можно быть счастливым без материализма. Мои юношеские амбиции, относительно получения гор денег разом улетучились».

• Goa Gil:

«Дух Гоа — это больше, чем танцы под кокосовыми пальмами. На самом деле диджей предстает перед людьми в роли современного шамана, превращающего стол для вертушек в алтарь (с индуистскими символами, к примеру) и берущего участников таинства в духовное путешествие сквозь ночь, переписывая историю человечества: треки, легкие и медленные в начале, сменяются все более и более цикличными и тяжелыми. На рассвете музыка достигает апогея, после которого переходит в более счастливое и мелодичное звучание, чтобы встретить восход солнца. Эта эволюция музыкального сета символически представляет собой разрушение эго перед тем, как созданная пустота заполнится светом».

Сезон вечеринок длился с ноября по апрель. Три самых известных места их проведения — «Hill Top» в Вагаторе, «Bamboo Forest» в Анжуне и «Disco Valley» в Вагаторе. Громкая музыка после десяти вечера была запрещена, поэтому каждая вечеринка, по сути, была незаконна. До 1990 года небольшой взятки из карманов самих трансеров или нескольких бутылок пива от держателей баров на вечеринках хватало, чтобы держать полицию на расстоянии. Из-за секретности проведения, чтобы найти вечеринку людям приходилось полагаться на слухи, собранные в течение дня, или расспрашивать водителей такси. В сумерках люди приходили в их любимый бар на пляже (Shore Bar на юге Анжуны, или Nine Bar в Вагаторе). В полночь музыка начинала играть очень громко. Кроме танцпола, на территории вечеринок имелась зона чиллаута с керосиновыми лампами и циновками, разложенными местными женщинами, продающими там чай, фрукты, бутерброды и сигареты. Между тремя и пятью часами вечеринка достигала своего пика. Музыка обычно стихала около полудня, но большие вечеринки могли продолжаться до нескольких дней.

В 1990 году власти окончательно вмешались, и многие вечеринки стали закрываться. Но уже в 1991 г. это давление немного ослабло. Тем временем, молодёжь Израиля и Японии услышала о Гоа. Такие диджеи, как Fred Disco и Ray Castle, с 1987 году начали делать Гоа-Транс-Парти и в других странах. Огромное количество людей устремилось на пляжи Гоа. До этого времени обычное количество людей на вечеринке не превышало 200 человек, но в 1991—1992 гг. эта цифра возросла до 1500. С 1997 года число туристов превысило число гоанцев. В 2000 году «Экстази» стал наркотиком номер один в Гоа. Гоа стал постепенно превращаться в новую Ивису : молодые западные клаберы пытаясь подражать хиппи, на деле вели себя высокомерно по отношению к местным жителям, меньше всего заботясь об индийской культуре и духовности, и загрязняли окружающую среду. Так это событие комментировал Гоа-Гил: «Мы приехали сюда так давно! К концу пыльной дороги и пустынному пляжу. Это было похоже на край света. А теперь весь свет у нас на пороге».

Эта ситуация вызвала несомненный резонанс среди властей. Это уже не было похоже на единичных хиппи, танцующих на пустынных берегах. О Гоа заговорили как о «Рае для наркоманов со всего мира». Полицейские рейды на вечеринки стали все более частыми. Кроме того, власти находились под давлением со стороны защитников природы, требовавших прекратить рейвы, наносившие серьёзный вред пляжам и тропическим лесам Гоа. Защитники природы начали выступать и против «Звукового загрязнения», считая громкую музыку общественной угрозой. Их требования были полностью удовлетворены индийским судом, запретившем включение музыки на улице больше чем на 45 децибел.

Распространение по миру

В начале 90-х побывавшие в Гоа музыканты вернулись в Европу, Японию, Австралию и т. д. и начали заниматься созданием музыки для Гоа-вечеринок. Название Гоа транс появилось приблизительно в 1994 году, а в 1996 было заменено термином Психоделик-транс. К 1996—1997 году транс-движение достигло пика своего развития (множество звукозаписывающих лейблов, дистрибьюторов, фестивалей). Массовая информация осознала появление этого феномена, — появились первые диджеи-звёзды.

Особого развития достигла Израильская транс-сцена, став второй родиной транса. Израиль насчитывает наибольшее число людей, предпочитающих данный стиль музыки. Израильский транс отличался особой мелодичностью звучания и многоуровневостью музыкальных партий в треке. Наиболее известными музыкальными psytrance-проектами Израиля являются Astral Projection, Shiva Space Technology, Infected Mushroom, Analog Pussy.

Эволюция Гоа транса в Европе следовала направлением противоположным Израильскому. В 1998—2002 годах, после пяти лет мелодичного звучания, транс-музыка Европы претерпела перемены: она избавилась от многоуровневых мелодий и стала более жесткой, тяжелой и цикличной, сосредоточенной на ритме. В 1998 году с выпуском альбома группы X-dream — Radio, родилось новое направление, названное Minimal или Технотранс. Ключевыми фигурами этого направления стали S-range и Son-Kite.

Под влияние перемен попала и скандинавская транс-музыка. Одним из первых, пошедших по этому пути музыкантов стал Томас Балицки, известный более как Atmos. После чего люди заговорили о «Финском саунде», отличавшимся на тот момент темной атмосферой и очень тяжелым звучанием. В 2002 году в моду опять вернулись мелодичные звуки, но, все же, они уже были избавлены от «музыкальной суеты» 94-96 годов. Это направление получило название Full-on, сейчас оно является одним из наиболее популярных.

В случае с написанием транс-музыки, особое достижение было связано с началом использования цифровых носителей звукозаписи, ДАТ-лент и Мини-дисков, а также низкими ценами на цифровое студийное оборудование и разрешающей способностью мощных домашних компьютеров. Поскольку транс-музыка была на 99 % электронной, можно было создавать песни (или треки, как их принято называть) без тяжёлого и дорогого аналогового аудиооборудования. Всю работу можно было сделать дома, на своем компьютере, оснащенным хорошим семплирующим программным обеспечением, имея пару синтезаторов и секвенсер, чтобы контролировать их работу, а потом записывать свои работы на ДАТы или мини-диски. Благодаря этому создание транс-музыки являлось (и является) доступным почти для каждого желающего и не требует вложения огромных сумм денег или поисков спонсорства больших звукозаписывающих компаний. Этот факт сделал транс действительно андерграундным музыкальным стилем. Это повлияло и на стоимость входных билетов на транс-вечеринки, что сделало транс доступным практически для любых социальных слоев.

Начиная с 90-х годов, транс-движение стало ещё более андерграундным, что связано с действиями правоохранительных органов, основанных на связи музыки и стиля жизни транс-молодёжи с употреблением наркотических веществ. Периодически вечеринки сопровождаются рейдами представителей закона направленными на обнаружение наркотиков. Это часто сопровождается избиением людей, конфискацией оборудования, арестами организаторов и диджеев, отменой фестивалей и большими финансовыми потерями их организаторов. Однако это делает транс музыку только ещё более популярной и притягивает всё больше и больше фанатов Гоа транса.

Отличительные черты стиля

Стиль транс, возможно, является наиболее неоднозначным жанром электронной музыки. Кратко он может быть определен как мелодичный более или менее свободный стиль музыки, на формирование и развитие которого оказали важнейшее влияние такие направления музыки как индастриал, нью-вэйв, электронное техно-диско из Детройта и психоделическая музыка семидесятых. Из-за огромного разнообразия направлений, выделившихся внутри данного стиля музыки, достаточно сложно выделить общие черты жанра. Однако следует заметить, что треки в этом стиле обычно характеризуются гипнотическими элементами (отсюда название — «транс») и качествами гимна. Исходя из этого, типичный трансовый трек может быть описан как состоящий из особой (часто цикличной) мелодической партии, расположенной над несложной бас-линией, простой ударной партии и, нескольких дополнительных звуковых элементов для образования структуры и ускорения.

Первые психоделик-транс треки появились из сочетания раннего Acid-хауса, самой странной и авангардной музыки со всего мира (особенно Индастриала) и классической индийской музыки (особенно в её тональном и мелодическом устройстве). В этой связи важно заметить, что Гоа транс не является прямым потомком стиля транс, хотя их взаимное влияние и очевидно.

Можно определить несколько общих моментов, характерных для огромного количества психоделик-транс-треков. Однако только одних этих черт ещё не достаточно, чтобы идентифицировать музыкальное произведение как psytrance-трек.

Структура

Звуковой трип

Структура psytrance-трека обычно отражает идею психоделического трипа. Трек начинается легкими волнами звука, медленно нарастающими, с постоянным тембральным развитием и усилением. Периодически в этом потоке происходят перерывы, характеризующиеся минимальным количеством звуков и отсутствием бита, и нередко содержащие таинственные текстовые семплы (авторами, которых являются, к примеру, Тимоти Лири, Теренс Маккена, Карлос Кастанеда и др.) или звуковые вставки из фильмов (Звёздные Войны, Матрица, Стар-Трек, Страх и ненависть в Лас-Вегасе и т. п.). Продолжительность треков колеблется от 7 до 12 минут. На пятой или шестой минуте трек достигает кульминационного момента, и с этой точки «трипа» начинается движение к концу, в обратном порядке отображающее развитие трека до момента кульминации.

Форма, обусловленная программным обеспечением

Форма Гоа транс-треков следует довольно твёрдой структуре, основанной на изменениях происходящих после каждых 8-16 блоков, каждый из которых состоит из четырёх битов. Изменения в структуре трека неизменно совпадают с восемью тактовыми делениями, хотя иногда дополнительная партия вступает через 8 тактовых циклов. Этот процесс «конструирования» трека обусловлен компьютерной программой упорядочения (секвенсер), подгоняющий каждый строительный блок под ритм композиции.

Ритм

Бит обычно устойчив и составляет 4 удара в такте (размер 4/4). Этот монотонный ритм является ключом к «трансовому» аспекту музыки. Также это указывает на различие между трансом и другой тяжелой, но полиритмичной танцевальной музыкой.

16-я нота является основным ритмическим делением. Для транса характерна средняя скорость — между 135 и 155 Bpm (ударами в минуту). Первоначально темп был более умеренным (немногим более 130 Bpm), но позже он увеличился (порой даже до 199 Bpm) под влиянием других музыкальных жанров.

В состоянии транса, альфа-ритмы человеческого мозга (открыл Бергер, Ганс) колеблются на частоте от 8 до 12 Гц, а постоянный поток 16-х нот, имея темп, в среднем, 145 Bpm в свою очередь приводит поток музыкальных событий к частоте как раз 10 Гц.

Специфические психоделик-звуки

Бас-барабан TR 909

Как и во многих других стилях электронной танцевальной музыки, главным элементом является бас-барабан. В психоделик-трансе он является доминирующим. Используемые в этом отношении звуки главным образом создаются при помощи драм-машины Roland TR 909. Эта машина, выпущенная в 1984 году была последней драм-машиной фирмы Roland, соединяющей аналого-синтезированные звуки барабана. С её помощью было возможно синтезировать звук, используя ротационные кнопки, регулирующие различные параметры. Поскольку сейчас эти машины очень трудно приобрести, большинство транс-музыкантов используют в работе семплы (сохраненные готовые образцы), созданные на TR 909 или подобных старинных драм-машинах.

Вокальный барабан TR 808

В отличие от ударного барабана, вокальный барабан применяется гораздо реже. Именно поэтому довольно трудно встретить его, как и прочие виды неударных барабанов.

Acid-звуки : TB-303

Широко используемый на протяжении многих лет в хаусе и другой коммерческой танцевальной музыке, синтезатор Roland TB-303 имеет самое прямое отношение к созданию звуков-сигналов, сирен, хлюпаний и скрежетов, присущих современному психоделик-трансу. Сегодня эти звуки чаще всего получаются благодаря использованию засемплированных ресурсов, над которыми производятся манипуляции с помощью фильтров синтезатора. Таким образом, влияние TB-303 звучания до сих пор может быть услышано во многих Гоа-транс треках и композициях

Обработка звука

Для достижения психоделических характеристик, звуки подвергаются видоизменениям во всевозможных направлениях, даже более, чем в остальных жанрах электронной танцевальной музыки. Они подвергаются искажениям, фильтрации, гармонической фильтрационной чистке, хаотическим гармоническим чередованиям, отражению, созданию эха, различным эффектам замедления и др. Этот список можно продолжать очень долго, особенно в связи с появлением различных специальных компьютерных программ, предназначенных для работы в этой области.

Тональное и мелодическое устройство

Тональность

Высотная организация Гоа-транса сосредоточена вокруг одного тона. Эта идея соотносится (возможно, случайно) с модальной направленностью индийской классической музыки. Тем не менее, иногда встречается и понижение тональности.

Мелодика

В трансовых треках часто встречаются быстрые арпеджио из 16-32 нот. Мелодическое устройство часто принимает форму коротких повторяющихся фрагментов, со временем изменяющихся тембрально с помощью фильтра, например, для достижения более тихого или более высокочастотного звучания данного фрагмента.

Музыкальные инструменты

Инструменты, используемые гоа-транс-музыкантами схожи с теми, которые используются музыкантами в других стилях электронной танцевальной музыки. Однако, некоторые из них являются особо признанными.

Среди синтезаторов наибольшее предпочтение отдается аналоговым (Roland TB-303, Syntechno TB-303, TBS-303, Roland SH-101) и виртуальным, поскольку они позволяют осуществлять включение фрагментов в реальном времени. Виртуальные синтезаторы — продукт компьютерной эры (один из наиболее популярных — Reaktor).

Наиболее часто используемые секвенсоры являются компьютерными программами. Самыми распространёнными из них являются Cubase (Steinberg), Project 5 (Cakewalk) и Sonar (Cakewalk) — для Windows и Logic (Emagic) — для Macintosh.

Кроме того, существуют программы, являющиеся по сути виртуальными студиями звукозаписи: Fruity Loops или Reason (Propellerheads), хотя они и признаются достаточно ограниченными для написания профессиональных Psytrance треков.

Комментарий музыканта. Алексей Ковалев (проект Transdriver, г. Москва): «На протяжении многих веков классическая музыка строилась на привязанности к нотам, она была тональной, всё было построено на мелодии, на изменении нот и сочетании различных инструментов. С появлением электронной музыки и синтезирования звука возникло совсем другое направление в творчестве, то есть появилась не только, скажем так, тональная музыка, но и, в большей степени, тембральная, музыка, построенная на изменении звучания самого инструмента. Это можно считать самым важным, что было достигнуто человечеством во второй половине XX века, если говорить о развитии музыкальной культуры в целом. Вероятно, в будущем сочетание нотной тональной музыки и тембральной будет прослеживаться и в классической музыке, но сейчас это используется только в электронном саунде. На мой взгляд, музыка транс очень технологична. Она идёт в ногу со временем, развиваясь с развитием техники. Здесь используются самые современные синтезаторы, самые современные аппараты для обработки звука. Звуки в сочетании со строго структурированным ритмом очень сильно воздействуют на психику человека, а настроение в музыке меняется за счёт изменения тембра.

Я считаю, что нельзя строго разделить транс-музыку и „нетранс-музыку“, скорее транс — это часть электронного техно, имеющая свои корни и пути развития. Она достаточно мелодична и не закована в строго-определённые рамки. Это открывает практически неограниченные творческие возможности, и, видимо, именно поэтому я и выбрал транс как поле своей деятельности».

Клубы и другие места сбора трансеров

Основным поводом встречи транс-молодёжи является, несомненно, музыка. Учитывая явную гетерогенность тусовки, можно смело заявить, что именно она объединяет всех этих людей вместе. Вследствие этого трансеры чаще всего собираются вместе именно на транс-вечеринках в клубах или на опенэйрах. Но здесь важно отметить то, что именно транс-вечеринки, а не клубы являются местом встречи транс-тусовки, так как очень часто мероприятия не привязаны к одному месту проведения, и трансеры «кочуют» из одного клуба в другой, следя за анонсами транс-пати, которые могут проводиться в совершенно не знакомом до этого клубе. Такая ситуация особенно преобладает в настоящем, в связи с отсутствием на сегодняшний день у тусовщиков своего транс-клуба.

С того момента, как музыка транс появилась в Москве, как это уже было освещено, различными промогруппами открываются транс-клубы, отличающиеся особым дизайном, главной идеей которого является создание «сказочно-таинственной» атмосферы мероприятий. Для реализации этих идей дизайнерами используются различные материалы, обладающие способностью светиться в свете ультрафиолетовых ламп.

Стены клубов, к примеру, сначала красились в чёрный цвет, а затем флуоресцентными красками на них наносились красочные рисунки и узоры. Эти рисунки могли иметь разную тематику в зависимости от клубного помещения: при входе — одну, на танцполе — другую, в чиллауте — третью.

Росписи стен в стиле транс существовали до тех пор, пока существовали транс-клубы. Последним транс-клубом в Москве с таким декором стен был клуб Proton, находившийся по адресу ул. Академика Королева 13, рядом с телецентром и закончивший свою работу в середине 2001 года. В настоящее время вечеринки проводятся в совершенно разнообразных местах, из-за чего к каждой вечеринке готовится особый дизайн, который используется всего в течение одной ночи, а утром убирается, и клубу возвращается его постоянный вид.

Дизайн помещений для проведения транс-вечеринок является, пожалуй, наиболее изощренным и разнообразным. Если для проведения мероприятий в стиле других направлений электронной танцевальной музыки дизайн может не понадобиться вообще (для них достаточно дизайна самого клуба), то при проведении качественной транс-вечеринки без дополнительного декорирования пространства обойтись никак нельзя.

Это дополнительное декорирование производится группами psychedelic-дизайнеров, которые специально нанимаются системами-организаторами мероприятий за некоторые деньги. Для создания специальных fluoro-дизайнов они используют такие материалы как нитки-пряжи, материи, поролоны, пенопласты и др. Все эти материалы либо уже флуоресцентных цветов, либо красятся в них по ходу работы.

Дизайнерами создаются так называемые «фракталы»: сначала делается металлический каркас с дырочками, на который потом натягиваются флуоресцентные нитки, в результате чего «фрактал» приобретает форму, например, звезды, впоследствии ярко светящейся в ультрафиолете. Кроме металлических каркасов, нитки также натягивают на различные крючки, планки и т. п. вещи в интерьере самого клуба, за которые можно их зацепить, так, что пространство под потолком иллюзорно приобретает вид рассеченного пучками лазерных лучей разных цветов.

Кроме фракталов при дизайне транс-мероприятий на стены вешаются флуоресцентные полотна с фантастической тематикой и т. п. вещи и атрибуты, имеющие отношение к космосу, Индии и психоделик-культуре.

Кроме клубов, транс-вечеринки, часто проводятся на свежем воздухе, чаще всего за городом, когда танцполом для трансеров становится какая-нибудь поляна в лесу. Естественно, это происходит исключительно в тёплое время года. Дизайном для таких open air вечеринок является, прежде всего, сама природа, а именно таинственный ночной лес, в полнолуние, например, и разожженные в разных местах костры. Это придает вечеринке особую колдовскую атмосферу. Однако, такие мероприятия также не лишены флуоресцентных ламп, полотен и фракталов.

Главной функциональной особенностью psychedelic-дизайна является его свойство принимать невероятно причудливые визуальные формы, для человека, находящегося под воздействием тяжелых наркотических, психоделических (галлюциногенных) веществ и, таким образом, в соединении с громкой транс-музыкой, воздействовать на психическое состояние человека.

Атрибутика транс-культуры

Тематика дизайнов

Наиболее распространенными темами транс-дизайнов являются: космические темы (например, изображения астероидов, летящих сквозь космос или планет с кратерами и фантастическими пейзажами), особое место также отводится теме фантастических и инопланетных существ, которые часто изображаются в связи с различными галлюциногенными растениями, чаще всего мухоморами (например, инопланетянин, спящий на мухоморе, или инопланетянин, съедающий мухомор, и даже мухомор, верхняя часть ножки которого представляет собой голову инопланетянина со светящимися флуоресцентно-зелёными глазами). Как ни странно, несмотря на всё обилие изображений мухомора в дизайнах транс-вечеринок, очень редко можно встретить трансера, вообще когда-либо употреблявшего этот гриб в качестве галлюциногенного средства.

Кроме космических тем, в дизайнах можно встретить также фантастические изображения природы (особенно растений) — очень популярна тема леса, все с теми же мухоморами, или пейзажи с изображениями псилоцибиновых грибов, цветов и луны.

Кроме того, немаловажное значение в трансовом дизайне играют восточные темы: индийская религия и мифология и китайская философия.

Особенно часто в художественных изображениях на транс вечеринках, в квартирах трансеров, в их одежде, на полотнах и т. п. можно встретить фигуру индуистского божества Шивы-Натараджи (Танцующий Шива). Скорее всего, транс-культура отдает предпочтение именно этому индийскому божеству в связи с тем, что мифически он исполняет космический танец созидания и разрушения, что как нельзя лучше перекликается идеологической и даже внешней стороной самой транс-культуры. Наверное, не будет преувеличением назвать Шиву-Натараджу одним из главных, если не самым главным символом транс-культуры. Изображение танцующего Шивы, служило, например, логотипом первой трансовой саунд системы — Aerodance Corporation, а слово Aerodance практически буквально означает «космический танец».

На втором месте по популярности среди транс-изображений из индийской мифологии находится образ Ганеши — сына Шивы, божества с человеческим телом и головой слона.

Кроме Шивы и Ганеши, встречаются изображения и других божеств индуистского пантеона — Вишну, Кали, Ханумана. Из Китайской философии трансерами позаимствовано изображение знака Инь-Ян, так же часто используемое в разного рода дизайнерских работах.

Вторым главным символом-изображением, наряду с Шивой, является изображение индуистского символа-звука Аум (или Ом). Этот символ можно встретить не только в профессиональных дизайнерских проектах, но и в среде простых тусовщиков, которые могут изображать этот знак везде, где только возможно, начиная уличными стенами, заканчивая тыльной стороной компакт-дисков с транс-музыкой.

Также часто встречающимся среди трансовой атрибутики является знак Свастики, расцениваемый, безусловно, вне отношений данного древнего знака с фашистской символикой.

Кроме что-либо обозначающих дизайнов, особое место в декоративной атрибутике занимают векторные орнаментоподобные изображения. Все вышеописанные темы дизайнов используются не просто в качестве декоративных элементов. Все эти знаки, фигуры и изображения непосредственно являются главными атрибутами транс-культуры и используются трансерами во многих направлениях. Например, в обстановке их квартир часто встречаются индийские полотна с изображениями Ома, Шивы, Ганеши и т. п., статуэтки Шивы, Будды.

Одежда трансеров

Другим часто встречающимся предметом их одежды является «кенгуруха» — теплая кофта на молнии с капюшоном, которая является предметом одежды унисекс.

Кроме того, очень широко распространены различные кофты и майки с изображениями на них индийских божеств, и остальных атрибутов, перечисленных в предыдущем разделе.

Нередко встречается различная этническая одежда и другая атрибутика, особенно украшения. В качестве нашейных украшений часто используются кулоны, например, в виде Ома, различные деревянные, чаще всего сандаловые-индийские или металлические-африканские, бусы. Также транс-молодёжь носит разного рода «феньки» и браслеты, и, опять же, в данном случае предпочтение отдается сделанным из дерева.

Одежда для вечеринок представляет собой тоже своеобразный элемент дизайна. Очень часто встречается одежда, выполненная в стиле psychedelic, и отличающаяся все теми же яркими флуоресцентными цветами рисунков, специальными геометрическими дизайнами для термопереноса, способными не только светиться в свете ультрафиолетовых ламп, но и отражать обычный свет, и другими декоративно-психоделическими атрибутами.

Вечеринки

Если время окончания вечеринки может варьироваться в зависимости от многих факторов, время начала, все же, всегда остается достаточно стабильным и приходится приблизительно на 23-24 часа. Несмотря на это, редко кто приходит на вечеринку к самому её началу: большинство людей предпочитает приходить в промежутке между 1:00 и 2:00 часами. Диджеями и музыкантами это время считается не самым лучшим для выступления, поэтому организаторам приходится четко планировать последовательность сетов: в начало вечеринки обычно ставятся менее популярные или начинающие диджеи и музыканты. К двум часам ночи, когда клуб чаще всего уже заполнен, эстафета выступлений постепенно переходит ко все более и более известным и профессиональным музыкантам. Список участников вечеринки называется «состав» («Line up»), а расписание выступлений по времени — «Time line».

На вечеринке одновременно могут работать от одного до трёх танцполов и один чиллаут с медленной музыкой в стиле psychedelic ambient.

Представители

• Juno Reactor
• Zirrex
• Radiotrance
• Electric Universe
• Growling Mad Scientists
• Astral Projection
• Man with no name
• Prana
• Hallucinogen
• Total Eclipse
• Afgin
• E-mantra
• Artifact303
• Travma

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Гоа-транс

Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.