Гобеджишвили, Давид Николаевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Гобеджишвили Давид Николаевич»)
Перейти к: навигация, поиск
Давид Николаевич Гобеджишвили
Личная информация
Гражданство

СССР СССР
Грузия Грузия

Клуб

«Динамо» (Тбилиси)

Дата рождения

3 января 1963(1963-01-03) (61 год)

Место рождения

Кутаиси, Грузинская ССР, СССР

Спортивная карьера

1979—1992

Рост

200 см

Вес

110 кг

Гобеджишви́ли Дави́д Николаеви́ч (3 января 1963, Кутаиси, Грузинская ССР, СССР) — советский борец вольного стиля, олимпийский чемпион, Заслуженный мастер спорта СССР (1985).



Биография

На Летних Олимпийских играх 1988 года в Сеуле боролся в весовой категории до 130 килограммов.

В схватках:

  • в первом круге на 5-й минуте за явным преимуществом со счётом 17-0 выиграл у Дениса Атье (Сирия);
  • во втором круге на 3-й минуте тушировал Хироюки Обата (Япония);
  • в третьем круге на 5-й минуте ввиду пассивности противника выиграл у Ральфа Бреммера (ФРГ);
  • в четвёртом круге по баллам со счётом 6-1 выиграл у Атанаса Атанасова (Болгария);
  • в пятом круге по баллам со счётом 6-0 выиграл у Ласло Клауза (Венгрия) и вышел в финал;

В финале боролся с Брюсом Баумгартнером (США), выиграл у него по баллам со счётом 3-1 и стал олимпийским чемпионом.

На Летних Олимпийских играх 1992 года в Барселоне, выступая за Объединённую команду, боролся в весовой категории до 130 килограммов.

В предварительных схватках:

  • в первом круге по баллам со счётом 6-3 выиграл у Юрая Штеча (Чехословакия);
  • во втором круге по баллам со счётом 7-1 выиграл у Кирила Барбутова (Болгария);

В финальных схватках

  • в третьем круге по баллам со счётом 3-0 проиграл Брюсу Баумгартнеру (США);
  • в четвёртом круге по баллам со счётом 4-3 выиграл у Ванг Чунгунга (Китай);
  • в шестом круге по баллам со счётом 4-0 выиграл у Махмута Демира (Турция) и стал бронзовым призёром Олимпийских игр;[1]

Основные соревнования и занятые места

Дата Турнир Занятое место
1985 Чемпионат Европы 1
1985 Чемпионат мира 1
1985 Чемпионат СССР 1
1986 Кубок мира 2
1986 Чемпионат мира 1
1986 Чемпионат СССР 1
1987 Чемпионат СССР 2
1988 Гран-при FILA 1
1988 Кубок мира 1
1988 Олимпийские игры 1
1988 Чемпионат СССР 1
1989 Чемпионат СССР 2
1990 Кубок мира 3
1990 Чемпионат мира 1
1990 Турнир великих мастеров Олимпийской борьбы 3
1990 Чемпионат СССР 3
1992 Олимпийские игры 3

[2]

Включён в Зал славы Международной федерации любительской борьбы.

Являлся заместителем председателя Департамента спорта и по делам молодежи Грузии, с 2009 - заместитель председателя Департамента спорта Грузии.[3]. Вице-президент Олимпийского комитета Грузии [4]

17 ноября 2008 года стал одним из подписавших письмо в МОК о переносе Зимних Олимпийских игр в Сочи

Напишите отзыв о статье "Гобеджишвили, Давид Николаевич"

Примечания

  1. [www.sports-reference.com/olympics/athletes/go/davit-gobejishvili-1.html Davit Gobejishvili Biography and Olympic Results | Olympics at Sports-Reference.com]
  2. [www.fila-official.com/index.php?option=com_database&act=ficheLutteur&act2=listeEvent&Itemid=&id_lutteur=F52BA88292324092AB55B825D64A5028&filtre_pays=&lettre=&recherche_lutteur=&lang=en International Federation of Associated Wrestling Styles]
  3. [www.dzasokhov.ru/publications/detail/publikatcii/glava_ya_sin_gruzii_iz_knigi_vityazi_bortcovskogo_kovra/ Гоча Дзасохов - Публикации - Глава "Я сын Грузии" из книги: "Витязи борцовского ковра"]
  4. [geworld.net/ru/society/878.html Грузия и Мир]

Отрывок, характеризующий Гобеджишвили, Давид Николаевич

Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.