Гобелены Фьонавара

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Гобелены Фьонавара (The Fionavar Tapestry) — книжная трилогия в жанре фэнтези, созданная канадским писателем Гаем Гэвриелом Кеем. Основное действие происходит в вымышленном мире Фьонавар, «первом из миров Гобелена». Сюжет разворачивается вокруг пятерых студентов Торонтского университета, которые попали в этот мир в качестве гостей, но вскоре прониклись его судьбой и вступили в борьбу за его спасение. Основным источником вдохновения для автора служила кельтская мифология.





Мир и персонажи

Основное действие разворачивается в стране Бреннин, которой правит король Айлиль дан Арт. Столица — город Парас-Дерваль. Старший сын короля Айлерон находится в изгнании. Младший сын, Дьярмуд, является наследником престола; это грациозный и бесстрашный воин, но при этом фривольный и любящий рискованные выходки. Дьярмуд влюблён в принцессу южного государства Катал, Шарру, которую называют «Чёрной Розой Катала». У власти в Катале находится её отец Шальхассан.

В Бреннине находится Совет Магов, который может включать до семи человек, однако на момент действия книги в нём находятся только трое: Лорин Серебряный Плащ (и его источник, гном Мэтт Сорин), Первый маг Метран (и его источник Денбарра), Тейрнон (и его источник Барак). Между магом и источником существует очень тесная личная связь. Каждый источник связан с магом особыми ритуалами и клятвами, а его жизненная сила служит для мага энергией. Теоретически маг может выпить всю энергию источника, но это приведёт к смерти последнего и лишит мага его сил. Книга Нильсома (гримуар, принадлежавший некогда жившему безумному магу) содержит описание тайного отвратительного ритуала, дающего магу возможность питаться из множества источников.

Среди других жителей Бреннина, принимающих значительное участие в сюжете — ясновидящая Исанна; Джаэль, верховная жрица Даны; Ваэ, Шахар и их сын Финн; Мабон, герцог Роденский, спасший Дейва от Авайи, чёрного лебедя; Лила, девочка пятнадцати лет, у которой установилась тесная связь с Финном.

К северу от Бреннина раскинулись равнины, где пасутся стада элторов — животных, напоминающих антилоп. Там же обитают племена миролюбивых кочевников дальри, которые охотятся на элторов и в то же время охраняют их стада. Каждое племя возглавляет вождь, при котором находится шаман; в юности шаманов ослепляют, чтобы они могли лучше сосредотачиваться на внутреннем зрении. В книге фигурирует главным образом третье племя, которым правит Айвор дан Банор при поддержке шамана Гиринта. Также в сюжете играет важную роль семья Айвора, особенно его сын Табор.

Светлые альвы обитают в Данилоте, стране на северо-западе, которую они скрыли мерцающим магическим туманом, чтобы защититься от Могрима и его слуг. Могрим особенно ненавидит их, потому что они являются воплощениями света. В сюжете романа большую роль играют Брендель, один из знатных альвов, и король Ра-Тенниэль.

В горах близ озера Калор Диман обитают гномы. Это суровый народ, который оказался обманут посулами гномов, служивших Могриму. Немалое участие в сюжете принимают бывший король гномов Мэтт Сорин и верный ему Брок.

В том же регионе находится страна Эриду, населённая людьми. Все они погибли в ходе романа от ядовитого магического дождя; единственным выжившим оказался Фейбур, которого изгнали из родной страны.

Далеко в горах обитают остатки мифической расы великанов параико. Они не способны на насилие, даже когда речь идёт о спасении жизни, но перед смертью могут проклясть своих убийц.

Кроме того, в сюжете играют большую роль другие места, такие как Пендаранский лес, остров Кадер Седат и цитадель Могрима Старкадх.

По ходу сюжета в Фьонаваре оказываются два великих воина прошлого, Артур и Ланселот. Одна из героинь романа оказалась перевоплощением Джиневры, которая терзается от любви к ним обоим. Регулярное повторение их истории в разных мирах — их искупление за совершённые когда-то грехи.

Пятеро героев

  • Кевин Лэйн (Лиадон) — остроумный, яркий, дружелюбный молодой человек. У него есть необычная черта: во время занятий любовью он переживает удивительно глубокие ощущения.
  • Пол Шафер (Пуйл Дважды Рождённый) — тонко мыслящий, замкнутый человек, остро переживающий гибель своей возлюбленной в автокатастрофе, которую он считает своей виной.
  • Дейв Мартынюк (Дейвор) — атлетически сложенный юноша, баскетболист. Его отношения с отцом, украинским эмигрантом, были трудными, и он не привык к искренней дружбе.
  • Кимберли Форд (Ясновидящая) — тихая, чувствительная девушка, которая, однако, способна совершать трудный выбор и делать необходимое.
  • Дженнифер Лоуэлл (Джиневра) — зеленоглазая блондинка, сдержанная в своих чувствах.

Божества

  • Ткач — создатель Гобелена, который составляют все миры и судьбы вселенной.
  • Морнир — бог грома, которому посвящено Древо Жизни.
  • Дана — богиня-мать.
  • Кернун — бог животных и лесов.
  • Кинуин — богиня-охотница.
  • Маха и Немаин — богини войны.
  • Эйлатин — бог озера близ Парас-Дерваля.
  • Лиранан — бог морей.
  • Оуин — предводитель Дикой охоты.
  • Фордаэта, королева Рюка — злой дух, повелительница зимы.
  • Ракот Могрим — тёмный бог, пришедший из-за пределов Гобелена. В начале трилогии он закован в недрах горы Рангат, но впоследствии освобождается.

Полубоги

  • Галадан — сын Кернуна, повелитель волков. Служит Могриму, но втайне от него надеется уничтожить мир.
  • Флидис — лесной дух, перевоплощение Талиесина.
  • Дариен — сын Ракота Могрима. Владеет магическими способностями.

Существа

  • Авайя — чёрный лебедь с когтями и гнилостным запахом, прислужница Могрима.
  • Курдадх — древний дух земли, обитающий в Пендаранском лесу.
  • Нимфа Имрат — крылатый единорог, созданный Даной и с лёгкостью сражающий врагов.
  • Ургахи — огромные злобные полуразумные существа.
  • Тёмные альвы (в русском переводе «цверги») — небольшие злобные существа, аналог орков.
  • Уатах — возглавляющийй армию Могрима ургах, выделяющийся умом и силой.

Тематика

По задумке Кея, Фьонавар — первый из миров, а остальные миры (включая и наш) вторичны по отношению к нему. Это проявляется в том числе в мифологии: сказания и легенды других миров берут здесь своё начало. То, что происходит в Фьонаваре, отражается в других мирах — поэтому победа или поражение Ракота Могрима будет иметь последствия и в нашем мире.

Один из главных мотивов трилогии — свобода воли. Она проявляется по-разному: Дженнифер принимает решение оставить Дариена, а впоследствии отослать Ланселота; Пол и Кевин приносят себя в жертву; Дьярмуд выходит на бой против ургаха, чтобы Артур смог принять участие в решающем бою; Ким отказывается вызвать дракона озера Калор Диман ради войны; Дариен делает свой решающий выбор[1].

Другой важный мотив — прощение. Он проявляется в судьбе разных людей: это Артур, давно простивший Джиневру и Ланселота; Пол, который под конец прощает себя за смерть Рэчел; отказ от мести Галадану и его решение начать жизнь заново; Дариен, понявший и простивший мать перед смертью; есть и другие примеры.

Ещё одна тема романа — это цена силы. Она часто покупается кем-то или чем-то другим; яркий пример — маги и их источники. Сюда же следует отнести Ким, которая несколько раз в ходе сюжета призывает других существ, и часто именно они платят цену этого призыва.

Культурные отсылки

Связь с реальным миром

  • Во второй книге фигурирует Стоунхендж.
  • Пещеры Дан Моры напоминают о пещерах дельфийского оракула, а также о доисторических пещерах, таких как Ласко.
  • Дальри во многом напоминают американских индейцев: они кочуют, не создавая постоянных поселений; источником многих ресурсов для них являются стада диких животных; в их культуре играют важную роль шаманы и путешествия во сне.

Мифы и легенды

В романе использован ряд преданий, главным образом кельтских. Наиболее очевидный пример — образы Артура, Ланселота и Джиневры, составляющих любовный треугольник и искупающих грехи. Кей включил в книгу сюжет о рождённых в мае детях, убитых Артуром: «Когда погибли дети, Великий Ткач отметил его бесконечной и неизменной судьбой. Повторяющимися войнами и искуплением своей вины под множеством имен во множестве миров, чтобы как-то восполнить тот невосполнимый ущерб, который был нанесен убийством детей и убийством любви». В романе появляется и Кавалл (англ. Cavall), верный пёс Артура. Встреча Ланселота с Лейзе из Лебединой марки, её безнадёжная любовь к нему и последующее отплытие на запад — отсылка к истории Элейны из Астолата.

Могучий дуб, известный как Древо Жизни (или Летнее Древо), напоминает Иггдрасиль, мировое древо в скандинавской мифологии. Бог Морнир напоминает скандинавских богов: его называют громовником, как Тора, при этом его сопровождают два ворона, Мысль и Память (подобно тому, как Одина сопровождали вороны Хугин и Мунин). Светлые и тёмные альвы также происходят из скандинавских мифов.

Котёл Кат Миголя и его воскрешающая сила происходят из кельтских легенд: в них встречаются многочисленные волшебные котлы[2]. Одним из них являлся котёл Аннуна, хранившийся на острове Каэр Сиди (в романе он называется Кадер Седат); о плавании на этот остров за котлом повествуется в валлийской поэме «Сокровища Аннуна». Авторство поэму приписывают Талиесину, который появляется в книге (в образе духа Флидиса) и цитирует свои строки. Королём Аннуна был Пуйл, чье имя жители Фьонавара дали Полу Шаферу. Кабан, ранивший Кевина, напоминает кабана Турх Труйта (англ. Twrch Trwyth).

Миф о Дикой охоте был раньше широко распространён в Европе. Считалось, что увидеть её — предзнаменование какой-либо беды (например, войны или чумы) или же скорой смерти того, кто наблюдал за ней. Люди, которые встретятся на пути Дикой охоты или рискнут последовать за ней, могли быть похищены и привезены в царство мёртвых. В разных местах существовали различные представления о том, кто возглавляет Охоту: так, в Британии её вожаком называли короля Артура, в Скандинавии — Одина. Однако суть Дикой охоты везде примерно одинакова — это группа призрачных всадников, скачущих по небу в поисках добычи.

Гибель Лиадона, приносящая весну, перекликается с мифом об Адонисе, воплощающем плодородие. Согласно этому мифу, Адонис является любовником Афродиты и трагически погибает от клыков кабана.

Гора Рангат, в которой был заключён Ракот Расплетающий Основу, напоминают историю пленения царя обезьян Сунь Укуна из китайского романа «Путешествие на Запад». Сунь Укун был заточён Буддой в горе, созданной им из собственных пяти пальцев[3], и провёл там 500 лет. Эта история напоминает о пяти сторожевых камнях, державших Ракота в заточении.

В романе часто фигурирует мотив ткачества: так, вселенная предстаёт в виде огромного Гобелена. Связь судьбы и ткачества имеет давние мифологические традиции[4].

Творчество Толкина

Фьонавар в значительной степени напоминает Средиземье и, по-видимому, был вдохновлён им (что неудивительно, так как Кей помогал Кристоферу Толкину в обработке и издании «Сильмариллиона»).

  • На карте Фьонавара показана северо-западная часть материка и его западное побережье, так же как на картах Средиземья, нарисованных Толкиным.
  • Далеко на западе Фьонавара лежит переход в иную землю, которой могут достичь лишь светлые альвы, когда покидают мир, — прямая отсылка к Валинору.
  • На востоке фьонаварской карты лежат горы, населённые гномами; над ними высятся пики Банир Лок и Банир Тал, а в соседней долине лежит священное озеро Калор Диман. У Толкина они соответствуют горам Эред Луин на востоке Белерианда, где находились две гномьи цитадели, и озеру Келед-Зарам.
  • На севере Фьонавара находится горный массив, где расположена гора Рангат и цитадель Могрима Старкадх. Они отсылают нас к Эред Энгрин и цитадели Тангородрим.
  • Совет магов Бреннина, в котором может находиться не более семи магов (и столько же источников), перекликается с советом истари, в котором состояло пять магов Арды.
  • Дальри напоминают рохирримов, однако они ведут кочевой образ жизни и не столь воинственны.
  • Пендаранский лес, наполненный опасностями, напоминает Лихолесье, ставшее после прихода Саурона мрачным и зловещим.

Прочее

Книги серии

  • Древо Жизни (1984)
  • Блуждающий огонь (1986)
  • Самая тёмная дорога (1986)

Награды

Напишите отзыв о статье "Гобелены Фьонавара"

Примечания

  1. [www.brightweavings.com/scholarship/denafionavar.htm Dena Taylor, The Double-Edged Gift: Power and Moral Choice in The Fionavar Tapestry]
  2. [www.mythomania.ru/stories/58_6.php 'Гарри Поттер' в аспекте кельтской мифологии]
  3. [www.zyq108.com/content/rasskaz-pro-sun-ukuna-tsarya-obezyan Рассказ про Сунь Укуна — царя обезьян]
  4. [dic.academic.ru/dic.nsf/simvol/872 Ткачество — Словарь символов]

Ссылки

  • [www.brightweavings.com/books/fionavar.htm «Гобелены Фьонавара» на официальном сайте Гая Гэвриела Кея]  (англ.)
  • [www.brightweavings.com/scholarship/weavinglegitimacy.htm Сотканное право: использование мифологии в романе Кея «Гобелены Фьонавара»]  (англ.)
  • [fionavar.org/ Фан-сайт «Виртуальный Фьонавар»]

Отрывок, характеризующий Гобелены Фьонавара

– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.