Гобли, Теодор Николя

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Гобли, Теодор Николас»)
Перейти к: навигация, поиск
Теодор Николя Гобли
фр. Théodore Nicolas Gobley
Научная сфера:

биохимия

Теодор Николя Гобли (фр. Théodore Nicolas Gobley, 11 мая 1811, Париж— 1 сентября 1876, Баньер-де-Люшон) — французский химик, впервые получивший лецитин и определивший его химическую структуру. Он первым идентифицировал и охарактеризовал класс фосфолипидов. Считается первопроходцем исследования химических компонентов тканей мозга.





Биография и образование

Семья Гобли происходит из небольшого города под названием Фульви (фр.) региона Йонна. В конце 18-го века его отец поселился в Париже в качестве торговца вином, женился на молодой девушке из семьи Бутронов (фр. Boutron). Бутроны в XVII и XVIII веках были одними из 12 поставщиков вина королевской семье.

Торговля вином была тесно связана с дистилляцией алкоголя, и некоторые близкие родственники семьи Бутронов действительно этим занимались, что, вероятно, и привело Теодора к исследованиям с области химии и фармацевтики.

Согласно исследованиям историка Шатаньона (1957), Гобли был учеником одного из своих родственников, фармацевта Герена (Guerin). В действительности его шурин Дени Герен (1798—1888), парижский фармацевт начала 1830-х годов, более известный как мэр города Фонтенбло с 1843 по 1871 годы, не был связан с семьей Бутронов.

Позже Гобли прошёл полноценное обучение фармакологии и в начале 1830-х годов посещал курсы одного из великих деятелей французской фармакологии и химии того времени, Пьера Жана Робике. Гобли стал не только его помощником, но и родственником, женившись в 1837 году на Лоре Робике, одной из дочерей своего наставника.

Теодор Гобли получил квалификацию фармацевта в 1835 году и зарекомендовал себя в Париже как фармацевт (на улице Бак, 60). Параллельно с работой торговца он проводил свои исследования в собственной лаборатории, а затем продолжил путь своего наставника: он поступил в Школу фармакологии в качестве профессора в 1842 (ушёл в 1847), стал членом Национальной фармацевтической академии в 1861 и в том же году стал членом Академии медицины.

Во время проведения многочисленных исследований в различных областях, как и многие химики-фармацевты 19-го века, Гобли определил для себя главным направлением изучение жиров животного происхождения. В них он показал присутствие главного вещества, которое он назвал лецитин и точный состав которого он искал в течение тридцати лет.

Теодор Гобли также был филантропом и был вовлечён в управление местного корпуса бедных людей в департаменте Сена (сегодня это районы Парижа 75, 78, 91, 92, 93, 94, 95).

Одна из его дочерей вышла замуж за композитора Поль Коллен (фр.).

Гобли умер 1 сентября 1874 года в пиренейском термальном курорте «Баньер-де-Люшон», где он отдыхал с семьей. Его могила находится на кладбище Монпарнас в южной части Парижа.

Научные достижения

Открытие лецитина и фосфолипидов

В течение первой половины 19-го века несколько французских химиков начали осуществлять попытки исследовать химические компоненты тканей мозга, но инструменты и методы для анализа были скудными, а результаты —довольно неудовлетворительными. Однако они с помощью различных методов (в основном, путём растворения материи мозга в теплом спирте) получили липидное вещество более или менее стабильного состава, которое они называли «белое вещество» («matière blanche», Louis-Nicolas Vauquelin, Л. Н. Воклен), «cérébrote» (J. P. Couërbe, Ж. П. Куэрб), «кислота головного мозга» («acide cérébrique», Эдмон Фреми).

Очевидно, что ткани мозга состояли не только из этого вещества, и основная задача заключалась в определении его фактического состава, основываясь на работах Эдмона Фреми над «кислотой головного мозга» для смеси нейтральных жиров, таких как олеиновая и фосфорная кислоты.

Гобли нашел виртуозное решение этого вопроса в серии дополнительных шагов. Опираясь на последовательность моделей биологических тканей: яичный желток (1846—1847), яйца семейства карповых (1850), икра семейства карповых (1850), материи мозга класса высших позвоночных, таких как курица, и в конечном итоге человека, человеческие жидкости: кровь (1852), желчь (1856), Теодор Гобли классифицировал несколько жирных веществ из различных биологических тканей, охарактеризовал несколько их свойств, определил их соответствующие структуры, установил связи между отдельными категориями (семенной материей, мозгом) и ветвями зоологии (птицы, рыбы, млекопитающие), пролил свет на сходство построения тканей и указал различия в зависимости от их функций (1874).

Ранние исследования химических компонентов на яичном желтке (1843—1847)

На первом этапе в 1845 году Гобли подробно проанализировал жиры в яичном желтке[1]; полученные из яичного желтка побочные продукты никогда прежде не были исследованы в этой материи:

  • маргариновая кислота, для которой он подтвердил химический распад, изученный г-ном Варентраппом (Varentrapp);
  • олеиновая кислота, для которой он также подтвердил химический распад, изученный г-ном М. Э. Шеврелем (Michel Eugène Chevreul);
  • фосфорсодержащая кислота, которую путём очень осторожных серий анализов он определил как глицерофосфорную кислоту.

В то время как на подтверждение существования первых двух кислот смотрели с некоторым более или менее естественным ожиданием, учитывая их преобладающее присутствие, показанное ранее в различных жидкостях (например, крови, желчи, тканях мозга), фосфорсодержащая кислота была до сих пор известна исключительно как побочный продукт прямой химической подготовки. В дополнение Гобли представил полную информацию о составе жировой части яичного желтка, которая, как он определил, состоит из олеина, маргарина и холестерина.

На втором этапе в 1847 году Гобли принял во внимание химический состав яичного желтка и предложил для его жировой части модель, состоящую из двух различных фракций[2]:

  • одна, в очень небольших количествах (0,3 % от общей массы), которую он квалифицировал как азотистые фракции, полностью лишенные фосфора, и которая, как он намекнул, вполне вероятно совпадает с выше упомянутой «белой материей» («matière blanche», Louis-Nicolas Vauquelin), «cérébrote» (J. P. Couërbe), «кислотой головного мозга» («acide cérébrique», Edmond Frémy), найденными и описанными в начале 19-го века; эту фракцию Гобли сначала назвал «материей головного мозга» («matière cérébrique»)[3], а позднее — «cérébrine» («Recherches chimiques sur les œufs de carpe»). Это название — "cerebrin « (церебрин) — было предложено за несколько лет до этого немецким химиком Мюллером (Müller), в полной мере характеризующее химический состав и свойства этой фракции;
  • другая, присутствующая в значительных количествах (8,5 % от общей массы), которую он охарактеризовал как содержащую фосфор в той или иной форме и которую он прозаически назвал „фосфорной материей“ („matière phosphorée“)[3]; эта фракция может распадаться на смесь маргариновой, олеиновой и глицерофосфорной кислот, для которых она является единственным источником происхождения. Гобли фактически показал, что ни одна из этих трех кислот не существует сама по себе в желтке яйца.

Освещение химического сходства яичного желтка и человеческого мозга (1847)

В этой же работе Гобли осознал, что фосфорсодержащая фракция была новым, ранее неописанным и сложным компонентом, который представляет собой четкую и устойчивую структуру, а не смесь побочных продуктов в различных пропорциях:

Если ни одна из кислот — олеиновая, маргариновая или глицерофосфорной — не существуют сами по себе в виде вязких веществ (в яичном желтке), что это может быть за молекула, являющаяся источником этих кислот и имеющая необычный набор свойств?

Признавая уникальность этого компонента в своих работах 1847 года, Гобли с тех пор направил все свои усилия на исследования этого компонента. Уже в том же 1847 году Гобли осознал глубокую связь между химическими составами тканей мозга и яичным желтком.

Принимая во внимание предыдущие работы Vauquelin, Couërbe и Frémy, он выделил из жировой материи мозга животных, так же, как и из мозга человека, фосфорсодержащую фракцию.

Но, двигаясь дальше, он показал, что эта материя в результате гидролиза дает точно такой же набор побочных продуктов, которые он получил из яичного желтка: те же кислоты — олеиновую, маргариновую и глицерофосфорную.

Я повторил все эти эксперименты с использованием вязкой фосфорсодержащей материей из мозга кур, овец, и, наконец, человека, и я пришел к тем же результатам. В мозге, как и в яичном желтке, существует фосфорсодержащее вещество, которое в условиях, осуществляемых мною над ней, всегда выходит в виде продуктов разложения — олеиновой, маргариновой и глицерофосфорной кислот.

Этот набор весомых результатов привел его к предложению химической структуры тканей головного мозга, схожей по структуре с яичным желтком, в основе которой лежит фосфорсодержащая часть, лецитин, и не содержащие фосфор, азотные части, cerebrin[4]. Эта теория расходилась с взглядами, предложенными до этого Эдмоном Фреми, известным в этот период специалистом в химическом исследовании головного мозга и членом Академии Наук. Теория Фреми заключалась в том, что есть связь между фосфорсодержащей фракцией мозга с фосфороолеиновой кислотой.

Следующие двадцать лет Гобли потратил на доказательство своей теории.

Идентификация и химическое расщепление лецитина, первого из фосфолипидов (1848—1874)

В течение следующих трех лет (1848—1850) Теодор Гобли расширил исследования яичного желтка, яиц семейства карповых, икры и тканей головного мозга.

В 1850 году („Recherches chimiques sur les œufs de carpe“) он свидетельствует наличие своей „фосфорной материи“ с идентичными свойствами в яйцах семейства карповых. Он предложил для него название лецитин (которое в дальнейшем и закрепилось) от греческого lekithos (яичный желток)[5], подчеркивая тем самым четкую связь с его ранними работами.

Он показал, что полученный им лецитин (из яичного желтка, яиц семейства карповых, икры и человеческого мозга), хотя и не полностью очищенный, всегда дает при гидролизе смесь олеиновой, маргариновой и глицерофосфорной кислоты. И ни при каких обстоятельствах ничего, подобного фосфорной кислоте (а в случае обычных жирных кислот — форфороолеиновой), которую можно было бы ожидать, не присутствует)[6].

Наоборот, для фракции яичного желтка, не содержащей фосфор и названной им „cérébrine“, он показал абсолютное сходство химического расщепления и химических свойств с „acide cérébrique“, обнаруженными в мозге Эдмондом Фреми и Томсоном.

В 1852 году он доказывает наличие лецитина в венозной крови (Recherches chimiques sur les matières grasses du sang veineux de l’homme), а в 1856 году и в желчи (Recherches sur la nature chimique et les propriétés des matières grasses contenues dans la bile).

Тем не менее, ему по-прежнему не хватало одного звена для полного раскрытия структуры лецитина.

Это звено было найдено в 1860-х годах в параллельных исследованиях, проводившихся в основном в Германии немецким химиком Адольфом Штреккером (Adolph Strecker). Им был определен ещё один новый биологический компонент, холин, сначала в желчи печени (Ann. Chem. Pharm. 1868, 148, 77), а вскоре после этого и в человеческом мозге через исследования Оскара Лейбриха (Oscar Liebreich) в Берлине (полагая, что он выявил другое вещество, назвал его „nevrin“).

Используя это открытие в своей работе, Теодор Гобли в 1874 году завершил тем самым свой долгий, терпеливый и упорный труд по определению полной структуры лецитина, гидролиз которого дает ровно одну молекулу олеиновой кислоты, одну молекулу маргариновой, одну молекулу глицерофосфорной кислоты и одну молекулу холина[7].

Более поздние исследования расширили лецитин яичного желтка в целое семейство лецитинов, отвечающие структуре с холином во главе, глицерофосфорной кислотой и различными жирными кислотами. Вообще, лецитин, или точнее фосфатидилхолин, получают из насыщенных жирных кислот, в данном случае пальмитиновой кислоты или гексадекановой кислоты H3C-(СН2)14-СООН (маргариновая кислота, определенная Гобли в яичном желтке, теперь называется гептадекановой кислотой H3C-(СН2)15-СООН и принадлежит к этому классу), и ненасыщенных жирных кислот, в случае лецитина яичного желтка — олеиновая кислота или 9Z-октадеценовой кислоты).

Первый обзор химической структуры тканей мозга

Результаты исследований привели Теодора Гобли к тому, что структура вязкой материи мозга состоит из четырёх основных компонентов („Recherches chimiques sur le cerveau de l’homme“, Journal de Pharmacie et de Chimie 1874) (кроме воды, составляющей 80 %):

  • лецитин (5,5 %);
  • cerebrin (около 3 %), характеризуется как азотсодержащая фракция, идентичная той, что в яичном желтке и в гораздо больших количествах в мозге;
  • холестерин (около 1 %);
  • и большое количество нового компонента белкового типа, который он назвал цефалин (около 7 %), в дополнение к регулярному альбумину (1 %).

Таким образом, Теодор Гобли был первооткрывателем нового класса фосфолипидов и одним из первых начал понимать химические основы структуры и строения мозга.

Другие исследования и открытия

В сотрудничестве с французским врачом, членом Медицинской академии, Жан-Луи-Мари Пуазейлем (Jean-Louis-Marie Poiseuille), он опубликовал некоторые результаты о мочевине в крови и моче.

В связи с его активной общественной деятельностью в институтах здравоохранения, он был вовлечен в различные исследования токсичных веществ, питания и здоровья человека, а также в безопасность производственных процессов: он исследовал токсины в поганке (Recherches chimiques sur les champignons vénéneux, 1856), лекарственные реальные и предполагаемые свойства различных растений, трав и препаратов, токсичность свинца, широко используемого в изготовлении посуды, ядовитых эффектов ржи.

В традиции методов Robiquet из натуральной ванили в 1858 году он получил первые образцы чистого ванилина, сильного ароматизатора. Гобли жил достаточно долго, чтобы увидеть прорыв, вызванный появлением промышленно-синтезируемого ванилина на основе гликозидов, извлекаемых из сока сосны (1874), открывающий путь к широкому использованию этого популярного аромата. Кстати, что также привело к полному краху выращивания натуральной ванили и связанной с этим отрасли; но это, вероятно, Гобли не предусмотрел.

Публикации

  • „Sur l’existence des acides oléique, margarique et phosphoglycérique dans le jaune d’oeuf. Premier Mémoire: Sur la composition chimique du jaune d’oeuf“; par M. Gobley. (Extrait). C R hebd Acad Sci1845, 21, 766
  • „Recherches chimiques sur le jaune d’oeuf de poule“; par M. Gobley. Deuxième Mémoire. C R hebd Acad Sci 1845, 21, 988
  • „Recherches chimiques sur le jaune d’oeuf — Examen comparatif du jaune d’oeuf et de la matière cérébrale“. Journal de Pharmacie et de Chimie 1847, t11, 409 et 412
  • „Recherches chimiques sur les oeufs de carpe“. Journal de Pharmacie et de Chimie 1850, t17, 401, et t18, 107
  • „Recherches chimiques sur la laitance de carpe“. Journal de Pharmacie et de Chimie 1851, t19, 406
  • „Recherches chimiques sur la matière grasse du sang veineux de l’homme“. Journal de Pharmacie et de Chimie 1852, t21, 241
  • „Recherches sur la nature chimique et les propriétés des matières grasses contenues dans la bile“. Journal de Pharmacie et de Chimie 1856, t30, 241
  • „Recherches chimiques sur le cerveau; par M. Gobley“. Journal de Pharmacie et de Chimie 1874,4ème série, t19, p. 346—354
  • „Sur la lécithine et la cérébrine“; par M. Gobley». Journal de Pharmacie et de Chimie 1874,t20, 98-103, 161—166
  • «Note sur l’Elaïomètre, nouvel instrument d’essai pour les huiles d’olive». M. Gobley. J Pharm Chim 1843, 4, 285
  • «Recherches sur la nature chimique et les propriétés des matières grasses contenues dans la bile», par M. Gobley. Journal de Pharmacie et de Chimie, 1856
  • «Recherches physiologiques sur l’urée (avec Mr le docteur Poiseuille)», par M. Gobley. Comptes rendus de l’Académie des Sciences et Gazette hebdomadaire de médecine et de chirurgie, 1859
  • «Recherche sur le principe odorant de la vanille», par M.Gobley. Journal de Pharmacie et de Chimie 1858

Библиография

  • Dossier de Légion d’Honneur (base LEONORE des Archives Nationales, cote L1157072)
  • Dossier biographique à la bibliothèque interuniversitaire de pharmacie
  • Eloge funèbre par Mr Jean Baptiste Chevallier (1793—1879), membre de l’Académie de Pharmacie
  • L'étude chimique des constituants du tissu cérébral au cours du XIXème siècle, Les pionniers français (III): Théodore-Nicolas GOBLEY (1811—1874), par Mlle C.Chatagnon et P.Chatagnon, extrait des Annales Médico-Psychologiques, n°2, juillet 1957
  • Bernard F. Szuhaj, «Lecithins», The American Oil Chemists Society, 1989
  • Richard L. Myers, Rusty L. Myers, «The 100 Most Important Chemical Compounds», Greenwood Publishing Group, 2007
  • Donald Bayley Tower, Michel-Augustin Thouret, «Brain Chemistry and the French Connection, 1791—1841: An Account of the Chemical Analyses of the Human Brain by Thouret»,Raven Press, 1994
  • Adolf Strecker, «Isolement de la lécithine de l’oeuf» Académie de Münich, 1869, t2, 269
  • J.L.W Thudichum «Die chemische Konstitution des Gehirns des Menschen und der Tiere», Tübingen, Verlag von Franz Pietzcker, 1901
  • J.F.John, Chemische Schriften, vol 4, n°31, p228
  • J.F.John, «Zoochemische Tabellen», T.I.A, 1814, p12
  • O.Liebreich, Ann.Chem., 1864,134,29

Напишите отзыв о статье "Гобли, Теодор Николя"

Примечания

  1. Gobley T.N. Recherches chimiques sur le jaune d'œuf // Compte Rendus hebdomadaire Académie des Sciences, 1845, t. 21, p. 766
  2. Gobley T.N. Recherches chimiques sur le jaune d’oeuf de poule. Deuxième Mémoire // Comptes Rendus hebdomadaires Académie des Sciences, 1847, t. 21, p. 988
  3. 1 2 Там же.
  4. Gobley T.N. Recherches chimiques sur les oeufs de carpe // Journal de Pharmacie et de Chimie, 1850, t. 17, p. 401; t. 18, p. 107
  5. Gobley T.N. Recherches chimiques sur les oeufs de carpe // Journal de Pharmacie et de Chimie, 1850, t. 17, p. 401
  6. Gobley T.N. Recherches chimiques sur la laitance de carpe // Journal de Pharmacie et de Chimie, 1851, t. 19, p. 406
  7. Gobley T.N. Sur la lécithine et la cérébrine // Journal de Pharmacie et de Chimie, 1874, t. 20, p. 346

Ссылки

  • [cat.inist.fr/?aModele=afficheN&cpsidt=15271599] La Création de l’Ecole de Pharmacie (фр.)
  • [acadpharm.net/] Académie Nationale de Pharmacie (фр.)
  • [www.shp-asso.org/index.php?PAGE=salledesactes] Portrait of Robiquet at The Ecole de Pharmacie, Salle des actes (фр.)


Отрывок, характеризующий Гобли, Теодор Николя

– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.


В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.