Говард, Эдвард Ли

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эдвард Ли Говард
Edward Lee Victor Howard

Объявление о розыске 1986 года
Род деятельности:

разведчик

Дата рождения:

27 октября 1951(1951-10-27)

Место рождения:

Аламогордо, Нью-Мексико

Дата смерти:

12 июля 2002(2002-07-12) (50 лет)

Место смерти:

Россия

Эдвард Ли Говард (27 октября 195112 июля 2002) — бывший агент ЦРУ, работавший на советскую разведку. Перебежчик в СССР.



Карьера в ЦРУ

Говард был нанят ЦРУ в 1980 году, был обучен методам разведки вместе с позже присоединившейся к нему его женой Мэри. Вскоре после окончания обучения и незадолго до прибытия на службу в американское посольство в Москве тест на полиграфе показал, что он употреблял в прошлом наркотики и скрыл это, после чего он был уволен из ЦРУ в 1983 году. Недовольный увольнением, воспринимаемым им как несправедливость, он начал злоупотреблять алкоголем. В феврале 1984 года после пьяной драки он был арестован и обвинен в нападении с применением огнестрельного оружия. В какой-то момент Говард начал предоставлять секретную информацию в КГБ, вероятно, связавшись с сотрудниками КГБ в 1984 году во время визита в Австрию. Предположительно, им были раскрыты личности работавших на ЦРУ Адольфа Толкачёва и ряда других советских информаторов[1].

В 1985 году ЦРУ сотрясают несколько крупных утечек информации. Но 1 августа 1985 года сотрудник КГБ Виталий Юрченко бежал в посольство США в Риме. На допросах в ЦРУ он предоставил данные о двух американских офицерах разведки, которые были агентами КГБ — Эдварде Ли Говарде и Рональде Пелтоне (англ.) (АНБ)[2][3]. Через 3 месяца, однако, Юрченко бежал обратно в СССР, что с большой вероятностью означало, что Юрченко действовал в качестве двойного агента, и стремился предоставить ЦРУ ложную информацию для защиты одного из наиболее важных для СССР двойных агентов, Олдрича Эймса[4].

Бывший директора ЦРУ Роберта Гейтса высказывал мнение, что к возвращению Юрченко толкнуло отношение к нему сотрудников американских спецслужб как пленнику, а не как к добровольно перешедшему к ним на службу, а также разглашение тайны его пребывания в США. 4 ноября 1985 года советское посольство в Вашингтоне собрало пресс-конференцию, на которой предъявило Юрченко как похищенного агентами ЦРУ, введшими его в наркотическое опьянение. Гейтс отвергает как не состоятельную версию о том, что Юрченко был не подлинным перебежчиком, а «двойным агентом».[5]

Побег и жизнь в СССР

Говард вылетел в Хельсинки и бежал в советское посольство. Он настаивал на своей невиновности до своей смерти, утверждая что бежал из-за того, что его хотели сделать козлом отпущения и заявлял, что отказался раскрывать доказательства в обмен на советскую защиту.

В 1995 году были опубликованы мемуары Говарда «Safe House», в которых Говард утверждал, что был готов к сделке о признании вины.

Говард умер 12 июля 2002 года на своей российской даче при загадочных обстоятельствах, как сообщается, из-за сломанной шеи после падения в своем доме[6].

Напишите отзыв о статье "Говард, Эдвард Ли"

Примечания

  1. [www.gorod.lv/novosti/69709-odin_iz_tsenneyshih_agentov_tsru_v_sssr_rabotal_za_kassetyi_s_rok_n_rollom Один из ценнейших агентов ЦРУ в СССР работал за кассеты с рок-н-роллом]
  2. [kommersant.ru/doc/18856 Олдридж Эймс: Невозвращение резидента] // Журнал «Коммерсантъ Деньги», № 18 (28), 10.05.1995
  3. [zavtra.ru/cgi//veil//data/zavtra/99/290/42.html Валентин Пруссаков, ЗАГАДКА ВИТАЛИЯ ЮРЧЕНКО] // Газета Завтра No: 25(290), 22-06-1999
  4. [peacecorpsonline.org/messages/messages/2629/2026976.html Another Review of Safe House by RPCV and CIA defector Edward Lee Howard] (January 1, 1995).
  5. «Бывший директор ЦРУ о деле полковника Юрченко»//«Известия» № 23 6 февраля 1993 года
  6. [peacecorpsonline.org/messages/messages/2629/2014842.html Peace Corps Online: August 19, 2002 - Department of State: Death of Edward Lee Howard]

Отрывок, характеризующий Говард, Эдвард Ли

Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.