Говоров, Иван Павлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Павлович Говоров
Дата рождения

2 января 1899(1899-01-02)

Место рождения

село Зиновьево, Княжевская волость, Бежецкий уезд, Тверская губерния, Российская империя [1]

Дата смерти

30 января 1965(1965-01-30) (66 лет)

Место смерти

Киев, СССР

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

ОГПУ
Погранвойска
Пехота

Годы службы

19171947

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Командовал

271-я стрелковая дивизия
127-я стрелковая дивизия (3-го формирования)
120-я стрелковая дивизия (3-го формирования)
34-я гвардейская стрелковая дивизия

Сражения/войны

Февральская революция
Октябрьская революция
Гражданская война в России
Борьба с басмачеством
Великая Отечественная война

Награды и премии

Других государств:

Говоров Иван Павлович (2 января 1899 года, село Зиновьево, Бежецкий уезд, Тверская губерния, Российская империя — 30 января 1965 года, Киев, СССР), советский военачальник, генерал-майор (03.06.1944).





Начальная биография

До службы в армии Говоров был учеником токаря и токарем на Путиловском заводе в Петрограде. В августе 1915 года за участие во всеобщей забастовке был арестован и до февраля 1916 года содержался в тюрьме «Кресты», затем работал электромонтером на Ниточной фабрике в Петрограде. В октябре 1917 года вступил в рабочую дружину и участвовал с ней во взятии Николаевского вокзала, разоружении юнкерского училища и штурме Зимнего дворца. После Октябрьской революции 1917 года был причислен к Волынскому батальону, затем с ноября состоял в Юрьево-Путиловском отряде отделенным командиром. В его составе участвовал в боях в Финляндии под Выборгом и ст. Раута[2].

Военная служба

Гражданская война

В марте 1918 года Говоров переведен красноармейцем во 2-й гусарский эскадрон по охране Смольного. В июне с группой красногвардейцев убыл в город Рыбинск и в июле с отрядом участвовал в подавлении Ярославского мятежа, затем был назначен в формируемый Ярославский полк (позже полк был переименован в 61-й, затем 15-й Юрьевский) старшиной конной разведки участвовал в боях на Архангельском фронте. Затем полк был переброшен в Петроград и переименован в 3-й Эстляндский. Командиром конной разведки с боями прошел с ним от Нарвы до Визимборга. После отступления из Эстонии полк вел бои в районе ст. Печера, г. Гдов, Чудское озеро. Под ст. Печера был ранен и эвакуирован в госпитале[2]. С 1918 года член ВКП(б).

По выздоровлении в марте 1919 года убыл на Восточный фронт в 3-ю армию, где по прибытии в город Пермь Говоров был зачислен курсантом на командные курсы при штабе армии. После завершения обучения в июле он назначается командиром взвода продтранспорта 1-й бригады 30-й стрелковой дивизии, а с сентября служил командиром взвода и политруком в кавалерийском эскадроне этой дивизии. Между Томском и Мариинском с полуэскадроном попал в плен, но через 8 дней был освобожден подошедшими частями 1-й бригады. Затем с ней прошел с боями от Шадринска до озера Байкал[2].

В 1920 году переведен в части ВЧК и служил политруком в 33-м отдельном батальоне Сибирской ЧК. С июля 1920 по январь 1921 года проходил обучение в партшколе при политотделе 5-й армии в городе Иркутск, затем был назначен военкомом 1-го отдельного батальона 1-го Сибирского пограничного полка ОГПУ Сибирской ЧК. С мая 1921 года там же исполнял должность для поручений и начальника агентурной разведки при штабе 9-го пограничного батальона войск ВЧК, с июля был политруком роты в 207-м отдельном пограничном батальоне Сибирской ЧК. В составе этих частей участвовал в боях против вооруженных отрядов Шубина, барона Р. Ф. Унгерна фон Штернберга[2].

Межвоенное время

В апреле 1922 года переведен в город Ростов-на-Дону в 6-й отдельный кавалерийский дивизион, а оттуда — во 2-й кавалерийский полк ОГПУ, где служил политруком роты и эскадрона. В 1923 года Говоров назначается начальником учебной комендатуры 47-го отдельного Кубано-Черноморского дивизиона ОГПУ. С августа того же года учился в Тифлисской пограничной школе ОГПУ, по окончании которой в мае 1924 года направлен инспектором политработы частей пограничной охраны Армяно-Нахичеванского района в город Эривань. С переформированием ЧОН в пограничные отряды с июля 1925 года служил инструктором партийно-политической работы в 39-м погранотряде войск ОГПУ в г. Ленинакан[2].

С апреля 1926 по май 1927 года — слушатель Высших курсов усовершенствования старшего комсостава в Ленинграде. Затем был назначен пом. начальника маневренной группы 46-го (Ашхабадского) погранотря-да войск ОГПУ. С июня 1928 года продолжил службу инструктором в 47-м погранотряде войск ОГПУ Среднеазиатского округа в г. Керки, с августа — командовал дивизионом в Сурхан-Дарьинской отдельной пограничной комендатуре ОГПУ в г. Термез. В составе маневренной группы участвовал в ликвидации банд Утамбека и Ибрагим-бека в Таджикистане и Узбекистане. В 1929 года командиром оперативного отряда ОГПУ сражался с басмачами в Северных Каракумах. В мае 1930 года назначен командиром 62-го отдельного кавалерийского дивизиона войск ОГПУ в г. Туркуль, с июля 1932 года командовал крупной маневренной группой при 68-м погранотряде. Участвовал с ней в ликвидации банд в районах Кушка, Керки, Мерв[2].

В январе 1934 года командирован на учебу в Высшую пограничную школу НКВД в Москве. После выпуска в мае 1935 года был назначен командиром 22-го кавалерийского полка войск НКВД в г. Кировабад. Одновременно учился на заочном отделении Военной академии РККА им. М. В. Фрунзе. Приказом НКВД от 28 февраля 1937 года за борьбу с басмачеством награжден нагрудным знаком «Почетный работник ВЧК-ОГПУ-НКВД». В декабре 1939 года полковник Говоров назначается начальником 43-го Геок-Тапинского погранотряда войск НКВД, затем в августе 1940 года переводится в Управление пограничных войск Черноморского округа пом. начальника по МТО в г. Симферополь. С 1941 года исполнял должность зам. начальника пограничных войск НКВД Молдавского округа по снабжению. Указом ПВС СССР от 1 марта 1941 года был награжден медалью «За боевые заслуги»[2].

Великая Отечественная война

С началом войны полковник Говоров в июне 1941 года назначается командиром 952-го стрелкового полка 268-й стрелковой дивизии, формировавшейся в МВО в г. Загорск. В начале августа дивизия убыла в Эстонию и в составе 8-й армии Северного фронта вела бои в районах Раквере, затем отходила на Ораниенбаум. 9 августа 1941 года получил ранение в руку. В середине сентября она была переброшена в Ленинград, где, войдя в 55-ю армию, сражалась в районе Красного Бора. Затем полковник Говоров на Ленинградском фронте командовал 107-м стрелковым полком 85-й стрелковой дивизии 55-й армии и 7-м стрелковым полком 20-й стрелковой дивизии войск НКВД в 23-й армии[2].

С мая по октябрь 1942 года находился на учебе в Военной академии им. М. В. Фрунзе, затем был назначен зам. командира 387-й стрелковой дивизии, находившейся в резерве Ставки ВГК в г. Мичуринск. С середины декабря зам. командира и врид командира этой дивизии в составе 2-й гвардейской армии Сталинградского фронта участвовал в Котельниковской операции, в оборонительных боях в районе совхоза Крень, по предотвращению деблокады окруженной под Сталинградом немецкой группировки. В ноябре 1942 года ранен в обе ноги, контужен. С 25 декабря дивизия перешла в наступление и в январе участвовала в Северо-Кавказской, Ростовской наступательных операциях[2].

С 9 апреля 1943 года полковник Говоров принял командование 271-й стрелковой дивизией. С 13 мая она вошла в 28-ю армию и в июле участвовала в Миусской наступательной операции. В августе — сентябре ее части в составе 28-й, затем 5-й ударной и 51-й армий успешно действовали в Донбасской наступательной операции, в освобождении городов Чистяково и Горловка. Приказом ВГК от 8 сентября 1943 года дивизии было присвоено почетное наименование «Горловская». С 21 сентября она находилась в резерве Южного фронта, затем Ставки ВГК. С 12 ноября дивизия была включена в 1-ю гвардейскую армию 1-го Украинского фронта и участвовала в Киевской оборонительной операции. С 8 декабря ее части вели тяжелые бои по отражению атак танков и мотопехоты противника, удерживая плацдарм на правом берегу р. Тетерев. 11 декабря Говоров был отстранен от исполнения должности и назначен зам. командира 99-й стрелковой дивизии, а с 12 января 1944 года принял командование 127-й стрелковой Чистяковской дивизией, находившейся в обороне под Красполем. С марта дивизия успешно действовала в Проскуровско-Черновицкой наступательной операции. За освобождение г. Проскуров она была награждена орденом Красного Знамени (3.4.1944). С 19 июля ее части принимали участие в Львовско-Сандомирской наступательной операции, в ходе которой освободили города Бережаны (22.07.1944), Рогатина (23.07.1944), Жидачова (01.08.1944), Ходорова (27.07.1944). С 5 августа дивизия была выведена в резерв и вела борьбу с бандеровскими отрядами в тылу 1-го Украинского фронта[2].

В ноябре 1944 года генерал-майор Говоров назначен командиром 120-й стрелковой Гатчинской Краснознаменной дивизии, находившейся в резерве Ставки. В декабре она была передислоцирована в Польшу восточнее сандомирского плацдарма и с января 1945 года в составе 21-й армии 1-го Украинского фронта участвовала в Висло-Одерской, Сандомирско-Силезской, Нижнесилезской и Верхнесилезской наступательных операциях, в форсировании рек Висла и Одер, в овладении городами Владовице, Жарки, Козегловы, Себеж, Оппельн. С середины марта ее части вели бои по окружению и уничтожению оппельнской группировки противника. 23 марта дивизия овладела г. Нейсе и вышла в район севернее Цобтен, где перешла к обороне. В начале мая 1945 года она вступила на территорию Чехословакии в районе северо-восточнее Льсков и участвовала в Пражской наступательной операции[2].

За время войны комдив Говоров был четыре раза упомянут в благодарственных в приказах Верховного Главнокомандующего[3]

Послевоенное время

С июня 1945 года генерал-майор Говоров командовал 34-й гвардейской стрелковой Енакиевской Краснознаменной ордена Кутузова дивизией в Австрии[2].

В 1946 году откомандирован в распоряжение МВД и назначен начальником окружного управления военного снабжения МВД Молдавской ССР[2].

25 сентября 1947 года уволен в запас по болезни[2].

Награды

СССР
Приказы (благодарности) Верховного Главнокомандующего в которых отмечен И. П. Говоров[3].
  • За овладение городами Дебальцево, Иловайск, Лисичанск, Енакиево, Горловка, Чистяково, Славянск, Артемовск, Краматорская, Константиновка, Макеевка, Красноармейское, Ясиноватая и областным центром Донбасса – городом Сталино. 8 сентября 1943 года. № 9
  • За овладение важным центром военной промышленности немецкой Силезии городом и крепостью Оппельн — крупным узлом железных и шоссейных дорог и мощным опорным пунктом обороны немцев па реке Одер. 24 января 1945 года. № 251
  • За овладение в немецкой Силезии городами Нойштадт, Козель, Штейнау, Зюльц, Краппитц, Обер-Глогау, Фалькенберг и др. 22 марта 1945 года. № 305
  • За овладение в Силезии, западнее Одера, городами Нейссе и Леобшютц – сильными опорными пунктами обороны немцев. 24 марта 1945 года. № 307
Других государств

Память

Напишите отзыв о статье "Говоров, Иван Павлович"

Примечания

  1. Ныне деревня Зиновьево, Городищенское сельское поселение, Бежецкий район, Тверская область, Россия
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комдивы. Военный биографический словарь. — М.: Кучково поле, 2014. — Т. 3. — С. 617—619. — 1000 экз. — ISBN 978-5-9950-0382-3.
  3. 1 2 [grachev62.narod.ru/stalin/orders/content.htm Приказы Верховного Главнокомандующего в период Великой Отечественной войны Советского Союза. Сборник. М., Воениздат, 1975.]
  4. 1 2 [ru.wikisource.org/wiki/%D0%A3%D0%BA%D0%B0%D0%B7_%D0%9F%D1%80%D0%B5%D0%B7%D0%B8%D0%B4%D0%B8%D1%83%D0%BC%D0%B0_%D0%92%D0%A1_%D0%A1%D0%A1%D0%A1%D0%A0_%D0%BE%D1%82_4.06.1944_%D0%BE_%D0%BD%D0%B0%D0%B3%D1%80%D0%B0%D0%B6%D0%B4%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B8_%D0%BE%D1%80%D0%B4%D0%B5%D0%BD%D0%B0%D0%BC%D0%B8_%D0%B8_%D0%BC%D0%B5%D0%B4%D0%B0%D0%BB%D1%8F%D0%BC%D0%B8_%D0%B7%D0%B0_%D0%B2%D1%8B%D1%81%D0%BB%D1%83%D0%B3%D1%83_%D0%BB%D0%B5%D1%82_%D0%B2_%D0%9A%D1%80%D0%B0%D1%81%D0%BD%D0%BE%D0%B9_%D0%90%D1%80%D0%BC%D0%B8%D0%B8 Награжден в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 04.06.1944 "О награждении орденами и медалями за выслугу лет в Красной Армии"]

Ссылки

  • [www.podvignaroda.mil.ru Общедоступный электронный банк документов «Подвиг Народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»]
  • wikitwiki.in.ua/index.php?newsid=147466&news_page=2
  • www.rkka.ru/handbook/reg/120sd43.htm
  • samsv.narod.ru/Div/Sd/sd127/main3.html

Литература

  • Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комдивы. Военный биографический словарь. — М.: Кучково поле, 2014. — Т. 3. — С. 617—619. — 1000 экз. — ISBN 978-5-9950-0382-3.

Отрывок, характеризующий Говоров, Иван Павлович

Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
Через неделю вышел отпуск. Гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде, дали обед Ростову, стоивший с головы по 15 руб. подписки, – играли две музыки, пели два хора песенников; Ростов плясал трепака с майором Басовым; пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова; солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура! Потом Ростова положили в сани и проводили до первой станции.
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.
После восторгов встречи, и после того странного чувства неудовлетворения в сравнении с тем, чего ожидаешь – всё то же, к чему же я так торопился! – Николай стал вживаться в свой старый мир дома. Отец и мать были те же, они только немного постарели. Новое в них било какое то беспокойство и иногда несогласие, которого не бывало прежде и которое, как скоро узнал Николай, происходило от дурного положения дел. Соне был уже двадцатый год. Она уже остановилась хорошеть, ничего не обещала больше того, что в ней было; но и этого было достаточно. Она вся дышала счастьем и любовью с тех пор как приехал Николай, и верная, непоколебимая любовь этой девушки радостно действовала на него. Петя и Наташа больше всех удивили Николая. Петя был уже большой, тринадцатилетний, красивый, весело и умно шаловливый мальчик, у которого уже ломался голос. На Наташу Николай долго удивлялся, и смеялся, глядя на нее.
– Совсем не та, – говорил он.
– Что ж, подурнела?
– Напротив, но важность какая то. Княгиня! – сказал он ей шопотом.
– Да, да, да, – радостно говорила Наташа.
Наташа рассказала ему свой роман с князем Андреем, его приезд в Отрадное и показала его последнее письмо.
– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что нибудь не то, в этом предполагаемом браке.
«Зачем отсрочка? Зачем не обручились?» думал он. Разговорившись раз с матерью о сестре, он, к удивлению своему и отчасти к удовольствию, нашел, что мать точно так же в глубине души иногда недоверчиво смотрела на этот брак.
– Вот пишет, – говорила она, показывая сыну письмо князя Андрея с тем затаенным чувством недоброжелательства, которое всегда есть у матери против будущего супружеского счастия дочери, – пишет, что не приедет раньше декабря. Какое же это дело может задержать его? Верно болезнь! Здоровье слабое очень. Ты не говори Наташе. Ты не смотри, что она весела: это уж последнее девичье время доживает, а я знаю, что с ней делается всякий раз, как письма его получаем. А впрочем Бог даст, всё и хорошо будет, – заключала она всякий раз: – он отличный человек.


Первое время своего приезда Николай был серьезен и даже скучен. Его мучила предстоящая необходимость вмешаться в эти глупые дела хозяйства, для которых мать вызвала его. Чтобы скорее свалить с плеч эту обузу, на третий день своего приезда он сердито, не отвечая на вопрос, куда он идет, пошел с нахмуренными бровями во флигель к Митеньке и потребовал у него счеты всего. Что такое были эти счеты всего, Николай знал еще менее, чем пришедший в страх и недоумение Митенька. Разговор и учет Митеньки продолжался недолго. Староста, выборный и земский, дожидавшиеся в передней флигеля, со страхом и удовольствием слышали сначала, как загудел и затрещал как будто всё возвышавшийся голос молодого графа, слышали ругательные и страшные слова, сыпавшиеся одно за другим.
– Разбойник! Неблагодарная тварь!… изрублю собаку… не с папенькой… обворовал… – и т. д.
Потом эти люди с неменьшим удовольствием и страхом видели, как молодой граф, весь красный, с налитой кровью в глазах, за шиворот вытащил Митеньку, ногой и коленкой с большой ловкостью в удобное время между своих слов толкнул его под зад и закричал: «Вон! чтобы духу твоего, мерзавец, здесь не было!»
Митенька стремглав слетел с шести ступеней и убежал в клумбу. (Клумба эта была известная местность спасения преступников в Отрадном. Сам Митенька, приезжая пьяный из города, прятался в эту клумбу, и многие жители Отрадного, прятавшиеся от Митеньки, знали спасительную силу этой клумбы.)
Жена Митеньки и свояченицы с испуганными лицами высунулись в сени из дверей комнаты, где кипел чистый самовар и возвышалась приказчицкая высокая постель под стеганным одеялом, сшитым из коротких кусочков.
Молодой граф, задыхаясь, не обращая на них внимания, решительными шагами прошел мимо них и пошел в дом.
Графиня узнавшая тотчас через девушек о том, что произошло во флигеле, с одной стороны успокоилась в том отношении, что теперь состояние их должно поправиться, с другой стороны она беспокоилась о том, как перенесет это ее сын. Она подходила несколько раз на цыпочках к его двери, слушая, как он курил трубку за трубкой.
На другой день старый граф отозвал в сторону сына и с робкой улыбкой сказал ему:
– А знаешь ли, ты, моя душа, напрасно погорячился! Мне Митенька рассказал все.
«Я знал, подумал Николай, что никогда ничего не пойму здесь, в этом дурацком мире».
– Ты рассердился, что он не вписал эти 700 рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты не посмотрел.
– Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И что сделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.


Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.