Говоруха-Отрок, Юрий Николаевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Юрий Говоруха-Отрок
Имя при рождении:

Юрий Николаевич Говоруха-Отрок

Псевдонимы:

Ю. Николаев, Юрко, Ю. Елагин.

Место рождения:

с. Таврово, Белгородский уезд, Курская губерния, Российская империя

Место смерти:

Москва, Российская империя

Род деятельности:

прозаик, публицист, литературный критик

Юрий Николаевич Говоруха-Отрок (29 января 1854, с. Таврово, Курская губерния — 8 августа 1896, Москва) — русский писатель и публицист, литературный критик.





Биография

Родился в дворянской семье, ведущей своё происхождение от запорожских казаков. Детство его прошло в имении отца. После смерти отца Юрий переехал в Харьков, поступил там во вторую гимназию. Учась в гимназии, Говоруха-Отрок находился под влиянием революционной публицистики, идей Чернышевского, Писарева, Добролюбова и других. Окончив пять классов гимназии, он жил частными уроками и готовился к экзаменам в Императорский Харьковский университет. В 18 лет женился на 16-летней дочери уездного врача Софье Фёдоровне Поповой, которая также как и он увлекалась театром, литературой и революционными идеями. Говоруха-Отрок не умел вести хозяйство и вскоре впал в бедственное материальное положение, однажды даже думал стать актёром, и при содействии своего дальнего родственника актёра Стружкина вступил в странствующую труппу, сыграв в нескольких спектаклях в провинции.

В апреле 1874 года Говоруха-Отрок познакомился с одним из инициаторов «хождения в народ» Коваликом и некоторыми другими вольнодумцами. Он вступил в революционный кружок, посетил три сходки, но вскоре вышел из кружка и не стал заниматься революционной деятельностью. В декабре этого же года он поехал в Петербург, где познакомился с Н. К. Михайловским, но 18 декабря был там арестован и посажен в Петропавловскую крепость. В 1877 году его осудили по «Делу о пропаганде в Империи (Процесс 193-х)» и приговорили к ссылке в Тобольскую губернию на год и три месяца. Но ему был учтён срок, который он уже отсидел в тюрьме, и в мае 1878 его выпустили на свободу.

Несколько месяцев Говоруха-Отрок прожил в Петербурге, при помощи Михайловского анонимно печатался в «Отечественных записках». Затем выслан в Харьков, работал там помощником библиотекаря Харьковского университета и в газете «Харьков». В сентябре 1879 к нему приезжал Желябов. В 1880-х годах его проза печаталась петербургскими журналами «Слово» и «Вестник Европы», и в харьковском журнале «Мир». К тому времени Говоруха-Отрок пересмотрел свой взгляд на жизнь, и в его произведениях встречалась критика народовольческого движения. В 1881 году он стал сотрудником харьковской газеты «Южный край», найдя себя в публицистике и литературной критике. В то время на него большое влияние оказали труды Аполлона Григорьева.

Рассказы «Fatum» и «Развязка» вызвали резкую реакцию Михайловского, который назвал их героев «гамлетизированными поросятами», а позднее написал памфлет «Карьера Оладушкина», где одним из прототипов героя-ренегата должен был служить Говоруха-Отрок.

В 1889 году Говоруха-Отрок был замечен московскими издателями, и был приглашён литературным обозревателем в «Московские ведомости». Там он познакомился с выдающимися консервативными литераторами — Н. Н. Страховым, К. Н. Леонтьевым, Л. А. Тихомировым, П. Е. Астафьевым, В. В. Розановым и другими. К этому периоду Говоруха-Отрок окончательно отошёл от идей «шестидесятников», которых он называл «не отпетыми мертвецами». Лев Тихомиров охарактеризовал его как православного до мозга костей, убеждённого, искреннего монархиста. Он не был славянофилом, но в то же время выступал с опровержениями критики славянофилов, проводимой либеральными публицистами во главе с Владимиром Соловьёвым. Главной заслугой славянофилов он считал выявление значения православия для России.

Большое признание Говоруха-Отрок получил как литературный критик. Его выдающееся дарование на этом поприще отмечали Василий Розанов, Николай Страхов, Лев Тихомиров. В 1890 годах он печатался в «Русском обозрении» и «Русском вестнике».

Сочинения

  • Последнее произведение графа Л. Н. Толстого : Критический этюд. — М., 1890.
  • Очерки современной беллетристики. В. Г. Короленко : Критический этюд. — М., 1893.
  • Тургенев : Критические этюд. — М., 1894.
  • Заметки о прогрессе и цивилизации. — М., 1897.

Напишите отзыв о статье "Говоруха-Отрок, Юрий Николаевич"

Литература

  • Иванова Е. В. Литературный гёз (О судьбе Ю. Н. Говорухи-Отрока) // Контекст 2008. Историко-литературные и теоретические исследования. — М.: ИМЛИ РАН, 2009. — С. 167-202. — ISBN 978-5-9208-0327-6.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Говоруха-Отрок, Юрий Николаевич

Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё таки не успел миновать их.
Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная, тяжелая, пятивершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» и оглянувшись увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно французскими, кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда то стали стрелять пушки, и всё застлалось дымом.
В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек.
«Что мне завидовать, мое не уйдет, и я сейчас, может быть, увижу государя!» подумал Ростов и поскакал дальше.
Поровнявшись с гвардейской пехотой, он заметил, что чрез нее и около нее летали ядры, не столько потому, что он слышал звук ядер, сколько потому, что на лицах солдат он увидал беспокойство и на лицах офицеров – неестественную, воинственную торжественность.
Проезжая позади одной из линий пехотных гвардейских полков, он услыхал голос, назвавший его по имени.
– Ростов!
– Что? – откликнулся он, не узнавая Бориса.
– Каково? в первую линию попали! Наш полк в атаку ходил! – сказал Борис, улыбаясь той счастливой улыбкой, которая бывает у молодых людей, в первый раз побывавших в огне.
Ростов остановился.
– Вот как! – сказал он. – Ну что?
– Отбили! – оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. – Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.