Гоглидзе, Сергей Арсеньевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сергей (Серго) Арсеньевич Гоглидзе<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
 
Рождение: 1901(1901)
село Корта, Рачинский уезд, Кутаисская губерния, Российская империя
Смерть: 23 декабря 1953(1953-12-23)
Москва, РСФСР, СССР
Партия: ВКП(б)
 
Военная служба
Годы службы: 19181953
Принадлежность: СССР СССР
Род войск: НКВД
Звание:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Генерал-полковник
 
Награды:

Сергей (Серго) Арсеньевич (Арсентьевич) Гоглидзе (1901, село Корта, Рачинский уезд, Кутаисская губерния — 23 декабря 1953, Москва) — деятель советских органов госбезопасности, генерал-полковник (1945). Кандидат в члены ЦК партии (1939—1953).





Биография

Сын повара. Грузин. Получил среднее образование в коммерческих училищах в Коканде (1911—1915) и Ташкенте (1915—1917). В 1917 году призван в армию, служил в 1-м Симбирском полку. спустя год вступил в Рабоче-Крестьянскую Красную армию.

В войсках ВЧК-ГПУ-НКВД

С 1920 года работал в ревтрибунале Туркестанского фронта. Одновременно учился в вечерней средней школе в Ташкенте. В июне следующего года переведён в органы ВЧК начальником политсекретариата войск ВЧК Туркестана. В 1921—1922 годах — комиссар в войсках ВЧК и ГПУ. В 1922—1923 — уполномоченный по укреплению охраны границ на Украине. С 1923 служил в пограничных войсках на Кавказе, где познакомился с Л. П. Берией. В октябре 1928—1929 учился на Курсах усовершенствования высшего командного состава при Военной академии им. М. В. Фрунзе. С 1 июня 1930 — начальник политотдела, зам. начальника по политчасти, а с 1 июня 1933 — начальник управления погранохраны и войск ГПУ полпредства ОГПУ по ЗСФСР, с 13 июля 1934 — Управления пограничной и внутренней охраны НКВД ЗСФСР и Управления НКВД Грузии.

В Грузии и Ленинграде

С 11 ноября 1934 — нарком внутренних дел ЗСФСР и начальник Управления НКВД по Грузинской ССР.

Давлет Кандалия, шофёр-охранник Нестора Лакобы с 1933 года, был арестован после гибели последнего в конце 1936 года. Кандалия вспоминал:
Первым меня Гоглидзе допрашивал, сколько раз я его пьяным домой отвозил, всунул (он мне) дуло (пистолета) в рот, передний зуб выбил и орет: «Говори, с кем враг народа Лакоба встречался?» Я ему говорю: «Как ты можешь такое про Лакобу говорить, ты же с ним из одной тарелки ел. Ты сам знаешь, с кем он встречался…» Гоглидзе весь позеленел при упоминании про тарелку…

[1]

По воспоминаниям Кандалия, спустя десять лет его ещё раз доставили к Гоглидзе, где жестоко пытали с целью выбить признание по Лакобе, чего не добились. 25 ноября 1935 года в возрасте 34-х лет (!) стал самым молодым Комиссаром государственной безопасности 2-го ранга.

С 1937 года — депутат Верховного Совета СССР.

С 1 января 1937 — нарком внутренних дел Грузии. Пользовался доверием и был ближайшим помощником Берии, который неизменно оказывал ему покровительство. Руководил развертыванием массовых репрессий в ГрузииК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4211 дней], в 1937—1938 годах был председателем тройки НКВД по Грузинской ССР[2].

14 ноября 1938 назначен начальником Управления НКВД СССР по Ленинградской области. Очистил аппарат управления от ставленников Н. И. Ежова. Виновен в издевательствах над О. Ф. Берггольц[3].

С 1939 года — кандидат в члены ЦК ВКП(б).

Депортация из Бессарабии

С 28 апреля 1941 года Гоглидзе — уполномоченный ЦК ВКП(б) и СНК СССР по Молдавии, руководил высылкой «антисоветских элементов» из присоединённой к СССР Бессарабии. Гоглидзе попросил у Сталина разрешение на выселение около 5 тысяч «активных контрреволюционеров» с семьями — активистов буржуазных партий, помещиков, полицейских и жандармов, офицеров белой, царской и румынской армий, крупных торговцев, домовладельцев и примарей (волостных старшин). Депортация из Молдавии, Черновицкой и Измаильской областей УССР была проведена в ночь с 12 на 13 июня 1941 года. В Казахскую АССР, Коми АССР, Красноярский край, Омскую и Новосибирскую области было переселено более 30 тысяч человек. Применительно к Молдавии имеются более подробные данные. Там, в частности, к аресту и переселению было намечено 8-8,5 тыс. активных молдавских «контрреволюционеров»: 5 тысяч направлялись в Козельщанский лагерь и 3 тысяч в Путивльский. Членов же их семей (в количестве 33 тыс. чел.) ждало выселение, в основном, в Казахстан и Западную Сибирь: в Южноказахстанскую, Актюбинскую и Карагандинскую области направлялись 11 тыс. чел., в Новосибирскую область — 10 тыс. и в Кустанайскую, Кзыл-Ординскую и Омскую — ещё 6 тыс. чел. (в качестве 6-тысячного резерва определялась Кировская обл.)[4].

С июля 1941 начальник Управления НКВД (НКГБ, МГБ) Хабаровского края, с 7 мая 1943 уполномоченный МГБ СССР по Дальнему Востоку. В Хабаровске жил в особняке на углу ул. Шеронова и ул. К.Маркса. Часто появлялся на играх хабаровской футбольной команды «Динамо».

В Москве

3 января 1951 переведен в Москву и назначен начальником Главного управления охраны на железнодорожном и водном транспорте МГБ СССР. После того как B.C. Абакумов был в августе 1951 заменен на посту министра государственной безопасности СССР партаппаратчиком С. Д. Игнатьевым, Гоглидзе был назначен первым заместителем министра. Замещал Игнатьева во время болезни и вёл практически всю переписку по «делу врачей».

10 ноября 1951 переведен на пост министра государственной безопасности Узбекистана, но уже 13 февраля 1952 вернулся в МГБ СССР заместителем министра, одновременно возглавив 3-е (военная контрразведка) управление МГБ СССР. 20 ноября 1952 вновь стал первым заместителем министра.

Яков Этингер указывает, что с отстранением М. Д. Рюмина от работы в МГБ в ноябре 1952 года Гоглидзе был назначен куратором по «делу врачей»[5].

После смерти Сталина и создания под руководством Берии единого МВД СССР Гоглидзе 5 марта 1953 стал членом коллегии министерства и начальником 3-го управления (контрразведка в Советской армии и ВМФ).

Арест и смерть

Во время ареста Берии находился в командировке в ГДР, где был 3 июля 1953 задержан и доставлен в Москву. На июльском Пленуме ЦК КПСС выведен из состава кандидатов в члены ЦК КПСС.

Специальным судебным присутствием Верховного суда СССР за измену Родине, совершение террористических актов, участие в антисоветской изменнической группе приговорён к смертной казни. Расстрелян.

Семья

Как пишет Александр Шлаен, Гоглидзе оставил свою семью в 1934 году, после чего никаких контактов с ней не поддерживал и за прошедшие до своей смерти годы ни разу не видел. Однако в 1954 году его сына разыскали, арестовали и выслали в Казахстан[6].

В 1984 году жена Гоглидзе, Евлалия Федоровна, и дочь были убиты в своём доме с целью ограбления.

Награды

В соответствии с приговором суда лишён всех государственных наград и воинского звания

Напишите отзыв о статье "Гоглидзе, Сергей Арсеньевич"

Примечания

  1. [www.ogoniok.com/archive/2003/4821/42-60-63/ Огонек: НЕСТОР И ТЕНЬ]
  2. [www.alexanderyakovlev.org/almanah/inside/almanah-doc/1007240 Приложение 2. Составы троек НКВД—УНКВД 1937—1938 гг., созданных для рассмотрения дел арестованных в ходе массовой операции по приказу НКВД СССР № 0044]
  3. Соколовская Н. Е. [www.zvezdaspb.ru/index.php?page=8&nput=1370 К 100-летию ОЛЬГИ ФЕДОРОВНЫ БЕРГГОЛЬЦ] Журнал «Звезда»
  4. Павел Полян [old.polit.ru/documents/397553.html Не по своей воле.]
  5. [www.sovsekretno.ru/magazines/article/1571 Совершенно СЕКРЕТНО — Врачи и их убийцы]
  6. [gazeta.zn.ua/SOCIETY/otmorozhennaya_ottepel.html ОТМОРОЖЕННАЯ ОТТЕПЕЛЬ — Человек — gazeta.zn.ua]

Литература

  • [www.memo.ru/history/NKVD/kto/biogr/gb102.htm Гоглидзе С. А.] // Петров Н. В., Скоркин К. В. [www.memo.ru/history/NKVD/kto/index.htm Кто руководил НКВД, 1934—1941 : справочник] / Под ред. Н. Г. Охотина и А. Б. Рогинского. — М.: Звенья, 1999. — 502 с. — 3000 экз. — ISBN 5-7870-0032-3.

Ссылки

  • [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=611989 Давно пора быть в лагерях или ещё побольше. (Версия о происхождении Гоглидзе).]

Отрывок, характеризующий Гоглидзе, Сергей Арсеньевич

Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.