Гогоцкий, Сильвестр Сильвестрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сильвестр Сильвестрович Гогоцкий
Дата рождения:

5 (17) января 1813(1813-01-17)

Место рождения:

Каменец-Подольский

Дата смерти:

29 июня (11 июля) 1889(1889-07-11) (76 лет)

Место смерти:

Киев

Страна:

Российская империя Российская империя

Научная сфера:

классическая филология, философия

Альма-матер:

Киевская духовная академия

Награды и премии:
1-й ст. 1-й ст.
3-й ст. 2-й ст. 2-й ст.

Сильве́стр Сильве́стрович Гого́цкий (1813—1889) — русский философ, учёный, доктор философии и древней филологии, профессор университета св. Владимира по кафедре философии, действительный статский советник. Ученик Петра Авсенева.





Биография

Родился 5 января 1813 года в Каменце-Подольском в семье протоиерея. Образование получил в Подольском духовном училище (1821—1827) и Подольской духовной семинарии (1827—1833), а также в Киевской духовной академии (1833—1837), где на него наибольшее влияние имели лекции Петра Авсенева, а также Ивана Скворцова по философии и Иннокентия Борисова по догматическому богословию. Среди прочих Гогоцкий слушал лекции бакалавров Карпова, Новицкого и Михневича. Латинский язык он изучил основательно ещё в семинарии.

Окончив академию по 1-му разряду, был определен 1 сентября 1837 г. на службу в академию же учителем польского языка, а 15 декабря того же года, по утверждении в степени магистра богословия, полученной за диссертацию «Критическое обозрение учения римской церкви о видимой главе церкви», переименован в бакалавра академии. В 1839 г. 2 апреля ему поручено было ещё преподавание немецкого языка, 2 октября он был определен действительным бакалавром немецкого языка, с увольнением от преподавания польского языка, и 15 декабря утверждён в чине коллежского асессора. В 1842 г. уволен 9 апреля из духовного звания и 5 октября перемещен бакалавром философских наук с оставлением за ним временно и преподавания немецкого языка (до 1 февраля 1844 г.).

Задумав перейти в университет (еще в начале 40-х годов он подал заявление о желании читать там лекции по эстетике), Гогоцкий должен был держать дополнительное испытание по политической экономии, статистике и славянским наречиям для получения степени кандидата 1-го отделения философского факультета (признан в этой степени 29 сентября 1845 г.) и экзамены магистерский и докторский (не только по философии, но и по классической филологии), чего раньше обыкновенно не требовали от профессоров, переходивших из академии в университет (по словам проф. Боброва, Гогоцкому оказывала противодействие немецкая партия). Получив степень магистра философии по защите диссертации «О характере философии средних веков» (утверждён 31 дек. 1847 г.), Гогоцкий был в 1848 г. утверждён доцентом при университете св. Владимира для чтения истории новой философии и нравоучительной философии (12 февраля); 16 марта того же года он был утверждён в академии экстраординарным профессором по классу философских наук, с правом присутствовать в академической конференции.

В 1850 г. Гогоцкий, в чине статского советника (с 23 августа того же года), утверждён ординарным профессором духовной академии (16 октября) и получил по защите в университете диссертации «Диалектическая система Гегеля, её достоинства и недостатки» степень доктора философии и древней филологии (утверждён 20 декабря). Вследствие упразднения в университете кафедры философии, Гогоцкий перешел 16 января 1851 г. на службу в Киевский цензурный комитет, но в том же году покинул должность цензора, а также службу в академии, будучи избран в университете ординарным профессором по кафедре педагогики (утверждён 6 апреля). С 29 июля по 29 октября 1861 г. был в заграничной командировке и большую часть времени провел в Берлине, Дрездене, Кракове и Львове, причем во всех этих городах знакомился с преподаванием в университетах и средних учебных заведениях, мужских и женских (между прочим, он вошел тогда в сношения с берлинскими учеными профессором философии Мишле и педагогом Дистервегом и со многими галицко-русскими учеными и литераторами). С июня 1862 г. по 4 октября 1863 г. Гогоцкий состоял деканом историко-филологического факультета и оставил эту должность до окончания срока. По истечении 1 сентября 1862 г. 25-летия его службы он был оставлен на 5-летие.

23 дек. 1866 г. Гогоцкий был произведен в действительные статские советники, а 27 ноября 1867 г. уволен от службы при университете за выслугою срока. Через год с небольшим он вновь вернулся в университет будучи назначен 16 янв. 1869 г. ординарным профессором на кафедре философии. 12 февраля 1871 г. утвержден, согласно избранию Совета университета, членом попечительского совета по педагогике, 24 июля 1874 г. назначен на 5-летие сверхштатным ординарным профессором (в 1879 г. оставлен ещё на 5-летие) и в 1877 г. получил звание заслуженного профессора. В университете он читал педагогику, логику и историю философии, а в 1877—1878 гг. временно латинский язык. Кроме того преподавал педагогику в женском училище графини Левашевой (с 13 ноября 1854 г. по 6 сентября 1860 г.) и историю в кадетском корпусе (с 1 сентября 1857 г. по декабрь 1861 г.), читал в 1866 г. педагогику в духовной семинарии и в 1876 г. частный курс психологии для воспитателей военной гимназии. В 1877 г. по смерти проф. Селина, он принял на себя устройство Высших женских курсов, читал на них педагогику и психологию и с 1878 по 1880 г. состоял председателем педагогического совета. В 1886 г. тяжкая хроническая болезнь глаз заставила его прекратить чтение лекций.

1 сентября 1887 г. исполнилось 50-летие ученой деятельности Гогоцкого, и по этому поводу Киевская духовная академия избрала его в заседании 20 июля почетным членом.

Умер Гогоцкий от паралича сердца 29 июня 1889 г. в с. Некрашах Киевского уезда и погребен в Выдубицком монастыре.

Философские и научные взгляды

Влияние немецкой философской классики сказывается как в философских, так и в богословских трудах Гогоцкого. Он стал автором первой российской философской энциклопедии, 4-х томного Философского лексикона. По мнению Гогоцкого, философия Гегеля в систематический форме выражает то движение, которым новые времена отличаются от направления средних веков. Задача нового времени — выработать разумный простор личности, развить внутреннюю жизнь в гармонии с внешнею. Это стремление Гегель и довел до крайности в своей системе. Философия — это сама мысль, сама деятельность мысли и познания, получающая для себя содержание от соприкосновения с противостоящим ей миром как предметом или действительностью, определяемою сознающим началом; она стремится к познанию безусловного начала вещей, их внутренней связи и отношения их к этому началу. Как высшему проявлению сознательной жизни, философии свойственно развитие, которым и объясняется разнообразие её изменений. — Педагогика систематически рассматривает средства и способы, содействующие возможно лучшему развитию всех сил человека и приготовляющие его к самодеятельности и самообразованию. — Гогоцкий не был чужд и злобы дня: по разным общественным вопросам (напр. об украинофильстве) им помещено несколько заметок в периодических изданиях.

«Русский язык — наш язык; а потому мы учимся и учим на нём, как на своём языке» — говорил Гогоцкий:

это наш язык, выраставший вместе с нами, вместе с историческою нашею жизнью и её развитием, язык вырабатывавшийся общими и долговременными трудами деятелей Великой и Малой (преимущественно — юго-западной) России.

[ru.wikisource.org/wiki/%D0%A3%D0%BA%D1%80%D0%B0%D0%B9%D0%BD%D0%BE%D1%84%D0%B8%D0%BB%D1%8C%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%BE_%D1%81_%D0%B5%D0%B3%D0%BE_%D0%B7%D0%B0%D1%82%D0%B5%D1%8F%D0%BC%D0%B8_%D0%BE_%D0%B4%D0%B2%D1%83%D1%82%D0%B5%D0%BA%D1%81%D1%82%D0%BD%D1%8B%D1%85_%D1%83%D1%87%D0%B5%D0%B1%D0%BD%D0%B8%D0%BA%D0%B0%D1%85_%28%D0%93%D0%BE%D0%B3%D0%BE%D1%86%D0%BA%D0%B8%D0%B9%29 Украйнофильство с его затеями о двутекстных учебниках.]. — Почаев, 1881.

Семья

Был женат на Евдокии Ивановне Ходуновой, занимавшейся общественной деятельностью. Их дети:

Награды

Труды

  • «Критическое обозрение учения римской церкви о видимой главе церкви». Киев, 1841 г., 3 изд. 1868 г.;
  • «Критический взгляд на философию Канта» (Киев, 1847);
  • «Философский лексикон» (т. I—IV, Киев, 1857—1873);
  • «Обозрение системы философии Гегеля» (Киев, 1860);
  • «Введение в историю философии» (Киев, 1871);
  • «Философский словарь» (Киев, 1876);
  • «Философия XVII и XVIII вв. в сравнении с философиею XIX в. и отношение той и другой к образованию» (Киев, 1878—1884).
  • «Об историческом развитии воспитания у примечательнейших народов древнего мира» (Киев, 1853);
  • «О различии между воспитанием и образованием в древние и новые времена» (Киев, 1874);
  • «О высшем образовании в применении к женщине» (1878)
  • «Краткое обозрение педагогики» (Киев, 1879).
  • «Голос из Юго-Западной Руси» («Рус. слово» 1859 г.);
  • «Заметки на статью г. Грабовского: Ответ поляка русским публицистам, по вопросу о Литве и Западных губерниях» К., 1862 г.,
  • «Галиция, галицкие русины и их стремления в религиозной, умственной и литературной жизни. Из путевых записок, веденных за границей в 1861 г.» (Прибавл. к «Подольск, епарх. вед.», 1863 г., № 2);
  • «На каком языке следует обучать в сельских школах Юго-Западной России» («Киев, телеграф» 1863 г., № 33—35, 80 и отдельно);
  • «О русском языке» («Современ. летопись» 1863 г.;
  • «О необходимости ремесленных школ для православного русского населения в Западных губерниях» («Киев, телеграф» 1864 г. и «Современ. листок», 1865 г.);
  • «Объяснение (по поводу статей украинофилов): 1) о церковно-приходских школах, 2) о русском языке, на котором должно происходить обучение народа в Западной и Юго-Западной России, 3) об отношении нашего Запада и Юго-Запада к Великой России» («Моск. вед.» 1864 г., № 128);
  • «Критический разбор послания о федерации» (1864);
  • «О необходимости русского языка в элементарных школах Западных губерний» (1875);
  • «Еще несколько слов об украинофильстве» («Рус. вестник», 1875 г., № 6—7 и отдельно);
  • «Украинофильство с его затеями о двутекстных учебниках» («Волын. епарх. вед.», 1881 г., № 20—24 и отдельно: Почаев, 1881 г..).

Напишите отзыв о статье "Гогоцкий, Сильвестр Сильвестрович"

Примечания

  1. Столетие Киевской Первой гимназии: Т. 1. — Киев, 1911. — C. 289.

Литература

Отрывок, характеризующий Гогоцкий, Сильвестр Сильвестрович

– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.