Годар, Жан-Люк
Поделись знанием:
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.
Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
| Жан-Люк Годар | |
| Jean-Luc Godard | |
 Жан-Люк Годар в Беркли, 1968 год | |
| Имя при рождении: |
Жан-Люк Годар |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Профессия: | |
| Карьера: |
1954 — наст. время |
| Направление: | |
| Награды: |
«Золотой медведь» (1965), |
Жан-Люк Года́р (фр. Jean-Luc Godard, род. 3 декабря 1930, Париж, Франция) — франко-швейцарский кинорежиссёр, кинокритик, актёр, сценарист и кинопродюсер, стоявший у истоков французской новой волны в кинематографе. Его фильмы 1960-х годов оказали революционное влияние[1] на мировое киноискусство.
Биография
Жан-Люк Годар родился 3 декабря 1930 года в Париже. Его отец, Поль Годар, был врачом[2] и имел собственную клинику, а мать, Одиль (в девичестве Моно́), была родом из семьи швейцарских банкиров, принадлежавших к известной французской протестантской фамилии, которую носили многие известные люди, включая нобелевского лауреата Жака Моно, композитора Жак-Луи Моно, натуралиста Теодора Моно и историка Габриэля Моно[3][4].
Когда Годару было 4 года, семья переехала в Швейцарию. Здесь, в Ньоне, он получил начальное образование, затем с 1946 года обучался в Париже, в Лицее Бюффона.[5] Однако в этот момент он увлёкся кино и предпринял первые попытки заняться литературным творчеством. В результате он провалил экзамен на степень бакалавра и вернулся домой в Швейцарию.[6] В 1949 году поступил в Сорбонну и некоторое время изучал там антропологию. Будучи студентом, много времени проводил в кинематографических клубах Парижа, во французской синематеке. В 1951 году начал писать статьи о кино в специализированном журнале.
В 1954 году дебютирует как кинорежиссёр короткометражным фильмом «Операция бетон». В 1960 году у Годара выходит первый полнометражный фильм «На последнем дыхании», ознаменовавший собой появление новой волны в кинематографе. Следующий фильм Годара «Маленький солдат» (1960) был запрещён цензурой и увидел свет только спустя три года.
Следующие фильмы Годара «Жить своей жизнью», «Карабинеры», «Презрение» исследуют сложные социально-психологические проблемы, переживаемые обществом. В 1965 году выходит фильм «Альфавиль» — фантастическая антиутопия, обличающая технократию и тоталитаризм.
Годар активно участвует в майских событиях 1968 года, является одним из идейных вдохновителей «нового левого движения», снимает ряд пропагандистских фильмов.
Позднее Годар возвращается к «большому кино» и создаёт несколько значимых лент: «Спасай, кто может (свою жизнь)», «Страсть», «Имя: Кармен».
В 1990-х Годар создаёт масштабную киноантологию «История кино». Фильм «Моцарт — навсегда» (1996) затрагивает близкую Годару тему взаимоотношений искусства и художника.
В последнее время Годар часто принимает участие в совместных режиссёрских проектах, таких как, например, «На десять минут старше».
В 2011 году был награждён премией «Оскар» за вклад в развитие в кинематографа.
В 2014 году поставил экспериментальный 3D-фильм «Прощай, речь», удостоенный приза жюри Каннского кинофестиваля и ряда других наград. При подведении киноитогов 2014 года «Прощай, речь» вошёл в большинство списков лучших фильмов года.
Этапы творчества
Творчество Ж.-Л.Годара систематизируется по 5 периодам, которые определяются переходом режиссёра на новый уровень развития политических воззрений и философского осмысления мира.[7]
1. Новая волна (1960—1966)
«На последнем дыхании» (1960), «Маленький солдат» (1960), «Безумный Пьеро» (1965), «Карабинеры», «Две или три вещи, которые я знаю о ней» (1966), «Мужское-женское» (1966).
Характерные приемы: съемки «парящей» камерой по концепции А. Астрюка «Камера-стило», jump cuts, переосмысленным из советского кинематографа, когда два кадра образуют резкую склейку смысловые отсылки через газеты, картины и постеры.
Характерные темы: герой-бунтарь, находящийся в поисках новых правил жизни, политические события в стране, понимание режиссёром того, что существующая система ненавистна, жертвы социальных механизмов.
2. Маоистский период (1967)
«Китаянка»(1967), «Уик-энд»(1967).
Характерные приемы: техника коллажа, цветопись.
Характерные темы: яркий радикализм и революционная агрессия.
3. Группа «Дзига Вертов» (1967—1970)
«Здесь и там»(1976), «Владимир и Роза»(1971), «Борьба в Италии»(1971), «Правда» (1970), «Ветер с Востока»(1970).
Характерные приемы: вскрытие и деконструкция нарративности.
Характерные темы: пытается применить идеи социализма в процессе создания кино (снимает коллективно, отсутствует один автор, свободная дистрибьюция), аналитика существующих в обществе проблем.
4. Студия «Sonimage» (1973—1979) — Сотрудничество с Анн-Мари Мельвиль
«Номер два»(1975), «Как дела»(1978).
Характерные темы: исследование новых технологий (цифрового телевидения) в целях обретения новых средств выразительности, воспроизведение реальности в кино, обращается к способам фиксации реальности, вопросу достоверности видео и фотографии, допущения того, что в виртуальном формате реальность соразмерна той, в которой мы живем.
5. Поздний этап (с 1980-х гг. по н.в.)
Характерные приемы: переходит от осмысления цифрового формата как средства художественной выразительности к специфике телеязыка, использует возможности нового языка.
Характерные темы: сложные социальные вопросы, исследование природы образов, поиск изображения, отсылающего к ментальным образам зрителя (которые появляются в обход аналитическому восприятию и являются процессом постоянного осознания мира).
Обвинения в антисемитизме
Годара часто обвиняют в антисемитизме. В частности, о его антисемитских взглядах и высказываниях пишут его биографы Колин Маккаби, Ричард Броди и Антуан де Бек. Известно также, что Годар является отрицателем Холокоста[8].
В 1978 году во время чтения лекции в Монреале Годар сообщил, что он происходит из семьи, где сочувствовали и симпатизировали нацистам. Годар заявил:
Мой дед не был антисионистом, но был ярым антисемитом. Я так же горячо выступаю против сионизма, как мой дед в своё время выступал против евреев.
Годар также называл Израиль «раковой опухолью Ближнего Востока» и открыто поддерживал теракты-самоубийства палестинских террористов[9].
Фильмография
- 1954 — «Операция бетон» / Opération béton (короткометражный)
- 1955 — «Кокетка» / Une femme coquette (короткометражный)
- 1956 — «Всех парней зовут Патрик» / Tous les garçons s’appellent Patrick (короткометражный)
- 1957 — «Шарлотта и её Жюль» / Charlotte et son Jules (короткометражный)
- 1957 — «История воды» / Une histoire d’eau(совместно с Ф. Трюффо)
- 1959 — «На последнем дыхании» / À bout de souffle
- 1960 — «Маленький солдат» / Le Petit Soldat
- 1961 — «Женщина есть женщина» / Une femme est une femme
- 1962 — «Семь смертных грехов» (эпизод «Лень») / Les Sept Péchés capitaux (sketch La Paresse)
- 1962 — «Жить своей жизнью» / Vivre sa vie
- 1962 — «РоГоПаГ» (эпизод «Новый мир») / Ro.Go.Pa.G. (sketch Il nuovo mondo)
- 1963 — «Карабинеры» / Les Carabiniers
- 1963 — «Презрение» / Le Mépris
- 1964 — «Посторонние» (Банда аутсайдеров) / Bande à part
- 1964 — «Самые красивые мошенники мира» / Les Plus Belles Escroqueries du monde (sketch Le Grand Escroc)
- 1964 — «Замужняя женщина» / Une femme mariée
- 1965 — «Альфавиль» / Alphaville, Une étrange aventure de Lemmy Caution
- 1965 — «Париж глазами…» (эпизод «Монпарнас-Леваллуа») / Paris vu par… (sketch Montparnasse-Levallois)
- 1965 — «Безумный Пьеро» / Pierrot le fou
- 1966 — «Мужское — женское» / Masculin, féminin
- 1966 — «Сделано в США» / Made in U.S.A.
- 1967 — «Две или три вещи, которые я знаю о ней» / 2 ou 3 choses que je sais d’elle
- 1967 — «Древнейшая профессия в мире» (эпизод «Предвидение, или какой будет любовь в 2000 году») / Le Plus Vieux Métier du monde (sketch Anticipation, ou l’amour en l’an 2000)
- 1967 — «Китаянка» / La Chinoise
- 1967 — «Далеко от Вьетнама» / Loin du Vietnam (sketch Caméra-œil)
- 1967 — «Уик-энд» / Week end
- 1968 — «Один плюс один» («Сочувствие дьяволу») / One plus one (Sympathy for the Devil)
- 1968 — «Фильм, как фильм» / Un film comme les autre
- 1968 — /Cinétracts
- 1969 — «Весёлая наука» / Le Gai Savoir
- 1969 — «Любовь и ярость» (эпизод «Любовь») / Amore e Rabbia (sketch L’Amour)
- 1969 — «Ветер с востока» / Le Vent d’est
- 1970 — «Владимир и Роза» / Vladimir et Rosa
- 1970 — «Правда» / Pravda
- 1970 — «Лотта в Италии» / Lotte in Italia
- 1970 — «Звуки Британии» / British Sounds
- 1972 — «В час ночи» / One P.M.
- 1972 — «Всё в порядке» / Tout va bien
- 1972 — «Письмо Джейн» / Letter to Jane
- 1975 — «Номер два» / Numéro deux
- 1976 — «Здесь и там» / Ici et ailleurs
- 1977 — /Six fois deux / Sur et sous la communication (TV)
- 1977 — /France / tour / détour / deux / enfants (TV)
- 1978 — «Как дела?» / Comment ça va?
- 1980 — «Спасай, кто может (свою жизнь)» / Sauve qui peut (la vie)
- 1981 — «Письмо Фредди Бюашу» / Lettre à Freddy Buache (короткометражный)
- 1982 — «Страсть» / Passion
- 1983 — «Имя: Кармен» / Prénom Carmen
- 1985 — «Приветствую тебя, Мария» / Je vous salue, Marie
- 1985 — «Детектив» / Détective
- 1986 — «Величие и падение маленькой кинокомпании» / Grandeur et décadence d’un petit commerce de cinéma (TV)
- 1986 — «Мягко стелет» / Soft and Hard
- 1986 — «Встреча с Вуди Алленом» / Meetin' WA
- 1987 — «Король Лир» / King Lear
- 1987 — «Ария» (фрагмент «Армида») / Aria (partie Armide)
- 1987 — «Тренируй правую» / Soigne ta droite
- 1988 — «Сила слова» / Puissance de la parole
- 1988 — /On s’est tous défilé (TV)
- 1989 — /Le Rapport Darty
- 1990 — «Новая волна» / Nouvelle Vague
- 1991 — «Забвенью вопреки» / Contre l’oubli
- 1991 — «Германия, девять — ноль» / Allemagne 90 neuf zéro
- 1993 — «Увы мне» / Hélas pour moi
- 1993 — «Дети играют в Россию» / Les enfants jouent à la Russie
- 1995 — «ЖЛГ — автопортрет в декабре» / JLG — Autoportrait de décembre
- 1995 — «Сто лет французского кино» / Deux fois cinquante ans de cinéma français
- 1996 — «Моцарт — навсегда» / For Ever Mozart
- 1998 — «Старые места» / The Old Place
- 1998 — «История(и) кино» / Histoire(s) du cinéma (V)
- 2000 — «Происхождение XXI века» / L’Origine du XXIe siècle
- 2001 — «Хвала любви» / Éloge de l’amour
- 2002 — «На десять минут старше: Виолончель» (эпизод «Во тьме времени») / Ten Minutes Older: The Cello (partie Dans le noir du temps)
- 2004 — «Наша музыка» / Notre musique
- 2010 — «Социализм» / Film Socialisme
- 2014 — «Прощай, речь 3D» / Adieu au Langage
Напишите отзыв о статье "Годар, Жан-Люк"
Примечания
- ↑ [books.google.com/books?hl=&sourceid=navclient-ff&rlz=1B3GGLL_ruRU367RU368&ie=UTF-8&q=godard+revolutionized godard revolutionized — My library — Google Books]
- ↑ Douglas Morrey, 2005, p. 1.
- ↑ [www.ordiecole.com/cinema/godard_monod.html Jean Monod (1765-1836), pasteur] (фр.).
- ↑ [www.adherents.com/people/pg/Jean_Luc_Godard.html The Religious Affiliation of Director Jean-Luc Godard] (англ.).
- ↑ Roberto Chiesi, 2005.
- ↑ Richard Brody, 2008, p. 7.
- ↑ [cinemotions.blogspot.ru/2010/06/jean-luc-godard-review-interviews.html Жан-Люк Годар: «Я делаю фильмы, чтобы показывать собственное изображение.»]
- ↑ [www.jewish.ru/culture/cinema/2010/10/news994289689.php «Оскар» антисемиту]
- ↑ [www.newsru.co.il/rest/21oct2010/godard701.html Американские СМИ: не давайте «Оскар» Годару, назвавшему Израиль «раковой опухолью»]
Литература
- Douglas Morrey. [books.google.ru/books?id=Kby7RaRmTt4C&hl=ru&source=gbs_navlinks_s Jean-Luc Godard]. — Manchester University Press, 2005. — P. 271. — ISBN 978-0719067594.
- Виноградов В. [www.ozon.ru/context/detail/id/18815397/ Антикинематограф Ж.-Л. Годара, или «Мертвецы в отпуске»]. — Канон+РООИ «Реабилитация», 2012. — 280 с. — 800 экз. — ISBN 978-5-88373-323-8.
- Медведев К., Адибеков К. [fmbooks.files.wordpress.com/2010/09/godardfin.pdf Борьба на два фронта. Жан Люк Годар и группа Дзига Вертов]. — Москва: Свободное Марксистское Издательство, 2010. — 111 с.
- Вим Вендерс. [www.ozon.ru/context/detail/id/1523512/ Логика изображения]. — Б&К, 2003. — 432 с. — ISBN 5-93414-100-7.
- [www.rulit.me/books/zhan-lyuk-godar-strast-mezhdu-chyornym-i-belym-get-365247.html Жан-Люк Годар. Страсть. Между черным и белым] / сост. Ямпольский М.. — 1997. — 156 с.
- Jean Collet. [www.amazon.com/Jean-Luc-Godard-Investigation-Films-Philosophy/dp/B001K4Y2C2/ref=sr_1_1?ie=UTF8&qid=1471855786&sr=8-1&keywords=jean+collet Jean-Luc Godard: An Investigation Into His Films and Philosophy]. — New York: Crown Publishers, 1970.
- Roberto Chiesi. [www.amazon.fr/Jean-Luc-Godard-Roberto-Chiesi/dp/8873015840 Jean-Luc Godard]. — Gremese, 2005. — P. 128. — ISBN 978-8873015840.
- Richard Brody. [books.google.ru/books?id=HD1KAipFwQ4C Everything Is Cinema: The Working Life of Jean-Luc Godard]. — Macmillan, 2008. — 720 p. — ISBN 978-0-8050-6886-3.
Ссылки
- Жан-Люк Годар (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [seance.ru/n/32/shockumentary/pismo-dzheyn-fonde/ Жан-Люк Годар. Письмо Джейн Фонде]
- [kinoart.ru/file/people/26-7-99/ Интервью Жана-Люка Годара журналу Les Inrockuptibles]
- [cri-image.univ-paris1.fr/celine/celine.html История кино / Histoire(s) du cinéma] (фр.)
- Александр Тарасов. [saint-juste.narod.ru/godar.htm «Годар как Вольтер»]
- [old.russiancinema.ru/template.php?dept_id=3&e_dept_id=5&e_chr_id=375&e_chrdept_id=2&chr_year=1992 Энциклопедия отечественного кино: Жан-Люк Годар приезжает в Москву на открытие ретроспективы его фильмов в Музее кино]
- [seance.ru/category/names/godard-jean-luc/ Статьи о Жане-Люке Годаре на сайте журнала «Сеанс»]
- [cinemotions.blogspot.com/2010/06/jean-luc-godard-review-interviews.html Михаил Трофименков. «Две или три вещи, которые я знаю о нём»] К 60-летию Жан-Люка Годара. Искусство кино, № 2 1991
- [bookworm-e-library.blogspot.com/2010/06/jean-luc-godard-from-interviews.html Годар о Годаре] Искусство кино, № 2 1991
- [www.cinematheque.ru/post/143673 Годар — 1983: «Кино и я можем умереть в одно и то же время…»] Интервью на сайте «Синематека»
- [vikent.ru/enc/5789/ Изучение приёмов чужих кинофильмов Жаном-Люком Годаром]
- [seance.ru/blog/portrait/histoires_de_godard/ Владимир Лукин. «Histoire(s) du Godard»] Портрет режиссёра.
Отрывок, характеризующий Годар, Жан-Люк
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.
Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Париже
- Кинорежиссёры по алфавиту
- Кинорежиссёры Франции
- Кинорежиссёры XX века
- Кинорежиссёры XXI века
- Сценаристы по алфавиту
- Сценаристы Франции
- Сценаристы XX века
- Сценаристы XXI века
- Актёры по алфавиту
- Актёры Франции
- Актёры XX века
- Кинопродюсеры по алфавиту
- Кинопродюсеры Франции
- Кинопродюсеры XX века
- Кинопродюсеры XXI века
- Родившиеся 3 декабря
- Родившиеся в 1930 году
- Марксисты
- Социалисты Франции
- Лауреаты Императорской премии Японии
- Лауреаты почётной премии «Оскар»
- Лауреаты премии «Серебряный медведь»
- Лауреаты премии «Сезар»
- Персоналии:Антисионизм
- Отрицатели Холокоста
- Отрицание Холокоста во Франции
