Годед, Мануэль

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мануэль Годед

Мануэль Годед Льопис (исп. Manuel Goded Llopis; 15 октября 1882, Сан-Хуан де Пуэрто-Рико — 12 августа 1936, Барселона) — испанский военачальник, генерал.





Военная служба

Окончил пехотное училище в Толедо, Высшую военную школу. С 1913 — офицер Генерального штаба. С 1920 — майор. В 19241927 он отличился в боевых действиях в Марокко, в 1924 награждён личной Военной медалью. Участвовал в высадке испанских войск в заливе Алусемас в 1925, которая стала решающим фактором в победе испанцев над марокканскими племенами. Был начальником штаба у генерала Хосе Санхурхо. В 1926 произведён в бригадные генералы, а уже в следующем году стал дивизионным генералом. Вначале поддерживал диктатуру генерала Мигеля Примо де Риверы, но затем стал её противником, в связи с чем был отдан под суд и уволен в резерв.

После отставки генерала Примо де Риверы Годед вернулся на действительную службу: в 1930 он стал заместителем военного министра. Провозглашение Испании республикой в 1931 привело к его назначению на высокий пост начальника Генерального штаба. В августе 1932 он принял участие в военном выступлении во главе с генералом Санхурхо («санхурхаде»), после неудачи которого вновь был отстранён от активной деятельности. В 1934 Годед сотрудничал с генералом Франсиско Франко при подавлении восстания рабочих в Астурии. В 1935 он был назначен командующим войсками на Балеарских островах, а вскоре правоцентристское правительство (военным министром в нём был Хосе Мария Хиль-Роблес) продвинуло его на должности генерального директора аэронавтики и 3-й инспекции армии.

Противник Народного фронта

В начале 1936 был участником военного заговора против правительства республики, направленного на предотвращение прихода к власти левого Народного фронта. В связи с этим был вновь переведён на должность командующего войсками на Балеарах, что означало почётную ссылку. Почти сразу же включился в новый заговор, результатом которого стало выступление военных в июле 1936, начавшее гражданскую войну. 19 июля он возглавил выступление на Балеарских островах, которое привело к тому, что восставшие установили контроль над островами Майорка и Ивиса. Затем вылетел на гидроплане в Барселону, где возглавил попытку занятия и этого города, в котором позиции республиканцев были особенно сильны. 20 июля войска под командованием смелого и решительного (по определению российского историка С. Ю. Данилова) генерала Годеда взяли под контроль центр Барселоны, однако для захвата большого города у него не хватило сил. На стороне республики здесь выступили как анархо-синдикалисты и активисты других левых организаций, так и Гражданская гвардия.

В результате войска Годеда были оттеснены в казармы Атаранасас и Маэстранса, где блокированы. В ночь с 20 на 21 июля республиканцы взяли казармы штурмом. Таким образом, военное выступление в Барселоне потерпело неудачу, и генерал Годед был арестован.

После поражения восстания был вынужден выступить по радио с весьма сдержанным заявлением, в котором призвал своих коллег по заговору прекратить военные действия. Он заявил: Я не достиг успеха. Те, кто намерен продолжать борьбу, не должны более рассчитывать на меня. Существует мнение, что выступление Годеда было предупреждением для групп восставших, которые направлялись в Барселону, чтобы те отказались от данных планов.

Суд и расстрел

Находился в заключении на корабле «Уругвай», превращённом в тюрьму. Был предан суду и приговорён к расстрелу. По словам историка Хью Томаса, Годед и генерал Фернандес Буррьель (также приговоренный к смерти) во время процесса держались с бесстрастным достоинством. 12 августа генерал Годед был расстрелян в замке Монтжуик.

Библиография

  • Томас Х. Гражданская война в Испании. 1931—1939 гг. — М.: Центрполиграф, 2003. — 573 с. — ISBN 5-9524-0341-7.
  • Данилов С. Ю. Гражданская война в Испании (1936—1939). — М.: Вече, 2004. — 352 с. — ISBN 5-9533-0225-8.

Напишите отзыв о статье "Годед, Мануэль"

Ссылки

  • [www.fideus.com/biografiesF%20-%20goded%20-%20manuel.htm Биография]
  • [www.guerracivil1936.galeon.com/bionac3.htm Биография]

Отрывок, характеризующий Годед, Мануэль

«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.