Годжа, Михал
| Михал Годжа |
Ми́хал Ми́лослав Го́джа (словацк. Michal Miloslav Hodža, 22 сентября 1811 — 26 марта 1870) — словацкий филолог, лютеранский священник, писатель и поэт.
Биография
Михаил Годжа родился 22 сентября 1811 года в крестьянской семье в турчьянской деревне Ракша. В 1834 году окончил лютеранский лицей в Братиславе, работал в «Обществе чехословацкого языка и литературы». В 1837 году он закончил изучение теологии в Вене и стал священником в Липтовском Микулаше. В это же время издаёт журналы на словацком языке. Кроме того, он писал духовные песни[1].
В 1843 году встретился с Людовитом Штуром и Йозефом Гурбаном в Глбоке, где был кодифицирован штуровский вариант словацкого языка.
Во время Венгерского восстания Годжа стоял на стороне австрийского правительства. Оставив Венгрию, он издал книгу «Der Slowak. Beiträge zur Beleuchtung der slawischen Frage in Ungarn» (Прага, 1848); за его голову Кошут даже назначил награду. В это же самое время он рассорился со Штуром и отдалился от литературного движения. После издания церковного патента 1859 года Годжа снова повёл упорную борьбу с мадьярской партией по церковному вопросу[1].
В 1863—1867 гг. он был одним из основателей Словацкой Матицы.
Михаил Милослав Годжа умер 26 марта 1870 года в Цешине.
Напишите отзыв о статье "Годжа, Михал"
Примечания
- ↑ 1 2 Лось И. Л. Годжа, Михаил-Милослав // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Годжа, Михал
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
