Годунов, Дмитрий Иванович
| Дмитрий Иванович Годунов | |
 Дмитрий Годунов в толпе бояр на патриаршем богослужении (миниатюра Годуновской псалтыри, 1594) | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Дата смерти: | |
| Отец: |
Иван Григорьевич Годунов |
| Супруга: |
1) Агриппина (Александра) 2) Матрёна (или Стефанида Андреевна) |
| Дети: |
Иван, Владимир |
Дмитрий Иванович Годунов (ум. 1606) — русский государственный и военный деятель, постельничий (1567), окольничий (1574), затем боярин (1577) и конюший (1598), придворный Ивана IV, дядя царя Бориса Годунова.
Происхождение
Младший сын Ивана Григорьевича Годунова. По данным «Бархатной книги» — двоюродный брат Бориса Годунова — младший из трёх сыновей костромского дворянина и воеводы Ивана Ивановича Годунова-Чермного, старшего брата отца Бориса Годунова.
Служба
Вначале Дмитрий Иванович служил при дворе удельного князя Юрия Васильевича Углицкого (младшего брата царя Ивана Грозного), но после его смерти в 1563 году перешел на царскую службу.
В 1567 году Дмитрий Иванович был назначен постельничим царя Ивана Грозного. Его выдвижение связывается с включением в начале 1567 году в опричнину Костромского уезда — родового гнезда Годуновых. Должность постельничего позволяла ему быть все время рядом с царем. В этом же году Дмитрий Иванович взял к себе на службу в Постельный приказ на должность стряпчего своего 15-летнего племянника Бориса Фёдоровича Годунова. Затем он устроил свадьбу 18-летнего Бориса с дочерью Малюты Скуратова Марией.
В октябре 1571 года Дмитрий Иванович присутствовал на третьей свадьбе царя Ивана Грозного с Марфой Васильевной Собакиной — родственницей Малюты; жена Бориса Мария Скуратова-Бельская была свахой со стороны царицы, а дружками царя — сам Малюта и его зять Борис Годунов.
В 1574 году был пожалован в окольничие. В 1577 году Дмитрий Иванович получил боярский сан.
Летом 1577 года боярин Дмитрий Иванович вместе с Борисом Годуновым находился при царевиче Фёдоре Иоанновиче в Новгороде.
В 1580 году на седьмой свадьбе царя Ивана Грозного с Марией Фёдоровной Нагой Дмитрий Иванович Годунов «сидел за столом и звал государя на место».
В 1586 году — наместник в Великом Новгороде.
В 1598 году после вступления на царский престол своего племянника Дмитрий Иванович был назначен конюшим — то есть стал главой Конюшенного приказа. Во время венчания на царство Бориса Дмитрий Иванович держал скипетр (символ царской власти). В том же 1598 году во время похода царя Бориса на Серпухов против крымского хана Газы Герая дворецкий боярин Дмитрий Иванович был оставлен в Москве вместе с царевичем Фёдором Борисовичем.
В 1605 году после смерти Бориса, свержения его сына Федора и вступления на царский престол Лжедмитрия I Дмитрий Иванович попал в опалу и был отправлен в ссылку, где в следующем году скончался. Был похоронен в Ипатьевском монастыре в Костроме.
Напишите отзыв о статье "Годунов, Дмитрий Иванович"
Литература
- Богуславский В. В. Славянская энциклопедия. Киевская Русь — Московия : в 2 т. — М.: Олма-Пресс, 2005 г.
Отрывок, характеризующий Годунов, Дмитрий Иванович
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
