Гойнинген-Гюне, Георгий

Георгий Гойнинген-Гюне (англ. George Hoyningen-Huene, 4 сентября 1900, Санкт-Петербург — 12 сентября 1968, Лос-Анджелес) — известный фотограф русского происхождения.

Биография

Из баронского рода Гойнинген-Гюне. Учился в Александровском лицее, а затем в гимназии в Ялте.

Летом 1917 с матерью выехал в Англию. Во время гражданской войны служил переводчиком в британской миссии на Юге России, в Екатеринодаре и Таганроге.

После окончания гражданской войны жил во Франции. Выполнял различную случайную работу: переводчика, инспектора шпал для американской компании, закупавшей железнодорожные шпалы в Польше, снимался в массовках фильмов. После того, как его сестра открыла ателье, рисовал платья для её каталога. Делал иллюстрации для журналов. В 1920-х годах работал фотографом во французском журнале Vogue. В 1935 году переехал в США, работал в журнале Harper's Bazaar.

В 1940-х годах выпустил несколько книг-альбомов, посвященных архитектуре и искусству Египта, Греции и Мексики в соавторстве с известными археологами (Гойнинген-Гюне готовил фотографии, а его соавторы — текст).

После Второй мировой войны переехал в Лос-Анджелес. Занимался преподаванием.

В 1950-1960-х годах работал в Голливуде консультантом по цвету.

Он долгое время был законодателем стиля, транслировавшего обаяние буржуазии — исключительную элегантность и шик. Его гламурные дивы 1930-х абсолютно безупречны в своей аристократичной красоте, задрапированы изысканными складками элегантных платьев, подобно древнегреческим богиням. Стилистика Гойнинген-Гюне слегка отдавала французским символизмом, чуть наивным, но в то же время придававшим моделям аристократизм.

… В результате встречи Гойнинген-Гюне, Хорста и Битона в Лондоне в 1931 году сформировался доминирующий изысканный аристократический стиль в модной фотографии, замешенный на классицизме и голливудском шике.

— Федотова Е. [expert.ru/expert/2011/27/staryij-novyij-luk/ Старый новый лук] // Эксперт (журнал). — 2011. — Вып. 27. — С. 71.

Литература

• African Mirage. Charles Scribner's Sons. New York. 1938.
• Egypt. By George Hoyningen-Huene, George Steindorff. J. J. Augustin, New York. 1945
• Hellas. By George Hoyningen-Huene, Hugh Chisholm, and George Davis. J. J. Augustin, New York. 1945
• Baalbek, Palmyra. George Hoyningen-Huene, David Moore Robinson. J. J. Augustin, New York. 1946
• Mexican heritage. By George Hoyningen-Huene, Alfonso Reyes. J.J. Augustin, New York. 1946.

• Eye for Elegance - George Hoyningen-Huene (exhibition catalogue) International Center of Photography and Congreve Publishing Company, 1980.
• The Photographic Art of Hoyningen-Huene by William Ewing, George Hoyningen-Huene. Thames & Hudson, 1998.

Ссылки

• [artrz.ru/menu/1805200013/1805253826.html Искусство и архитектура Русского зарубежья]
• [archive.org/details/georgehoyningenh00hoyn George Hoyningen-Huene oral history transcript: photographer / 1967]
• Гойнинген-Гюне, Георгий (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.webcitation.org/6lUXo0Fgc Портреты знаменитостей. Фотограф Гойнинген-Гюне]

Отрывок, характеризующий Гойнинген-Гюне, Георгий

Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.
Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.
– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.