Голенищев-Кутузов, Иван Логгинович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Логинович Голенищев-Кутузов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Д. Г. Левицкий. Портрет Ивана Логиновича Голенищева-Кутузова</td></tr>

Вице-президент Адмиралтейств-коллегии
20 июня 1797 — 31 октября 1798
Предшественник: Иван Григорьевич Чернышёв
Преемник: Григорий Григорьевич Кушелёв
Президент Адмиралтейств-коллегии
31 октября 1798 — 12 апреля 1802
Предшественник: цесаревич Павел Петрович
Преемник: Павел Васильевич Чичагов
 
Рождение: 31 августа (11 сентября) 1729(1729-09-11)
село Шейно, Торопецкий уезд, Новгородская губерния
Смерть: 12 (24) апреля 1802(1802-04-24) (72 года)
Санкт-Петербург
Место погребения: Александро-Невская лавра
Род: Голенищевы-Кутузовы
 
Военная служба
Годы службы: 1742—1802
Принадлежность: Российская империя
Род войск: Военно-морской флот
Звание: адмирал
Командовал: пинк «Кильдюин»
Морской кадетский корпус
 
Автограф:
 
Награды:

Ива́н Ло́ггинович (Ло́гинович) Голени́щев-Куту́зов (31 августа [11 сентября1729, село Шейно[1][2], Новгородская губерния — 12 [24] апреля 1802, Санкт-Петербург) — русский военно-морской деятель, писатель, адмирал1782), президент Адмиралтейств-коллегии, кавалер ордена Андрея Первозванного.





Биография

Из дворянского рода Голенищевых-Кутузовых. Родился в семье мичмана флота. Рано оставшись сиротой (отец умер в 1737 году под Очаковым от чумы), провёл детство в родовом имении Шейно.

В марте 1742 года зачислен в Сухопутный шляхетный корпус, однако уже в 1743 году был произведен в гардемарины и переведён в Морской кадетский корпус. В 1744—1750 годах находился в кампаниях в Балтийском море, где в том числе под руководством А. И. Нагаева занимался гидрографическими съемками. В 1753—1754 годах он совершив переход из Кронштадта в Архангельск и обратно, командуя пинком «Кильдюин». В 1757—1760 годах — в должности адъютанта адмирала 3. Д. Мишукова.

1 сентября 1762 года в чине капитана 2-го ранга назначен директором Морского кадетского корпуса, прослужив в этой должности вплоть до смерти, за что заслужил прозвище «отец всех русских моряков». 11 ноября 1764 года назначен генерал-интендантом флота, членом Адмиралтейств-коллегий и наставником по морской части цесаревича Павла. В 1767—1769 годах принимал участие в деятельности Уложенной комиссии. В 1772—1792 годах — генерал-казначей, с 28 июня 1782 года — адмирал[3].

В честь восшествия на престол Павла I Голенищев-Кутузов 10 ноября 1796 года был награждён орденом Андрея Первозванного. 20 июня 1797 года был назначен вице-президентом Адмиралтейств-коллегий, а 31 октября 1798 года — её президентом[4]. В 1799 году награждён орденом св. Иоанна Иерусалимского большого креста.

Умер 12 (24) апреля 1802, в Санкт-Петербурге. На похоронах Голенищева-Кутузова в Александро-Невской лавре присутствовал Александр I, лично утвердивший их церемониал.

Литературная деятельность

Перу Голенищева-Кутузова принадлежат переводы с французского руководства по морскому делу П. Госта «Искусство военных флотов, или Сочинение о морских еволюциях…», «Задига» Вольтера, «Вольный философ, или Похвала четверодневной лихорадке» Г.-И. Менапиуса, «Нравоучительные письма для образования сердца» И.-Я. Душа, а также первый отечественный справочник по военно-морской истории «Собрание списков, содержащее имена всех служивших в российском флоте с начала оного флагманов, обер-сарваеров и корабельных мастеров…»

Голенищев-Кутузов был инициатором посылки М. Г. Коковцева с разведывательной миссией в Средиземноморье.

Был членом Академии художеств, Вольного экономического общества и Российской Академии со дня их основания.

Семья

Жена — фрейлина Авдотья (Евдокия) Ильинична Бибикова (1743—1807), дочь Ильи Александровича Бибикова. В коронацию императора Павла I была пожалована орденом Св. Екатерины, статс-дама с 18 ноября 1806 года. Похоронена в Александро-Невской лавре рядом с мужем. Её сестра, Екатерина Ильинична Бибикова была женой М. И. Голенищева-Кутузова, фельдмаршала. Сам М. И. Голенищев-Кутузов, будучи дальним родственником Ивана Логиновича, воспитывался в его доме.

Имел четырёх сыновей и двух дочерей:

Военные чины

Награды

Напишите отзыв о статье "Голенищев-Кутузов, Иван Логгинович"

Примечания

  1. [otveri.info/inform/sentyabrskie-sootechestvenniki-3/ Сентябрьские соотечественники | Тверской Дайджест]
  2. [litmap.tvercult.ru/toropecky/usadbi.htm Литературная карта Тверского края. Торопецкий район]
  3. Голенищев-Кутузов, Иван Логинович // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
  4. Голенищев-Кутузов, Иван Логгинович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  5. </ol>

Литература

Отрывок, характеризующий Голенищев-Кутузов, Иван Логгинович

– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал: