Голиков, Иван Иванович (историк)
| Иван Голиков | |
 | |
| Имя при рождении: |
Иван Иванович Голиков |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: | |
| [az.lib.ru/g/golikow_i_i/ Произведения на сайте Lib.ru] | |
Иван Иванович Голиков (1735, Курск — 1801, сельцо Анашкино, Звенигородский уезд, Московская губерния) — русский историк, предприниматель, надворный советник (1799). Известен главным образом исследованием «Деяния Петра Великого, мудрого преобразователя России» — одной из первых попыток систематизировать данные о петровских преобразованиях. Дед переводчицы А. В. Каразиной, прапрадед художника Н. Н. Каразина.
Содержание
Биография
Из купеческого рода. Учился у дьяка. Раннее знакомство с рукописными записками архимандрита Михаила, некогда полкового священника при Петре I и очевидца многих событий этой эпохи, вызвало в Голикове с детских лет живой интерес к личности императора. Подростком служил у московских купцов Журавлёвых, жил в Оренбурге, где записал рассказы о Петре I от И. И. Неплюева, П. И. Рычкова и других.
В 1761 году начал собственное торговое дело в Петербурге. Переехав в Санкт-Петербург, расширял своё собрание материалов о Петре I. В 1767 избран в Комиссию нового Уложения от Белгородской провинции. В этой Уложенной комиссии познакомился с петровскими сподвижниками — С. И. Мордвиновым, И. Л. Талызиным, а также с А. И. Нагаевым, у которого хранились письма Петра I и некоторые материалы по истории морского флота, с адмиралом 3. Д. Мишуковым, бывшим денщиком Петра, и другими.
В 1779 вместе с двоюродным братом М. С. Голиковым взял винные откупа в Санкт-Петербурге, Москве, Архангельске с губерниями. Постепенно Голиков собрал около полутора тысяч книг о деятельности Петра I. В 1781 году он был арестован по обвинению в беспошлинном ввозе в Россию французской водки. Был приговорён к «лишению чести», конфискации имущества и ссылке в Сибирь. Однако 7 августа 1782 года, по ходатайству А. Р. Воронцова и по случаю открытия памятника Петру I был амнистирован с запретом заниматься коммерцией. По преданию, он, стоя на коленях перед Медным всадником, поклялся самому себе написать историю Петра Великого.
Жил в Москве, у дочери Бланкеннагель Пелагеи Ивановны в сельце Анашкине. Переселившись в Москву, он все остальные годы жизни работал над выполнением своего обещания. Большую помощь ему оказали И. И. Неплюев, П. И. Рычков, И. И. Шувалов, Крекшин, граф А. Р. Воронцов, княгиня Е. Р. Дашкова, особенно Г. Ф. Миллер и H. H. Бантыш-Каменский. Голиков использовал народные предания, материалы московских букинистов и различных архивов, включая архив Академии наук и архив Иностранной коллегии (не ранее 1789 года).
Труды
Свой magnum opus Голиков издал в 1788—1789 годах под названием «Деяния Петра Великого, мудрого преобразителя России, собранные из достоверных источников и расположенные по годам»; в 1790—1797 годах выпустил 18 томов «Дополнений». По оценке ЭСБЕ
Пушкин пользовался книгой Голикова при создании поэмы «Полтава», конспект «Деяний Петра Великого» лежал в основе работы Пушкина над «Историей Петра».
Библиография
- «Анекдоты, касающиеся до Петра Великого» (изд. 2-е, М. 1798, изд. 3-е 1807 г.) — перепечатка XVII-го тома «Дополнений» с прибавкой новых данных;
- «Историческое изображение жизни Лефорта» (М. 1800 г.) — часть задуманного еще при обработке «Деяний» ряда биографий сподвижников Петра Великого;
- «О упадке и возвышении российского курса» (М. 1809 г.);
- «Сравнение свойств и дел Константина Великого с свойствами и делами Петра Великого» (М. 1810 г.) — на основании предварительных работ протоиерея Московского Архангельского собора П. Алексеева.
- Старчевский, «Очерки литературы русской истории до Карамзина» (СПб. 1845);
- «Письма Голикова к графу А. Р. Воронцову» («Арх. Вор.» XXIV).
- [memoirs.ru/files/1478Stelin830.rar Штелин Я. Я. (и Голиков И. И.). Подлинные анекдоты о Петре Великом, собранные Яковом Штелиным. — Ч. 1. — Изд. 3-е. — М.: Решетников, 1830. — XVI, 260 с.]
- [memoirs.ru/files/1482Stelin830_2.rar То же — Ч. 2. — IV, 179 с.]
- [memoirs.ru/files/1484Stelin830_3.rar То же — Ч. 3. — I, 210 с.]
- [memoirs.ru/files/1487Stelin830_4.rar То же — Ч. 4. — V, 214 с]
Напишите отзыв о статье "Голиков, Иван Иванович (историк)"
Литература
- Бантыш-Каменский Д. Н. Словарь достопамятных людей русской земли. СПб., 1847. Ч. 1. С. 413.
- Stralenberg F. J. Historie der Reisen in Russland, Siberien und der grossen Tartarey. Leipzig, 1730.
- Мезин C. A. Русский историк И. И. Голиков. Саратов, 1991. С. 51.
- Соловьев С. М. История России с древнейших времён. М., 1963. Кн. 9. С. 542.
- Шмурло Е. Ф. Голиков, Иван Иванович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Ссылки
- [www.hrono.info/biograf/golikov.html Голиков Иван Иванович] (рус.). На сайте Хронос. Проверено 3 апреля 2014.
- [www.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=5983 И. И. Голиков] Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН (Проверено 3 апреля 2014)
Отрывок, характеризующий Голиков, Иван Иванович (историк)
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.
24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
