Голицын, Борис Дмитриевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Борис Дмитриевич Голицын

Художник В. И. Гау, 1839 год
Дата рождения

17 мая 1819(1819-05-17)

Место рождения

Санкт-Петербург

Дата смерти

10 декабря 1878(1878-12-10) (59 лет)

Место смерти

Париж

Звание

генерал-лейтенант

Награды и премии
Светлейший князь Борис Дмитриевич Голицын (17 мая 181910 декабря 1878) — генерал-лейтенант, командир лейб-гвардии Стрелкового Императорской Фамилии батальона. Вледелец усадьбы Вязёмы, в которой бывал только наездом.



Биография

Младший сын московского генерал-губернатора князя Дмитрия Владимировича Голицына и Татьяны Васильевны Васильчиковой, московских знакомых А. Пушкина. Получил образование в Московском университете, который он окончил действительным студентом, и 21 декабря 1839 года определен на службу в департамент Министерства юстиции с чином губернского секретаря. Входил в состав «кружка 16-ти», сложившегося осенью и зимой 1839—1840 годов из университетской молодежи и кавказских офицеров.

17 марта 1841 года назначен младшим помощником столоначальника. В 1842 году состоял при военном министерстве князя Чернышева при объезде им Кавказа и Закавказья и в августе участвовал волонтером в отряде генерала Фрейтага в делах против горцев. В чине титулярного советника 9 апреля 1843 года перемещен в канцелярию военного министра и тогда же пожалован в камер-юнкеры. В августе 1847 года переведен в военно-походную канцелярию Его Величества. 20 октября 1848 года перешел на службу во флот с чином капитан-лейтенанта и назначен адъютантом к наследнику цесаревичу. В 1850 году сопровождал цесаревича во время путешествия на Кавказ и отличился 26 октября при разбитии чеченской партии под Черными горами. В 1852 году крейсировал на корабле Прохор. 25 октября 1853 года произведен в капитаны 2-го ранга. Наблюдал за приемом рекрут в губерниях Подольской, Псковской и Курской.

19 февраля 1855 года получил звание флигель-адъютанта, 30 августа того же года чин капитана 2-го ранга. В июне того же года был командирован в Свеаборг для раздачи денег раненым, а затем курьером в Севастополь, где он находился с 28 августа по 5 ноября. Переведенный 6 декабря 1855 года полковником в Преображенский полк, командовал лейб-гвардейским стрелковым батальоном Императорской фамилии с 1 октября 1856 года до 10 марта 1858 года когда он был зачислен по гвардейской пехоте с сохранением мундира этого батальона. В 1856 году сопровождал Александра II в поездке в Гельсингфорс.

В 1859 году Голицын как крупный землевладелец был по личному желанию Государя приглашен в число членов редакционных комиссии для составления общего положения о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости. Но он отказался от работы в комиссии, получив по болезни продолжительный заграничный отпуск. 17 октября 1860 года произведен в генерал-майоры с зачислением в Свиту Его Величества, 20 апреля 1869 года пожалован в генерал-адъютанты и 17 апреля 1870 года произведен в генерал-лейтенанты. В этом году он получил бессрочный отпуск и до самой смерти жил за границей. Скончался в Париже 10 декабря 1878 года «от воспаления лёгких»[1]. Погребен на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры, в усыпальнице Левашевых.

Награды

российские:

иностранные:

Семья

С 2 октября 1844 года был женат на фрейлине Екатерине Васильевне Левашевой (1826—1853), дочери графа В. В. Левашова и Е. В. Пашковой; скончалась очень рано в Царском Селе. В браке имели сына и 2 дочерей:

  • Евдокия Борисовна (1848—1910), фрейлина, с 1868 года замужем за генерал-майором С. А. Шереметевым (1834—1896).
  • Татьяна Борисовна (1849—1850)
  • Дмитрий Борисович (1851—1920), воспитывался в Англии, служил в лейб-гвардии Гусарском полку, генерал-адъютант, последний владелец усадьбы Вязёмы.


Напишите отзыв о статье "Голицын, Борис Дмитриевич"

Примечания

  1. Согласно записи в метрической книге Собора Александра Невского (Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербурга, фонд 19, опись 123, дело 34, лист 42).

Литература

При написании этой статьи использовался материал из Русского биографического словаря А. А. Половцова (1896—1918).

Отрывок, характеризующий Голицын, Борис Дмитриевич

Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.