Голицын, Николай Дмитриевич

Николай Дмитриевич Голицын<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Председатель Совета министров Российской империи
27 декабря 1916 — 27 февраля 1917
Предшественник:	Александр Фёдорович Трепов
Преемник:	Георгий Евгеньевич Львов как министр-председатель Временного правительства
Тверской губернатор
7 ноября 1897 — 6 декабря 1903
Предшественник:	Ахлестышев, Павел Дмитриевич
Преемник:	Алексей Александрович Ширинский-Шихматов
Калужский губернатор
3 июня 1893 — 7 ноября 1897
Предшественник:	Александр Григорьевич Булыгин
Преемник:	Александр Александрович Офросимов
Архангельский губернатор
30 августа 1887 — 3 июня 1893
Предшественник:	Константин Иванович Пащенко
Преемник:	Александр Платонович Энгельгардт
Рождение:	31 марта (12 апреля) 1850(1850-04-12) с. Поречье, Можайский уезд, Московская губерния
Смерть:	2 июля 1925(1925-07-02) (75 лет) Ленинград, РСФСР, СССР
Образование:	Александровский лицей
Награды:

Князь Никола́й Дми́триевич Голи́цын (1850—1925) — государственный деятель Российской империи, последний председатель Совета министров (27 декабря 1916 [9 января 1917] — 27 февраля [12 марта] 1917).

Детство, юность и начало служебной карьеры

Родился 31 марта (12 апреля) 1850 года в селе Поречье Можайского уезда Московской губернии. Происходил из княжеского рода Голицыных. Отец — отставной прапорщик князь Дмитрий Борисович Голицын (1803—1864), мать — София Николаевна Пущина (26.1.1827—26.7.1876), бывшая начальница Санкт-Петербургского Елизаветинского института.

Детство и юность князя прошли в имении его родителей — селах Владимирском и Лыткине Дорогобужского уезда Смоленской губернии. Воспитывался и получил образование в Александровском лицее, который окончил в 1871 году с чином коллежского секретаря и был определен на службу по Министерству внутренних дел, занимал различные должности в Царстве Польском.

1 июня 1873 года назначен исправляющим должность комиссара по крестьянским делам Кольненского уезда Ломжинской губернии, утвержден в этой должности 12 сентября 1874 года. 25 января 1874 года он получил чин титулярного советника, 27 июня 1875 г. ему был пожалован орден святого Станислава 3-й степени. С 25 января 1876 года — коллежский асессор. 26 августа 1876 года пожалован в камер-юнкеры. 25 января 1879 года произведен в надворные советники.

Губернаторство

30 ноября 1879 года назначен архангельским вице-губернатором. «За отличную усердную службу» на этом посту получил чин коллежского советника (1881) и награждён орденом св. Анны 2 степени (1882).

С 14 июня 1884 года вице-директор Хозяйственного департамента Министерства внутренних дел. В этот период службы князь Голицын назначался от Министерства внутренних дел членом в различные рабочие министерские комиссии. В 1885 году награждён орденом св. Владимира 3 степени и произведен в статские советники.

19 декабря 1885 года назначен исправляющим должность архангельского губернатора, 30 августа 1887 года утвержден должности с производством в действительные статские советники.

13 июня 1893 года назначен калужским губернатором. За время пребывания в этой должности князь Голицын отмечен следующими наградами: орденом св. Анны I степени (1 января 1895 г.), серебряной медалью для ношения в петлице на Андреевской ленте в память священного коронования императора Николая II (15 февраля 1896 г.), пожалован чином тайного советника (14 мая 1896 г.), серебряной медалью на ленте ордена св. Александра Невского (26 февраля 1896 г.), темно-бронзовой медалью на ленте цветов государственного флага за труды по первой всеобщей переписи населения 1897 года (30 января 1897 г.).

7 ноября 1897 года назначен тверским губернатором.

Сенатор

В 1903 году назначен сенатором, с 1904 года присутствовал в Первом департаменте Правительствующего Сената.

Май 1914 года — пожалован чином действительного тайного советника.

Май 1915 года — назначен председателем Комитета по оказанию помощи русским военнопленным во вражеских странах, состоящего под покровительством императрицы Александры Федоровны.

С 24 ноября 1915 года назначен членом Государственного света, с 1 января 1916 года назначен к присутствованию в нём. Входил в правую группу.

Председатель Совета министров

27 декабря 1916 года, по настойчивому требованию императрицы Александры Федоровны, был назначен председателем Совета министров. Камер-юнкер А. А. Татищев (1885—1947) в своих воспоминаниях писал: «В самом конце года был уволен Трепов. Преемником его был назначен князь Николай Дмитриевич Голицын, милейший человек, но не государственный деятель большого калибра. Он сам это сознавал и долго умолял Государя отменить его назначение, ссылаясь на свою неподготовленность для роли премьера. Но затем, как верноподданный, подчинился и вступил в исправление должности, в которой, однако, по существу, оставался бессильным».

В условиях нарастания политического и экономического кризисов выступал за диалог с Государственной думой, ходатайствовал перед императором Николаем II об отставке министра внутренних дел А. Д. Протопопова. Выступил против роспуска Думы. 27 февраля (12 марта) 1917 года вместе с М. В. Родзянко, великим князем Михаилом Александровичем и другими принимал участие в обсуждении телеграммы Николаю II (отправлена от имени великого князя), в которой сообщалось о серьёзности положения в Петрограде и необходимости назначения председателем Совета министров авторитетного общественного деятеля. С началом Февральской революции князь Голицын не проявил решительности в подавлении беспорядков.

В ходе революции 27 февраля (12 марта) функции правительства были приняты на себя Временным комитетом Государственной думы, а князь Голицын вместе с другими министрами арестован 28 февраля (13 марта) 1917. Давал показания Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства.

Аресты и гибель

После захвата власти большевиками князь Голицын остался в России, зарабатывал на жизнь сапожным ремеслом и охраной общественных огородов.

Хотя политической деятельностью не занимался, в 1920—1924 годах дважды арестовывался органами ВЧК-ОГПУ по подозрению в связи с контрреволюционерами.

После третьего ареста (12 февраля 1925 г.) в связи с «Делом лицеистов» по постановлению Коллегии ОГПУ от 22 июня 1925 г. был расстрелян 2 июля 1925 года в Ленинграде.

В 2004 году материалы дела князя Голицына изучал отдел реабилитации жертв политических репрессий Генпрокуратуры Российской Федерации. В заключении сотрудника ВЧК, проводившего следствие, было записано, что Голицын освобожден от ареста, поскольку «находился в болезненном состоянии и имел преклонный возраст, в связи с чем опасности для РСФСР не представлял», то есть не по реабилитирующим основаниям. Специалисты прокуратуры пришли к выводу, что в материалах дела сведений о какой-либо противоправной деятельности Голицына не имеется и он подлежит реабилитации.

Семья

С 29 апреля 1881 года был женат на Евгении Шарлотте Грюнберг (1864—1934, Ницца). Их дети:

• Дмитрий (1882—1928), окончил Морской кадетский корпус (1902), капитан 2-го ранга. В эмиграции во Франции, умер в Ницце. Первая жена Нина Владимировна Бокман (1885—1919, расстреляна), вторая — Френсис Симпсон Стиренс (1894—?).
• Николай (17.07.1883—1931,), воспитанник Александровского лицея. Арестован НКВД сослан на Соловки, расстрелян
• Александр (31.10.1885—24.03.1974, Тулон), камер-юнкер, чиновник МВД. В эмиграции во Франции. С 4 февраля 1927 года был женат на княжне императорской крови Марине Петровне.
• Евгений (1888—1928), капитан лейб-гвардии 4-го стрелкового полка. В эмиграции во Франции, умер в Париже.
• Софья (1886—1891)
• Ольга (1891—1892)

Сочинения

• Записка архангельского губернатора действительного статского советника князя Н. Д. Голицына по обозрению Печорского края летом 1887 года. — Архангельск, 1888.

Отрывок, характеризующий Голицын, Николай Дмитриевич

На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.