Голливудская «Аллея славы»

Голливудская «Аллея славы» Hollywood Walk of Fame
Уличные исполнители на Голливудской «Аллее славы», рядом с Китайским театром Граумана.
Дата основания	1958 год
Местонахождение	Голливудский бульвар, Вайн стрит Голливуд, Лос-Анджелес
Посетителей в год	10 миллионов человек в год
Сайт	[www.hollywoodchamber.net Официальный сайт]

К:Музеи, основанные в 1958 году

Голливудская «Аллея славы» (англ. Hollywood Walk of Fame) — ряд тротуаров по обеим сторонам улицы на протяжении пятнадцати кварталов на Голливудском бульваре и на протяжении трёх кварталов на Вайн-стрит, в Голливуде, Лос-Анджелес, Калифорния, США, которые служат постоянным и общественным памятником достижений в индустрии развлечений. Более чем 2500 пятиконечных медных Звёзд вмонтированы в 6-футовые (1,8 метров) террацовые плиты тротуара. «Аллея славы» представлена именами актёров, музыкантов, продюсеров, директоров музыкальных и театральных групп, вымышленных и реальных персонажей, и многих других за их вклад в индустрию развлечения и искусства. «Аллеей славы» управляет Голливудская торговая палата, и её финансирует Hollywood Historic Trust.

Согласно сообщениям фирмы, изучающей рыночную конъюнктуру, по исследованиям NPO/Plog, «Аллея славы» привлекает около 10 миллионов посетителей ежегодно. Это больше, чем Китайский театр Граумана, судно «Королева Мэри» и Музей искусств округа Лос-Анджелес. Также она играет важную роль в развитии городского туризма.

Описание

Аллея Славы протянулась с востока на запад по Голливудскому бульвару от Гауэр-стрит до Ла Бреа авеню, и совсем немного по Пути Маршфилд, которая расположена по диагонали между Голливудским бульваром и Ла Бреа авеню, а также с севера на юг по Вайн-стрит между Юкка-стрит и Сансет бульваром.

Каждый монумент состоит из пятиконечной звезды, кораллово-розового терраццо, с ободком из латуни (не бронзы, это довольно распространенная ошибка), заложенной в пол терраццо. Над звездой находится имя лауреата, сделанное из меди. Под именем, в нижней части звезды, находится круглая медная эмблема, которая указывает категорию вклада лауреата.

Эмблемы символизируют пять категорий индустрии развлечения:

•  — классическая пленочная кинокамера за вклад в развитие киноиндустрии.
•  — старый телевизор за вклад в развитие телевидения.
•  — фонограф за вклад в индустрию звукозаписи и музыки.
•  — радио-микрофон за вклад в развитие индустрии радио.
•  — Маски комедия/трагедия за вклад в развитие театра (существует c 1984 года).

На данный момент около 47 % Звёзд представлены в категории развития киноиндустрии, 24 % в категории развития телевидения, 17 % — развития звукозаписи, 10 % — развития радио, и меньше 2 % — развития театра. В среднем около двадцати-тридцати Звёзд появляются на Аллее каждый год.

Девятнадцать «Специальных категорий» Звёзд представлены по другим вкладам, типа корпоративных объектов и организаций обслуживания, у специальных лауреатов совершенно другие эмблемы. Например, эмблема Звезды «Лос-Анджелесского полицейского отдела» — точная копия значка LAPD. Эмблема Звезды бывшего политика Тома Брэдли показывает печать Лос-Анджелеса, и Звезда Лос-Анджелесского бутика «Секреты Виктории», изображает корпоративную эмблему лауреата.

Но есть и два исключения к форме Звезды. Миссия Аполлона 11 на Луну, представлена в «Звезде» в форме луны, которая содержит: имена астронавтов (Нил Армстронг, Майкл Коллинз, Эдвин E. Олдрин младший), дату первой посадки на луну (20 июля 1969), и слова Apollo XI, установленная на Вайн-стрит. Звезда в форме Луны сделана в тёмно-сером терраццо, с телевизионной эмблемой.

Второе исключение «Друг Аллеи Славы» памятники, на которой представлены в квадратной форме, с ободком из миниатюрных точных копий кораллово-розовых Звёзд с Голливудской Аллеи Славы, изображающий 5 стандартных символов индустрии развлечения, вместе с корпоративной эмблемой спонсора и именем спонсора.

История

Происхождение

В начале 1950-х годов президент Голливудской торговой палаты Э. М. Стюарт выделил кредит для воплощения оригинальной идеи — создания Аллеи Славы. Согласно официальному сообщению Палаты в 1953 году, Стюарт предложил Аллею как средство «поддержки общественной славы артистов, чьи имена знают и любят во всём мире». Гарри Сагэрмен, другой член Палаты и президент ассоциации усовершенствования Голливуда, получил кредит в некоторых независимых банках. Тогда был создан комитет из архитекторов, который воссоздал идею в деталях, и сохранил, для дальнейшего её развития. Предполагают, что на создание формы Звезды послужила столовая исторической «Гостиницы Голливуд», которая простояла на Голливудском бульваре более 50 лет (в этой гостинице сейчас расположены «Комплекс Голливудских холмов» и театр «Кодак»), на потолке которого расположены покрашенные звёзды. Другая теория вовлекает популярный Голливудский ресторан «Тропики», меню которого изображало фотографии знаменитостей, обрамлённые в золотые звёзды.

К 1955 году общий проект и его конструкция были согласованы, а его план был представлен Лос-Анджелесскому муниципалитету. В феврале 1956 года показали карикатуру лауреата Джона Уэйна как образец. Однако карикатуры оказались слишком дорогими и трудновыполнимыми для того, чтобы выполнить их с доступной в то время технологией в латуни коричнево-голубого цвета. Поэтому он был отклонён Чарльзом Тоберманом, легендарным разработчиком недвижимого имущества, известный как Мистер Голливуд, потому что цвета, в которых сделали карикатуру, уже были использованы в новом здании, которое тот установил на Голливудском бульваре, кинотеатр «El Capitan».

Создание

К марту 1956 года были одобрены заключительный проект - конструкция и цветовая гамма. И в промежуток весны 1956—1957 г. 1550 знаменитостей были отобраны комитетом, представляющим четыре ветви индустрии развлечения: киноиндустрия, телевидение, звукозапись и радио. Комитеты включали в себя некоторые из самых известных лиц в индустрии развлечения, таких как Сесиль ДеМилль, Сэмюэл Голдуин, Джесси Ласки, Уолт Дисней, Хэл Роач, Мак Сеннет, и Уолтер Ланц.

Строительство Аллеи началось в 1958 году, но два судебных процесса не дали завершить строительство. Первыми подали в суд местные владельцы недвижимости. Они требовали выплатить за Аллею, и вместе с ней за новое уличное освещение и деревья, налог — $1,25 миллиона. Вторым был Чарльз Чаплин мл. (сын Чарли Чаплина). В октябре 1959 судебный иск был отклонён, после чего строительство Аллеи было завершено.

Миф Джоан Вудвард

В то время широко обсуждалось, что Джоан Вудвард была первой знаменитостью, которая получила Звезду на Аллее Славы, но в действительности никаких «первых» получателей Звезды не было. Все оригинальные Звёзды были установлены одновременно, без индивидуальных церемоний. Восемь Звёзд, выбранных наугад из оригинальных 1550, были заложены сначала, как примеры, в то время как судебные тяжбы задерживали строительство. Они были установлены временно на северо-западном углу Голливудского бульвара и Голливудских холмов в сентябре 1958 года, и демонстрировалась как Аллея, и как она должна была выглядеть в конечном счете. После инновации, 8 февраля 1960 г., те восемь Звёзд Оливии Борден, Рональда Колмана, Луис Фазенды, Престона Фостера, Берта Ланкастера, Эдварда Седжвика и Эрнеста Торренса были установлены наряду с остальными. Первая звезда, заложенная в своем постоянном местоложении, была Звезда Стэнли Крамера. Её заложили 28 марта 1960 года, в самом конце на востоке Аллеи, около пересечения Голливуда и Гауэра.

Точное происхождение легенды Джоан Вудвард неизвестно. Возможно, она появилась из-за того, что Джоан была первой знаменитостью, которая согласилась позировать перед фотографами рядом со своей Звездой, и поэтому её стали называть первой обладательницей.

Застой

1960-е и 1970-е были периодом длительного кризиса в Голливуде и его области. Первоначально Аллея была задумана для частичной перестройки Голливудского бульвара, но денежный курс в области Голливуда продолжал устойчиво снижаться в течение всего 1960-го. В то время как «Комитет Аллеи Славы по выбору» продолжал существовать, за восемь лет не добавили ни одной новой Звезды.

Оживление

Джонни Грант, обладатель двух Звёзд на Аллее Славы (за вклад в радио-индустрию и телевидение) и член Палаты, внёс существенные изменения, которые «реанимировали» Аллею и сделали её достопримечательностью. В 1968 году он начал возрождение процесса выбора, созданного им же, в котором он укреплял общественное знание, путём организации церемонии обнародования новой Звезды. Далее он стимулировал гласность и одобрял международный охват прессы, требуя, чтобы каждый получатель лично появлялся при открытии своей персональной Звезды.

Пока область Голливуда ещё не начала восстанавливаться после кризиса в 1980-х, Грант вспоминал:

«Я был очень груб, требуя, чтобы люди присутствовали лично на открытии своей Звезды на Аллее Славы»

После этого многие известные личности внесли свой вклад в восстановление Голливуда после кризиса.

Грант также назначил гонорар $2500 (сейчас $25000), подлежащий оплате человеком или юридическим лицом, который назначает получателя, для того чтобы финансировать Аллею Славы, и минимизировать затраты налогоплательщика. В декабре 1968 года Ричард Д. Занук получил первую новую Звезду после восьмилетнего застоя. На этой церемонии Звезду ему вручил Дэнни Томас. С тех пор новые Звёзды добавляются ежегодно, в количестве 20-30 штук.

В 1978 году Лос-Анджелес назвал Голливудскую Аллею Славы Лос-Анджелесским историческим памятником культуры.

В 1980 году Грант получил свою Звезду на Аллее славы за его вклад в индустрию телевидения. А в 2002 году он получил вторую Звезду в «специальной категории», чтобы признать его основную роль в улучшении и развитии Аллеи. Он также был назван председателем «Отборочного Комитета» и Почётным мэром Голливуда (церемонию присвоения этих званий провели Арт Линклеттер, Лоуренс Уэлк и др.). С 1980 г. он работал в обоих офисах и открывал значительно большое количество Звёзд на церемониях до самой своей смерти в 2008 году. Его уникальная Звезда «специальной категории» имеет эмблему, изображающую «Большую печать Голливуда», она расположена при входе в Театр Кодак.

Расширение

в 1984 году была добавлена новая категория индустрии развлечения «Живой театр», она была добавлена, чтобы подтвердить вклад артистов в эту ветвь. Второй ряд Звёзд был создан на каждом тротуаре, как бы чередуясь с другими Звёздами. В 1994 Аллея Славы была расширена на один квартал, в сторону запада по Голливуд б-р, от Сэкамор авеню к северу Ла Бреа авеню (плюс небольшая доля на Маршфилд, который соединяет Голливуд б-р и Ла Бреа), где теперь она заканчивается возле серебряных «Четырёх Леди Голливуда». В то же самое время Софи Лорен удостоилась 2000-й Звезды на Аллее.

Восстановление

В 2008 году было начато восстановление Аллеи, на которое было потрачено $4,2 млн. 778 звёзд были отремонтированы или заменены из-за износа, перенесённого за эти годы, незначительные повреждения были нанесены людьми, ходящими по ним. Одновременно «Друзья Аллеи Славы» получили должности, после чего коммерческие компании могли внести деньги для восстановления Аллеи. Водка «Absolut» стала первым другом, которая пожертвовала $1 миллион, за ней следовала косметическая компания L’Oréal, которая скрыла свою сумму вклада. Эти друзья были награждены почётными Звёздами перед театром «Кодак», который по иронии являлся самой поврежденной частью Аллеи.

Проект начался с оценки всех 2365 звёзд, находящихся на Аллее в то время. Каждая Звезда получала свою категорию повреждённости: «A», «B», «C», «D» и «F»; Звёзды последней категории были повреждены сильнее всего. Это были Звёзды Джоан Коллинз, Питера Фрэмптона, Дика Ван Пэттена, Уилларда Ватермана, Ричарда Болеславского, Эллен Дрю, Пола Дугласа, Эндрю Л. Стоуна, Фрэнка Крамита и Бобби Шервуда. Около 50 Звёзд получили категорию «D».

Продолжающийся проект восстановления сотрудничал с «Голливудской Палатой», различными Лос-Анджелесскими графствами, правительственными учреждениями, а также со «Столичным управлением транспортировки», управляющим метро «Красная линия», проходящим под Аллеей, так как были подозрения, что присутствующая линия подземки частично ответственна за повреждения.

Аллея сегодня

Многократные звёзды

Первоначально отборочный комитет хотел признать вклады некоторых знаменитостей во многие категории многократными Звёздами. Джин Отри единственный, кто имеет Звёзды всех пяти категорий. Боб Хоуп, Микки Руни, Рой Роджерс и Тони Мартин имеют звёзды в четырёх категориях (Руни имеет три собственных и одну делит со своей супругой Джан, Роджерс также имеет три собственных и одну совместно с кантри-группой «Сыновья пионеров»). Тридцать человек, включая Фрэнка Синатру, Дэнни Кея, Джорджа Барнса, Эда Винна и Джека Бэнни имеют звёзды в трёх категориях, и только пять из них женщины — Дина Шор, Гейл Сторм, Джейн Фроман, Мари Уилсон и Джо Стаффорд.

Джордж Истмен — единственный лауреат с двумя звёздами в одной и той же категории и за одно и то же достижение. Его оригинальная звезда (за изобретение плёночной кинокамеры) находится на Вайн стрит; когда театр «Кодак» был построен (в 2002 году), вторая, идентичная звезда была установлена у входа.

Шесть музыкальных деятелей имеют по две звезды за свой вклад в музыкальную индустрию. Майкл Джексон за свою сольную карьеру и за карьеру в группе The Jackson 5, Дайана Росс как сольная певица и как певица в The Supremes, Смоки Робинсон как сольный исполнитель и как солист группы The Miracles, а также Джон Леннон, Ринго Старр и Джордж Харрисон как солисты и как участники группы The Beatles.

Назначение Пола МакКартни на собственную звезду истекло в 1998 году, когда не могли назначить дату церемонии награждения. Потом он был повторно назначен и получил вторую звезду «когда назначеная дата награждения устроила его». Шер не смогла присоединиться к этому клубу исключительных, отказываясь намечать церемонию, даже когда её заставляли принудительно, в 1983 году. Однако она посетила церемонию вручения звезды Сонни и Шер, как дань уважения её бывшему мужу Сонни Боно, трагически погибшему в горах.

Спорные случаи

Чарли Чаплин единственный, кто был дважды отобран для Звезды одной и той же категории на Аллее. Сначала он был выбран в первоначальную группу (состоящую из 500 знаменитостей) в 1956 году, но отборочный комитет, в конечном счете, исключил его, якобы из-за моральных вопросов (он был обвинён в нарушении Закона Манна и реабилитировался в течение Белого рабства 1940-х годов), но вероятнее всего, что из-за его левых убеждений и политических взглядов. Его исключение вызвало неудачный судебный процесс с его сыном Чарли Чаплином-мл. Его Звезда наконец была заложена на Аллее в 1972 году. В том же году Чаплин получил Оскар. Но 16 лет спустя Торговая палата получила письма из всех концов страны, в которых все возражали против решения заложить Звезду Чаплина.

В 1978 году комитет, возможно вспомнив свои затруднения с Чаплином, проголосовал против вручения Звезды блестящему оперному певцу, актёру, автору песен, адвокату и социальному активисту Полю Робсону. Индустрия развлечений выдвинула протест, вместе с гражданскими кругами местных и национальных политических деятелей, и многими другими. Протест был настолько сильным, что решение было немедленно изменено. Его Звезда (за вклад в киноиндустрию) находится на Голливудском бульваре под номером 6660.

Звёзды политиков

Рональд Рейган — единственный президент Соединенных Штатов, который имеет Звезду, и один из двух губернаторов Калифорнии (другой - Арнольд Шварценеггер).

Джордж Мерфи — единственный сенатор Соединенных Штатов, который имеет Звезду за былые заслуги в качестве актёра и танцора.

Два члена Палаты представителей США получили Звёзды - Хелен Гахаган и Сонни Боно.

Игнаций Падеревский - единственный европейский глава правительства, имеющий Звезду (был премьер-министром Польши в 1919 году).

Общие имена

Две пары Звёзд носят идентичные имена деятелей, представляющие разных людей. Есть две Звезды с именем Харрисон Форд, одна принадлежит актёру немого кино (на Голливуд б-р, под номером 6665), другая современному актёру (перед театром «Кодак» на Голливуд б-р, номер — 6801). Также есть две Звёзды с именем Майкл Джексон, одна представляет знаменитого певца (находится на Голливуд б-р, номер — 6927), другая принадлежит радиоведущему (находится на Вайн стрит, её номер — 1597). Когда певец Майкл Джексон умер, в 2009 году, его фанаты по ошибке начали ставить цветы и свечи на Вайн стрит. Когда радиоведущий Джексон узнал об этом, то написал на его вебсайте:

Я охотно одолжу ему свою Звезду и, если бы это могло его вернуть, он может воспользоваться ей.

Также на Аллее двенадцать людей с фамилией Джонс (Jones), семь с фамилией Смит (Smith), четырнадцать — Мур (Moore), но самая распространённая фамилия Уильямс (Williams). Энди Уильямс, Билл Уильямс, Билли Ди Уильямс, Синди Уильямс, Эрл Уильямс, Эстер Уильямс, Гай Уильямс, Хэнк Уильямс, Джо Уильямс, Кэтлин Уильям, Пол Уильямс, Робин Уильямс, Роджер Уильямс, Тэкс Уильямс и Ванесса Уильямс.

Наибольшее собрание Звёзд близких родственников, широко известных семи представителей семьи Бэрримор (Barrymore). Джон Бэрримор, его брат Лайонел Бэрримор (имеет две Звезды), и сестра Этель, их дядя Сидни Дрю, сын Джона Джон Дрю Бэрримор, и внучка Дрю Бэрримор.

Изменение правил

Правила Аллеи Славы запрещают рассмотрение кандидатов, чьи вклады в индустрию развлечения вне пяти главных категорий. Но отборочный комитет «колдовал» над некоторыми интересными интерпретациями правил, чтобы оправдать свой выбор. Четыре монумента Посадки на Луну на углах бульвара Голливуд и Вайн стрит, например, признают вклад астронавтов Аполлона 11 в индустрию телевидения. В 2005 году Джонни Грант признался, что первую посадку на Луну удостоили памяти на Аллее, потому что этот случай притягивал зрителей телевидения.

Комитет хотел удостоить Звезды баскетболиста Мэджика Джонсона, но его работа не имела никакого отношения ни к кинематографу, ни к музыке, ни к телевидению, ни к радио, и даже театру. Наконец они заложили его Звезду в категории «развития киноиндустрии», вероятно взяв во внимание его собственный «Театр Мэджика Джонсона». В 2005 году, в интервью было сказано, что теперь люди хотят, чтобы на Аллее появилась Звезда Орвила Реденбакэра, ведь его попкорн продаётся во всех кинотеатрах.

Звезда Мохаммеда Али — другой пример изменения правил. Комитет решил, что бокс (в отличие от баскетбола, очевидно) можно было бы назвать одной из форм проявления театра. Его Звезда является первой (и пока только) единственной, которая установлена на вертикальной поверхности. Она находится на стене театра «Кодак», который принимал запросы о заложении Звезды.

С 1968 года было потребовано, чтобы все живущие лауреаты присутствовали при открытии своей Звезды, и около 40 отклоняли это требование. Единственной, кто был не в состоянии присутствовать при обнародовании своей Звезды, была Барбара Стрейзанд в 1976 году. Тем не менее её Звезда была заложена около пересечения Голливудских холмов. Однако в 1998 году Стрейзанд присутствовала на церемонии открытия Звезды своего мужа Джеймса Бролина.

Уникальные и необычные

Семь Звёзд заложены на Аллее с не настоящими именами знаменитостей, а их псевдонимами. Самый новый — Паркиэкэркус (англ. Parkyakarkus) — это основной псевдоним Гарри Эйнштейна, комика и радио-ведущего (и отца Альберта Брукса Эйнштейна). Другие шесть — Либерейс, Кантинфлас, Мейкледжон, Мако, Сабу и Гудини.

Наибольшая группа людей, удостоенная одной Звездой — около 122 взрослых и 12 детей, все вместе они известны как Жевуны из Волшебника страны Оз, приблизительно 1939 года.

Клэйтон Мур так неразрывно связан со своим героем из фильма Одинокий рейнджер (даже при том, что он играл много других ролей на протяжении всей своей карьеры), что на его Звезде написано его имя и имя его героя. Мур является одним из двух таких актёров, второй Томми Риггз, на чьей Звезде написано «Томми Риггз и Бетти Лу».

На протяжении более чем сорока лет певец Джимми Бойд был самым молодым обладателем Звезды, он получил её в 20 лет. Но в 2004 году его заменили сестры Мэри-Кейт и Эшли Олсен. Их общая Звезда (единственная, которую делят близнецы) находится возле Голливуда и Голливудских холмов.

Уэстемрес первый кто получил Звезду за свой вклад в театральную косметику. Другие визажисты на Аллее Макс Фактор и Джон Чемберс.

Четыре Звезды принадлежат специалистам по спецэффектам Рэю Харрихаузену, Деннису Мьюрену Стэну Уинстону и Рику Бейкеру.

Только один художник по костюмам имеет Звезду на Аллее — это восьмикратная обладательница «Оскара» Эдит Хэд.

Сидни Шелдон один из двух писателей с персональной Звездой, которую он получил за то что писал сценарий фильма «Холостяк и девчонка» перед тем как начал писать романы. Другой Рэй Брэдбери, на основе его книг снято множество фильмов и телевизионных программ, за почти 60-летний период.

Девять изобретателей имеют Звезды на Аллее. Джордж Истмен, основатель компании Eastman Kodak, Томас Эдисон, изобретатель первого настоящего проектора кинофильмов и обладатель многочисленных патентов, связанных с их технологией; Ли Де Форест изобретатель радиолампы, которая усовершенствовала радио и телевидение, а также Звуковую картинку, после чего стало возможным создавать фильмы со звуком; Мериан К. Купер соавтор процесса Синерамы; Герберт Кэлмас изобретатель цветной картинки; Братья Огюст и Луи Люмьер изобретатели важных компонентов для кинокамеры; Марк Серрарюр изобретатель технологии используемой для режиссирования фильмов; и Хэди Ламарр, которая разработала технологию «прыгающих частот», которая, например, применяется в современном Wi-Fi и мобильных телефонах.

Вымышленные персонажи (и их создатели)

В 1978 году, в честь своей 50-й годовщины, Микки Маус стал первым вымышленным героем, который получил Звезду. Другие вымышленные персонажи — Багз Банни, Дональд Дак, Вуди Вудпекер, Белоснежка и семь гномов, Тинкер Белл, Винни-Пух, Шрек, Снупи, Ох, уж эти детки! и Симпсоны. Звезда радио-ведущего Чарли Тана вручена ему за его постоянную рекламу вымышленых персонажей.

Другие вымышленные персонажи на Аллее — Манчкинс, двое животных (Лягушонок Кермит и Большая Птица), один монстр Годзилла, и три собачьих персонажа (Стронгхерт, Лесси и Рин Тин Тин). Маппеты получил коллективную Звезду в 2011 году, он делит её с Лягушонком Кермитом и Большим Бёргом, это первые вымышленные персонажи с двумя Звёздами.

Семь Звёзд принадлежат мультипликаторам и аниматорам: Уолт Дисней, Фриз Фрилинг, Чак Джонс, Уолтер Лэнц, Чарльз М. Шульц, Джей Уорд, Алан Менкен

Три кукольника также имеют Звёзды на Аллее Славы Фран Эллисон, Джим Хенсон и Шери Льюис.

Hanna-Barbera единственная мультипликационная студия которая имеет звезду.

Отсутствующие Звезды

Самый главный вопрос полученный персоналом Палаты, «Почему _____________ не имеет Звезду?». Многочисленные звезды индустрии развлечения и легенды шоу-бизнеса не задействованы на Аллее Славы по разнообразным причинам. Некоторые, типа Джулии Робертс и Клинта Иствуда, отказались от своей Звезды. (Заложение Звезды не происходит без согласия кандидата). Другие, типа Джорджа Клуни и Джона Денвера (открытие звезды 24 октября 2014 года) были назначены, но не согласились появиться лично на церемонии открытия Звезды. Другие просто никогда не назначались, или не имеют тех, кто желает его назначить в отборочном комитете, либо они работают менее пяти лет в той или иной индустрии развлечения. А многие другие — просто жертвы ограничений выбора и простой математики (только приблизительно 10 % кандидатов отбираются каждый год).

Местоположение Звезды

Местоположение индивидуальных Звёзд не выбраны случайно или наугад. Звёзды легендарных и всемирноизвестных людей, так назваемых «лицензированных звёзд шоу-бизнеса», находятся перед Китайским театром Граумана. Звёзды обладателей премии Оскар обычно находятся около театра «Кодак», здесь ежегодно проводится церемония вручения Академии кинематографических искусств и наук. Решения о местоположении иногда имеют долю юмора, например Звезда Майка Майерса находится перед складом названным «Международный магазин Любви», это ассоциация на его роль в Остине Пауэрсе. Звезда Роджера Мура расположена на Голливуд б-р, под номером 7007, с учётом его семи фильмов о Джеймсе Бонде, и последняя Звезда, в самом конце самой западной части Аллеи, принадлежит Детям Тупика. Лауреаты обычно выбирают местоположение своей Звезды, хотя окончательное решение принимает Палата.

В своих мемуарах в 1986 году, американская актриса, комедиантка и певица Кэрол Бёрнетт объяснила специфический выбор местоположения своей Звезды. Когда она работала контролером билетов в театре «Warner» на Голливудском бульваре, в котором в то время как раз шли «Незнакомцы в поезде», снятый Хичкоком в 1951 году. Двое человек опоздали на сеанс, а Бёрнетт, уже видевшая фильм, сказала, что лучше дождаться следующего сеанса, потому что эту замечательную картину надо смотреть с самого начала, чтобы не испортить впечатление концом. Итогом этого смелого действия стало увольнение Бёрнетт из театра. В 1977 году, когда во время вручения актрисе Звезды, её спросили, где бы она хотела её поместить, Бёрнетт выбрала местом прямо перед театром «Warner».

Женщины из стали

«Четыре леди Голливуда» (официальное название: Hollywood La Brea Gateway) стоят на маленьком «островке», сформированным слиянием Голливуд б-ра, Пути Маршфилд и северной Ла Бреа авеню, и символизируют самую западную часть Аллеи Славы. Она была утверждена в 1993 году «Лос-Анджелесского агентством сообщества перестройки» (англ. Los Angeles Community Redevelopment Agency), и создана архитектором, проектировщиком производства и продюсером Кэтрин Хардвик, как дань многоэтническим женщинам Голливуда. Сделана из нержавеющей стали, стилизованной решётки Ар-деко. Крыша — арочный квадрат, поддерживающий круглый купол. Слово «ГОЛЛИВУД», украшенное маленькими эмблемами кинокамеры, появляется на каждой из четырёх сводчатых проходов. Купол возвышен центральным обелиском, с неоновой подсветкой написанных печатными буквами «ГОЛЛИВУД», спускающиеся вертикально на каждую из четырёх сторон. Наверху обелиск — маленькая позолоченная скульптура в стиле Мэрилин Монро изображающую её в «вздымающейся юбке» поза из фильма «Зуд седьмого года». Куполообразная структура стоит на верху четырёх женщин Голливуда: афроамериканской актрисы Дороти Дэндридж, китайско-американской актрисы Анны Мэй Вонг, мексиканской актрисы Долорес дель Рио и американской актрисы Мэй Уэст.

Эта работа была посвящена смешанному приёму прошедшему 1 февраля 1994 г. Критик «Los Angeles Times» Кристофер Найт назвал это:

«… наиболее унылая и ужасная работа современного искусства в последние годы. Сексуальные и исторические женщины в воротах Голливуда — он писал — не могли быть выражены столь натурально какими они были на самом деле.»

демонстрируя непонимание намеченной Хардвик дани женщинам. Независимый автор и продюсер Гейл Чоис, однако, назвала это соответствующей данью к группе руководства, храбрые женщины, которые:

«… отважно несли огромное бремя на своих женских плечах.»

И как заметила сама Кэтрин Хардвик:

«Никогда, даже в своих самых смелых мечтах, я не сделала того, что сделали эти замечательные женщины, увековеченные за своё творчество, таким замечательным способом.»

Также Хардвик утверждает, что критики пропустили «юмор и символику» той структуры, которая «охватывает, дразнит и очаровывает, полируемая мужская форма Оскара, и подделка стилей и мечтаний, которая проникает в Тайнслтауне».

Воровство и вандализм

Четыре Звезды, которые весят около 300 фунтов (136 кг) каждая, были украдены с Аллеи Славы. В 2000 году Звёзды Джеймса Стюарта и Кирка Дугласа исчезли со своих местоположений около пересечения Голливудского бульвара и Вайн стрит, куда они были временно помещены во время строительства Аллеи. Полиция нашла их в пригороде Саут-Гейта, когда они арестовали человека, вовлечённого в инцидент. Подозреваемый был рабочим — строителем, нанятым на строительство Голливудского бульвара и Вайн стрит. Звёзды были сильно повреждены, и должны были быть переделаны. Одна из пяти Звёзд Джина Отри (какая именно не известно), также была украдена со строительного участка. Позже Джонни Грант получил анонимный телефонный звонок, в котором сообщили, что украденная находится в Айове, но её там не нашли.

«Когда-нибудь это закончится на eBay» — однажды пошутил Грант.

Самое бессовестное воровство произошло в 2005 году, когда воры использовали пилу для того, чтобы извлечь Звезду Грегори Пека с её места на пересечении Голливуд б-р и Аль Авеню, около севера Гауэра. Звезда была заменена почти сразу же, а её оригинал так никогда не был найден, и воры не пойманы.

В конце 2009 года, в СМИ и Интернете широко обсуждалось, что Звезда Джона Леннона была украдена с Аллеи, но её просто переместили подальше на юг по Вайн стрит к области около круглого Capitol Records Building, рядом со Звёздами его творческих коллег Джорджа Харрисона и Ринго Старра.

Акты вандализма происходят на Аллее регулярно, в пределах от ругательных слов до политических утверждений, написанных на Звёздах фломастером. Камеры наблюдения были установлены на всем протяжении Голливудского бульвара, между Ла Бреа авеню и Вайн стрит, чтобы в дальнейшем предотвратить действия подобного рода.

Ошибки и тайны

В 2010 году Звезда Джулии Луис-Дрейфус (англ. Julia Louis-Dreyfus) была заложена с надписью «Julia Luis Dreyfus». По сообщениям некоторых источников актриса была удивлена этому, и ошибка была исправлена. Подобная ошибка была допущена в 1992 году, на Звезде Дика Ван Дайка (англ. Dick Van Dyke), на ней было написано «Vandyke», её также исправили.

Звезда актёра телевидения и кино Дона Хэггерти (англ. Don Haggerty) первоначально была установлена с именем «Dan». Ошибка была обнаружена через несколько лет телевизионным актёром Дэном Хэггерти (фильм Медведь Адамс), который также получил Звезду. Эта ошибка в конечном счете переросла в маленькую легенду, что Дэн Хэггерти был единственной знаменитостью, чья Звезда была извлечена с Аллеи.

В течение 28 лет на Звезде Морица Стиллера (англ. Mauritz Stiller), который открыл Грету Гарбо Америке, было написано «Maurice Diller», вероятно из-за дефекта транскрипции и устного произношения. В 1988 году ошибка наконец была исправлена на правильное имя.

На 2010 год, две Звезды остаются с орфографическими ошибками: Имя оперной примадонны Лотты Леман (англ. Lotte Lehmann) написано «Lottie». Имя соавтора Cinerama, создателя Кинг Конга Мериана К. Купера (англ. Merian C. Cooper) написано «Meriam».

Монти Вулли, известный по фильмам «Человек, который пришёл к обеду» (1942 г.) и классической ленты «Время летит, когда ты забавляешься». Его заслуги официально причислены за вклад в киноиндустрию, но его Звезда на Аллее Славы имеет телевизионную эмблему. Вулли появился на экране телевидения позже, но его телевизионные работы были затменены его вкладом в телевидение и радио.

Две Звезды так и не могут быть найдены. Los Angeles Times, который документировал и фотографировал каждую Звезду на Аллее как часть продолжающегося проекта Голливудской Аллеи, так и не смог определить местонахождение Звёзд Ричарда Крукса и Джеральдины Фаррар за её вклад в киноиндустрию (другая Звезда за её вклад в развитие музыкальной индустрии, найдена и находится на Вайн стрит, её номер — 1700). Остается неясным, были ли эти Звёзды убраны с Аллеи, в некоторый момент, или никогда не устанавливались, или были перемещены в неизвестное место, или пропущены командой, которая ремонтировала Аллею.

Процесс назначения

Каждый год в среднем около 200 назначений Аллеи Славы, представляются Торговой Палате и Отборочному комитету. Любой, включая поклонников, может назначить любую знаменитость, активную в определенной категории развлечения, пока кандидат или его (её) управление — в согласии с назначением (Письмо о соглашении назначения знаменитости или представителя должно сопровождать заявление). Кандидаты должны работать в определённой категории минимум пять лет. Кандидатов, получающих Звезду посмертно, не должно быть в живых не менее пяти лет. Каждый июнь Комитет выбирает приблизительно 20 знаменитостей, которые должны получить Звезды на Аллее Славы в течение следующего года. Одна посмертная Звезда также даётся каждый год. Назначения не отобранных «возвращаются» в следующем году для повторного рассмотрения. Не отобранные два года подряд, «понижаются», и должны быть повторно назначены для дальнейшего рассмотрения. Живые получатели Звезды должны дать своё согласие и лично посетить церемонию открытия, в течение пяти лет после назначения (дату церемонии назначается самой знаменитостью). Церемонию открытия посмертной Звезды должен посетить родственник умершего. Эти церемонии проводятся открыто для публики.

Гонорар (в настоящее время $30 000), подлежащий оплате во время выбора, собирается, чтобы заплатить за создание и установку Звезды. Гонорар обычно выплачивается Организацией Выдвижения, которая может быть фан-клубом, киностудией, студией звукозаписи, журналистами или другим спонсором, связанным с текущим или продолжающимся проектом назначения. ТВ-канал Starz, например, заплатил за Звезду Денниса Хоппера как поощрение за его роль в сериале «Столкновение». Звезда была заложена в марте 2010 года незадолго до смерти Хоппера.

Традиционно Звёзды членов отборочного комитета, кроме его председателя, не закладываются на Аллее, чтобы не злоупотреблять служебным положением и препятствовать лоббированию знаменитостей и их представителей (основная проблема во время оригинальных выборов в конце 1950-х). Однако в 1999 году, в ответ на усиление обвинений «Задней комнаты политиков», в процессе выбора, Палата раскрыла имена членов: Ими были Джонни Грант — давний член Палаты и представитель категории телевидения, Эрл Лесц — председатель Paramount Pictures, Стэн Сперо — удалённый менеджер радиостанций «KMPC» и «KABC», Кейт Нельсон — владелица Avalon Hollywood, и Мэри Лу Дадейс — вице-президент A&M Records. Впоследствии Палата сделала заявление, что Лесц (который получил Звезду в 2004 году) стал председателем только в 2008. Их текущее официальное положение то, что «каждая из пяти категорий индустрии развлечения представлена экспертом той области».

В июне 2010 года Лесц был заменён Джоном Павликом, прежним директором Академии кинематографических искусств и наук. В то время не было сделано никаких общественных заявлений по этому поводу, он стал председателем пресс-релиза Палаты, объявляющим новых обладателей Звезды.

См. также

• Список лауреатов за вклад в развитие киноиндустрии
• Список лауреатов за вклад в индустрию звукозаписи
• Список лауреатов за вклад в развитие театра
• Список лауреатов за вклад в развитие телевидения
• Список лауреатов за вклад в индустрию радио

---

• «Аллеи славы»
• «Аллеи звёзд»

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Голливудская аллея славы
• [www.walkoffame.com/ Официальный сайт]
• [maps.google.com/maps?f=q&hl=ru&geocode=&q=hollywood+walk+of+fame&sll=34.101328,-118.345028&sspn=0.01258,0.019913&ie=UTF8&z=17&g=hollywood+walk+of+fame&msa=0&msid=117190891409591437357.0004523d1113b0dc7a67d Аллея славы] на Google maps

Отрывок, характеризующий Голливудская «Аллея славы»

Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.

Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.
Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.


Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.

Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть! – думал он. – Да, я подойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом? – думал Пьер. – Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). Ну что ж, берите, казните меня», – говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.
– Они оробели, – сказал он хриплым, доверчивым голосом. – Я говорю: не сдамся, я говорю… так ли, господин? – Он задумался и вдруг, увидав пистолет на столе, неожиданно быстро схватил его и выбежал в коридор.
Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.
– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.
Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.


Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.
– Bonjour la compagnie! [Почтение всей компании!] – весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь вокруг себя. Никто ничего не отвечал.
– Vous etes le bourgeois? [Вы хозяин?] – обратился офицер к Герасиму.
Герасим испуганно вопросительно смотрел на офицера.
– Quartire, quartire, logement, – сказал офицер, сверху вниз, с снисходительной и добродушной улыбкой глядя на маленького человека. – Les Francais sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fachons pas, mon vieux, [Квартир, квартир… Французы добрые ребята. Черт возьми, не будем ссориться, дедушка.] – прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.
– A ca! Dites donc, on ne parle donc pas francais dans cette boutique? [Что ж, неужели и тут никто не говорит по французски?] – прибавил он, оглядываясь кругом и встречаясь глазами с Пьером. Пьер отстранился от двери.
Офицер опять обратился к Герасиму. Он требовал, чтобы Герасим показал ему комнаты в доме.
– Барин нету – не понимай… моя ваш… – говорил Герасим, стараясь делать свои слова понятнее тем, что он их говорил навыворот.
Французский офицер, улыбаясь, развел руками перед носом Герасима, давая чувствовать, что и он не понимает его, и, прихрамывая, пошел к двери, у которой стоял Пьер. Пьер хотел отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макара Алексеича с пистолетом в руках. С хитростью безумного Макар Алексеич оглядел француза и, приподняв пистолет, прицелился.
– На абордаж!!! – закричал пьяный, нажимая спуск пистолета. Французский офицер обернулся на крик, и в то же мгновенье Пьер бросился на пьяного. В то время как Пьер схватил и приподнял пистолет, Макар Алексеич попал, наконец, пальцем на спуск, и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Француз побледнел и бросился назад к двери.
Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер, вырвав пистолет и бросив его, подбежал к офицеру и по французски заговорил с ним.
– Vous n'etes pas blesse? [Вы не ранены?] – сказал он.
– Je crois que non, – отвечал офицер, ощупывая себя, – mais je l'ai manque belle cette fois ci, – прибавил он, указывая на отбившуюся штукатурку в стене. – Quel est cet homme? [Кажется, нет… но на этот раз близко было. Кто этот человек?] – строго взглянув на Пьера, сказал офицер.
– Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d'arriver, [Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось,] – быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. – C'est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu'il faisait. [Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.]
Офицер подошел к Макару Алексеичу и схватил его за ворот.
Макар Алексеич, распустив губы, как бы засыпая, качался, прислонившись к стене.
– Brigand, tu me la payeras, – сказал француз, отнимая руку.
– Nous autres nous sommes clements apres la victoire: mais nous ne pardonnons pas aux traitres, [Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам,] – прибавил он с мрачной торжественностью в лице и с красивым энергическим жестом.
Пьер продолжал по французски уговаривать офицера не взыскивать с этого пьяного, безумного человека. Француз молча слушал, не изменяя мрачного вида, и вдруг с улыбкой обратился к Пьеру. Он несколько секунд молча посмотрел на него. Красивое лицо его приняло трагически нежное выражение, и он протянул руку.
– Vous m'avez sauve la vie! Vous etes Francais, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз,] – сказал он. Для француза вывод этот был несомненен. Совершить великое дело мог только француз, а спасение жизни его, m r Ramball'я capitaine du 13 me leger [мосье Рамбаля, капитана 13 го легкого полка] – было, без сомнения, самым великим делом.
Но как ни несомненен был этот вывод и основанное на нем убеждение офицера, Пьер счел нужным разочаровать его.
– Je suis Russe, [Я русский,] – быстро сказал Пьер.
– Ти ти ти, a d'autres, [рассказывайте это другим,] – сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. – Tout a l'heure vous allez me conter tout ca, – сказал он. – Charme de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu'allons nous faire de cet homme? [Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?] – прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер еще раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.
Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.
– Vous m'avez sauve la vie. Vous etes Francais. Vous me demandez sa grace? Je vous l'accorde. Qu'on emmene cet homme, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] – быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.
Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.
– On vous demandera quand on aura besoin de vous, [Когда будет нужно, вас позовут,] – сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.
– Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, – сказал он. – Faut il vous l'apporter? [Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?]
– Oui, et le vin, [Да, и вино,] – сказал капитан.


Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.
Ежели бы этот человек был одарен хоть сколько нибудь способностью понимать чувства других и догадывался бы об ощущениях Пьера, Пьер, вероятно, ушел бы от него; но оживленная непроницаемость этого человека ко всему тому, что не было он сам, победила Пьера.
– Francais ou prince russe incognito, [Француз или русский князь инкогнито,] – сказал француз, оглядев хотя и грязное, но тонкое белье Пьера и перстень на руке. – Je vous dois la vie je vous offre mon amitie. Un Francais n'oublie jamais ni une insulte ni un service. Je vous offre mon amitie. Je ne vous dis que ca. [Я обязан вам жизнью, и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.]
В звуках голоса, в выражении лица, в жестах этого офицера было столько добродушия и благородства (во французском смысле), что Пьер, отвечая бессознательной улыбкой на улыбку француза, пожал протянутую руку.
– Capitaine Ramball du treizieme leger, decore pour l'affaire du Sept, [Капитан Рамбаль, тринадцатого легкого полка, кавалер Почетного легиона за дело седьмого сентября,] – отрекомендовался он с самодовольной, неудержимой улыбкой, которая морщила его губы под усами. – Voudrez vous bien me dire a present, a qui' j'ai l'honneur de parler aussi agreablement au lieu de rester a l'ambulance avec la balle de ce fou dans le corps. [Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле?]
Пьер отвечал, что не может сказать своего имени, и, покраснев, начал было, пытаясь выдумать имя, говорить о причинах, по которым он не может сказать этого, но француз поспешно перебил его.
– De grace, – сказал он. – Je comprends vos raisons, vous etes officier… officier superieur, peut etre. Vous avez porte les armes contre nous. Ce n'est pas mon affaire. Je vous dois la vie. Cela me suffit. Je suis tout a vous. Vous etes gentilhomme? [Полноте, пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер… штаб офицер, может быть. Вы служили против нас. Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно, и я весь ваш. Вы дворянин?] – прибавил он с оттенком вопроса. Пьер наклонил голову. – Votre nom de bapteme, s'il vous plait? Je ne demande pas davantage. Monsieur Pierre, dites vous… Parfait. C'est tout ce que je desire savoir. [Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это все, что мне нужно.]
Когда принесены были жареная баранина, яичница, самовар, водка и вино из русского погреба, которое с собой привезли французы, Рамбаль попросил Пьера принять участие в этом обеде и тотчас сам, жадно и быстро, как здоровый и голодный человек, принялся есть, быстро пережевывая своими сильными зубами, беспрестанно причмокивая и приговаривая excellent, exquis! [чудесно, превосходно!] Лицо его раскраснелось и покрылось потом. Пьер был голоден и с удовольствием принял участие в обеде. Морель, денщик, принес кастрюлю с теплой водой и поставил в нее бутылку красного вина. Кроме того, он принес бутылку с квасом, которую он для пробы взял в кухне. Напиток этот был уже известен французам и получил название. Они называли квас limonade de cochon (свиной лимонад), и Морель хвалил этот limonade de cochon, который он нашел в кухне. Но так как у капитана было вино, добытое при переходе через Москву, то он предоставил квас Морелю и взялся за бутылку бордо. Он завернул бутылку по горлышко в салфетку и налил себе и Пьеру вина. Утоленный голод и вино еще более оживили капитана, и он не переставая разговаривал во время обеда.
– Oui, mon cher monsieur Pierre, je vous dois une fiere chandelle de m'avoir sauve… de cet enrage… J'en ai assez, voyez vous, de balles dans le corps. En voila une (on показал на бок) a Wagram et de deux a Smolensk, – он показал шрам, который был на щеке. – Et cette jambe, comme vous voyez, qui ne veut pas marcher. C'est a la grande bataille du 7 a la Moskowa que j'ai recu ca. Sacre dieu, c'etait beau. Il fallait voir ca, c'etait un deluge de feu. Vous nous avez taille une rude besogne; vous pouvez vous en vanter, nom d'un petit bonhomme. Et, ma parole, malgre l'atoux que j'y ai gagne, je serais pret a recommencer. Je plains ceux qui n'ont pas vu ca. [Да, мой любезный господин Пьер, я обязан поставить за вас добрую свечку за то, что вы спасли меня от этого бешеного. С меня, видите ли, довольно тех пуль, которые у меня в теле. Вот одна под Ваграмом, другая под Смоленском. А эта нога, вы видите, которая не хочет двигаться. Это при большом сражении 7 го под Москвою. О! это было чудесно! Надо было видеть, это был потоп огня. Задали вы нам трудную работу, можете похвалиться. И ей богу, несмотря на этот козырь (он указал на крест), я был бы готов начать все снова. Жалею тех, которые не видали этого.]