Головина, Варвара Николаевна

Варвара Николаевна Головина
Миниатюра И. Жерена. Начало XIX века
Имя при рождении:	Голицына
Род деятельности:	фрейлина, мемуаристка
Дата рождения:	1766(1766)
Дата смерти:	1821(1821)
Место смерти:	Париж
Отец:	Николай Фёдорович Голицын (1728—1780)
Мать:	Прасковья Ивановна Шувалова (1734—1802)
Супруг:	Николай Николаевич Головин (1756—1821)
Дети:	4 детей
Награды и премии:	Орден Святой Екатерины

Графиня Варвара Николаевна Головина, урожденная княжна Голицына (1766—1819) — мемуаристка и художница, любимая племянница И. И. Шувалова, приближённая императрицы Елизаветы Алексеевны.

Биография

Младший ребёнок генерал-лейтенанта Николая Федоровича Голицына и княгини Прасковьи Ивановны, урожденной Шуваловой, кроме неё в семье было два сына: Фёдор (1751—1827) и Иван (1759—1777). Варвара Николаевна принадлежала к двум старинным русским родам. От Шуваловых она унаследовала склонность к литературе и искусству. Прасковья Ивановна была сестрой фаворита императрицы Елизаветы Петровны Ивана Ивановича Шувалова (1727—1798).

Детство Варвары Николаевны протекало в имении Петровском Московской губернии, в обществе матери, женщины с мягким, добрым, хотя и нерешительным характером, любившей искусство и умевший ценить образование. В 1777 году Варвара Николаевна с родителями переехала в Петербург, после смерти отца, она с матерью поселилась в доме дяди Шувалова, на углу Невского проспекта и Малой Садовой.

Варвара увлекалась рисованием и музыкой. Уроки литературного слога ей давал дядя, И. И. Шувалов. Она участвовала в концертах Царском Селе и Зимнем дворце, где исполняла романсы собственного сочинения и вызывала восторги.
Уже в 1783 году сделалась фрейлиной и пользовалась неизменной благосклонностью Екатерины. Сообщая придворные новости, Е. Р. Полянская писала своему брату из Петербурга в августе 1783 года:

У нас две новые фрейлины: княжна Шувалова и племянница Ивана Ивановича, молоденькая княжна Голицына. Мне очень жаль, что ваши надежды не оправдались. Но я уверена, что черед дочерей Сенявина подойдет, им это нужнее, чем этим двум. Которые не имеют ничего, кроме амбиций, заставляющих их искать места, которого они лишают других.

Замужество

При дворе Варвара Николаевна впервые встретила красивого графа Николая Николаевича Головина, внука генералиссимуса, фельдмаршала графа Федора Алексеевича Головина. Молодые люди понравились друг другу, но княгиня Голицына воспротивилась немедленному браку, находя его преждевременным. Головин отправился на четыре года в заграничное путешествие, долгое время находился в Париже, но знакомства и связи, заключенные там, не имели ничего общего ни с литературой, ни с искусством.

Во Франции Головин имел связь со знаменитой «Амазонкой свободы» Теруань де Мерикур и сумел обзавестись внебрачным сыном (фамилия Ловин) и дочерью (была выдана замуж за де Ри-виера Гессенского, посланника в Петербурге), о них впоследствии пришлось заботиться Варваре Николаевне.

По возвращении из путешествия графа Головина Варвара Николаевна 4 октября 1786 года вышла за него замуж. Свадьба была отпразднована в Зимнем дворце, императрица лично надевала на невесту бриллианты. Супруги очень любили друг друга и производили впечатление счастливой пары. Головин вызывал противоречивую оценку современников, большей частью недоброжелательную. Будучи в 34 года полковником, он не испытывал склонности ни к воинской, ни к гражданской службе, но отличался всегда строгой честностью. В действительности, он был пустой фат и мот, и не сумел сделать Варвару Николаевну счастливой.

После смерти императрицы Головина потеряла расположение Марии Фёдоровны, которую искренне любила и уважала.

В 1796 г. Н. Н. Головин (муж В. Н. Головиной) был назначен гофмейстером придворного штата великого князя Александра Павловича (будущего Александра I). Елизавета Алексеевна горячо привязалась к Головиной, а последняя на всю жизнь осталась её другом, хотя придворные интриги их разлучили.

В 1802 году уехала в Париж. В 1805 году вернулась в Россию. Умерла в Париже. Похоронена на кладбище Пер-Лашез.

В своих мемуарах, созданных под руководством императрицы Елизаветы, описала придворную жизнь при Екатерине II и Павле.

Сочинения

• [elib.shpl.ru/ru/nodes/4522-golovina-v-n-zapiski-grafini-varvary-nikolaevny-golovinoy-1766-1819-spb-1900#page/1/mode/grid/zoom/1 Записки графини Варвары Николаевны Головиной.] — СПб., 1900. — 286 с.

Дети

В браке Варвара Николаевна имела четырёх детей:

• сын (род. и ум. 1787)
• Прасковья Николаевна (1790—1869), автор «Воспоминаний», перешла в католичество, с 1819 года жена графа Яна-Максимилиана Фредро (1784—1845).
• дочь (род. и ум. 1792)
• Елизавета Николаевна (1795—1867), фрейлина, перешла в католичество, была замужем за дипломатом Л. С. Потоцким (1789—1850).

• Varvara Nikolaevna Golovina by Rokotov.jpg

  Варвара Головина на портрете Рокотова

• GolovinFedro.jpg

  Дочь Прасковья

• PotockayGolovin.jpg

  Дочь Елизавета

Литература

• [www.rulex.ru/01040429.htm Русский Биографический словарь]
• Головина В. [www.zakharov.ru/component/option,com_books/task,book_details/id,287/Itemid,56/ Воспоминания]. — М.: Захаров, 2006. — 350 с. — ISBN 5-8159-0639-5.

Отрывок, характеризующий Головина, Варвара Николаевна

Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.