Головин, Борис Николаевич

Борис Николаевич Головин
Дата рождения:	16 июля 1916(1916-07-16)
Место рождения:	Зарайск
Дата смерти:	1 января 1984(1984-01-01) (67 лет)
Место смерти:	Горький
Страна:	СССР
Научная сфера:	филология
Место работы:	Горьковский государственный университет
Альма-матер:	Московский государственный педагогический институт
Научный руководитель:	В. В. Виноградов
Известные ученики:	Томашпольский В. И.

Борис Николаевич Головин (16 июля 1916, Зарайск — 1 января 1984, Горький) — советский лингвист. Доктор филологических наук, профессор. Заслуженный деятель науки РСФСР. В 1961—1984 — заведующий кафедрой русского языка и общего языкознания Горьковского государственного университета им. Н. И. Лобачевского. Входил в состав Экспертного совета по присуждению научных степеней ВАК по русскому языку и общему языкознанию.

Биография

Окончил Московский государственный педагогический институт им. В. И. Ленина. Уйдя в начале Великой Отечественной войны добровольцем на фронт, прошёл всю войну, был ранен. После войны закончил аспирантуру у академика В. В. Виноградова, защитив в 1949 году кандидатскую диссертацию. В 1957 году переехал в Горький, где стал преподавать в Горьковском государственном университете им. Н. И. Лобачевского, а в 1961 году возглавил кафедру русского языка и общего языкознания, которой руководил до самой смерти. Похоронен на Бугровском кладбище Нижнего Новгорода.

Научное наследие

Основатель горьковской школы в лингвистике. Создал направление, связанное с вероятностно-статистическим изучением стилей языка и стилей речи. Крупный специалист по общему и русскому языкознанию (словообразование, морфология, синтаксис), культуре речи (под его руководством была впервые создана учебная программа вузовского курса «Основы культуры речи»).

Научные воззрения

Лингвистические воззрения Б. Н. Головина опирались на лучшие традиции отечественной науки, идеи Д. Н. Овсянико-Куликовского, А. А. Потебни, И. А. Бодуэна де Куртене, А. А. Шахматова, Л. В. Щербы, А. М. Пешковского и, прежде всего, его учителя В. В. Виноградова.

Итак, язык — «чёрный ящик», он не поддаётся непосредственному наблюдению. Трудно поверить, что все это говорится всерьёз и от имени науки — надо думать, и отечественной. От Ломоносова до Виноградова можно назвать имена многих выдающихся филологов и лингвистов, для которых азбучной истиной было признание реальности и наблюдаемости языка, его единиц, категорий, связей и отношений между ними. И разве не единицы и категории языка описываются в толковых словарях и грамматиках? Разве не языковые реальности осмысливаются и показываются в труде В. В. Виноградова «Русский язык»? Конечно, никакое индивидуальное «лингвистическое сознание» не может охватить систему языка в целом… Но ведь это не может служить основанием для утверждения о ненаблюдаемости самого языка, который, кстати, стоит не «за» речью, а находится в ней, образует её.

В системе общетеоретических представлений Б. Н. Головина наиболее важными являются следующие:

• Чёткое видение всех составляющих системы словесной коммуникации, их строгое терминирование
• Понимание языка и речи как двух коммуникативных состояний «механизма общения»
• Определение объекта лингвистики на основе чёткого разграничения языкового и неязыкового в системе словесной коммуникации
• Разграничение языкового значения и неязыкового смысла и признание нелингвистичности текста как следствие этого разграничения
• Понимание языка как функционирующей системы, то есть включение понятия системности в понятие функциональности и наоборот
• Понимание знаковости как важнейшего функционального свойства языковых единиц всех уровней
• Понимание языка как «системы систем» не только в плане его организации (уровней языка), но и в плане его функционирования (формы существования языка, функциональные стили и др.)

Труды

Около 150 публикаций.

• Головин Б. Н. Язык и статистика. — М.: Просвещение, 1971. — 189,[3]
• Березин Ф. М., Головин Б. Н. Общее языкознание. М., 1979
• Головин Б. Н. Лингвистические термины и лингвистические идеи // Вопросы языкознания. 1976, № 3.
• Головин Б. Н. Введение в языкознание. Учебное пособие для студентов филологических спец. педвузов. 4-е изд. М.: Высшая школа, 1983. — 231 с 5-е изд., стер. 2005. — 231 стр. — ISBN 5-354-01090-X
• Головин Б. Н. Основы культуры речи. М., 1980, 2-е изд. 1988.
• Головин Б. Н. Как говорить правильно: заметки о культуре русской речи. М., 1988 (3-е изд.)

Литература

• Кто есть кто в лингвистике XX века: автобиобиблиографический справочник. Том первый // Редакция, составление, оформление, макет: С. В. Лесников. 1999. 175 с.
• Грехнева Г. М. [www.unn.ru/pages/vestniki_journals/9999-0196_West_filol_2001_1(3)/8.pdf Система общетеоретических представлений в трудах проф. Б. Н. Головина]

Ссылки

• [www.unn.ru/rus/f9/history.htm Из истории филологического факультета ННГУ]
• [www.gramota.ru/lenta/news/8_117 Наследию Б. Н. Головина посвящена международная конференция] // gramota.ru

Отрывок, характеризующий Головин, Борис Николаевич

Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.