Головин, Иван Михайлович

Иван Михайлович Головин
Дата рождения	1680(1680)
Дата смерти	1737(1737)
Место смерти	Санкт-Петербург
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	Флот
Звание	Адмирал и Генерал-кригскомиссар флота
Сражения/войны	Прутский поход (1711), Гангутское сражение, Персидский поход (1722—1723)
Награды и премии

Ива́н Миха́йлович Голови́н (1680—1737) — русский военный деятель, адмирал (1732), сподвижник Петра I. Общий предок А. С. Пушкина и Л. Н. Толстого.

Имеются значительные расхождения в датах жизни. Военная энциклопедия (1915 год) указывает годы жизни 1673 — октябрь 1738; В. Богуславский указывает: 1672—1737.

Биография

Представитель боярского рода Головиных, считавшегося одним из знатнейших в допетровской России. Сын боярина Михаила Петровича Головина (ум. 1689). Дальний родственник главы петровского внешнеполитического ведомства Фёдора Алексеевича Головина.

По утверждению Богуславского, датирующего рождение И. М. Головина 1672 годом, будущий адмирал ещё в 1695-96 годах участвовал в Азовских походах Петра I. Остальные источники, показывающие 1680 год рождения, такой информации не дают. На более ранний, 1672 год рождения, ориентируется в своих рассуждениях о происхождении фамилии Головиных писатель и критик Алексей Скляренко, называющий И. М. Головина денщиком Петра I, но не приводящий ссылок на это утверждение.

Пересечением знаменательных этапов в биографиях Ивана Михайловича Головина и его видного однофамильца было знаменитое Великое посольство 1697-98 годов. Однако если 47-летний Ф. А. Головин был в нём одним из трёх главных лиц — великих полномочных послов, то 17-летний И. М. Головин был одним из нескольких десятков (всего посольство насчитывало до 250 человек) перспективных юношей, которых царь взял с собой в Европу с целью обучить передовым европейским технологиям.

Выражение «сопровождал Петра I в поездке в Амстердам», использованное биографом Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона может искажать представление о том, с чего началась карьера будущего адмирала. Речь шла не о пассивном «сопровождении»: в Амстердаме Пётр определяет юношу к работе на верфи, где царь некоторое время трудится и сам. Успехи И. М. Головина в освоении морского дела налицо, так как затем, в 1701 году царь посылает его продолжить практику кораблестроения в Венецию для обучения галерному строению и итальянскому языку. Веберг в статье, посвящённой Головину («Русский Архив», 1872) утверждает, что по возвращении из-за границы он получил от царя шуточный титул князя-баса с жалованием в 60 алтын в год — за то, что возвратясь из-за границы, не знал якобы не только языка, но и кораблестроения.

Ф. Х. Вебер в своих «Записках» писал, что Головин был «очень любим царем за то, что во многих случаях доказал ему свою верность и храбрость». По возвращении в Россию И. М. Головин поступает на военную службу.

В годы Северной войны командовал пехотным полком (позже — Ростовский пехотный полк) в чине полковника, участвовал в Полтавской битве (1709), заслужил чин бригадира.

В 1712 году, на следующий год после Прутского похода, получает чин генерал-майора. В 1714 году И. М. Головин уже на Балтике, где принимает отряд из 9 скампавей — быстроходных судов русского галерного флота. 27 июля (7 августа) 1714 года в сражении под Гангутом русский флот одерживает победу, свой вклад в которую вносит и отряд Головина.

Следующий, 1715 год поначалу складывается для русского флотоводца менее удачно: он попадает в плен к шведам. Однако в том же году И. М. Головина обменивают на пленных шведских офицеров, и он продолжает служить отечеству. В 1717 году Пётр назначает Головина «обер-сарваером» (от англ. survey инспектировать, наблюдать; в советской терминологии XX века наблюдатели заказчика на военных производствах назывались военпредами). В формулировке биографии Богуславского — «в 1717 году назначен главным кораблестроителем».

В мае 1720 года «военпреду» Головину приходится, очевидно, в критической ситуации, самому временно взять под своё личное руководство одно из важных предприятий петровского «военно-промышленного комплекса» — Петровский якорный завод. Но период работы хозяйственным руководителем не затянулся, и уже в июне того же года И. М. Головин получил назначение камер-советником в адмиралтейств-коллегию. Статья «Судостроение» в Энциклопедии Санкт-Петербурга называет И. М. Головина в числе видных судостроителей.

Эта «тыловая служба» оказалась для И. М. Головина лишь временной полосой в его биографии: Пётр I не списал его со счетов, как человека военного. В 1722 году царь взял с собой И. М. Головина в Персидский поход. В 1723 году он был назначен членом «Вышнего суда» для разбора дела и суда над бароном П. П. Шафировым.

Назначение И. М. Головина генерал-кригскомиссаром флота, производство в соответствующий этой должности чин вице-адмирала и награждение его орденом Александра Невского состоялось уже после смерти Петра, в 1725 году. В июле того же годе ему «повелено присутствовать в адмиралтейств-коллегии».

В день коронации Анны Иоанновны 28 апреля 1730 года Головин был произведён в полные генералы с увольнением от службы. Два года спустя, 18 августа 1732 года, он был вновь принят на службе с переименованием в адмиралы и назначением командиром галерного флота на Балтийском море.

Семья

Женат был дважды:

1. жена Мария Петровна Дорошенко, дочь гетмана П. Д. Дорошенко.
   • Иван (ум. 1754), генерал-майор, женат на Ирине Анисимовне Нарышкиной, ур. княжне Хотетовской (ум. 1793).
2. жена Мария Богдановна Глебова, родная сестра майора Степана Глебова. Входила в ближний круг Елизаветы Петровны, которая иногда просила её чесать себе пятки. В браке родились три дочери и сын:
   • Наталья, жена князя Константина Кантемира, сына молдавского господаря; детей не было.
   • Евдокия (Авдотья, Зоя; 1703—1725), прабабушка А. С. Пушкина; замужем за сержантом Александром Петровичем Пушкиным (после 1686—1725), мать Льва Александровича Пушкина, деда поэта. В 1725 году зарезана безумным мужем во время родов.
   • Ольга (1704—17..), с 1721 года вторая жена князя Юрия Юрьевича Трубецкого, у них сын Дмитрий — прадед Льва Толстого.
   • Александр (ум.1766), также стал адмиралом (15 (26) мая 1757 года) и командиром галерного флота.

Литература

• Головин, Иван Михайлович // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
• Петров П. Н. История Санкт-Петербурга с основания города до введения в действие выборного городского управления по учреждениям и губерниям. 1703–1882. — СПб., 1888. — С. 568. — 846 с.
• Энциклопедия Санкт-Петербурга

Отрывок, характеризующий Головин, Иван Михайлович

В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.


Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.