Головин, Николай Михайлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Михайлович Головин
Дата рождения

27 апреля 1836(1836-04-27)

Дата смерти

20 декабря 1911(1911-12-20) (75 лет)

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Род войск

Генеральный штаб

Звание

генерал от инфантерии

Сражения/войны

Крымская война

Награды и премии

Орден Святой Анны 3-й ст. (1868), Орден Святого Станислава 2-й ст. (1870), Орден Святого Владимира 4-й ст. (1878), Орден Святого Владимира 3-й ст. (1878), Орден Святого Станислава 1-й ст. (1883), Орден Святой Анны 1-й ст. (1886), Орден Святого Владимира 2-й ст. (1889), Орден Белого орла (1896), Орден Святого Александра Невского (1901)

Николай Михайлович Головин (1836—1911) — генерал от инфантерии, член Военного совета.



Биография

Происходил из дворян Санкт-Петербургской губернии. Родился 27 апреля 1836 года. Образование получил в Новгородском графа Аракчеева кадетском корпусе, из которого выпущен 17 июня 1854 года прапорщиком во 2-ю гренадерскую артиллерийскую бригаду. В следующем году поступил в состав войск для защиты берегов Финляндии и участвовал в бою во время бомбардировки соединённым англо-французским флотом крепости Свеаборга и Гельсингфорской оборонительной позиции, за что ему, в числе прочих, объявлено было Высочайшее благоволение.

23 сентября 1856 года произведён в подпоручики, с переводом в облегчённую № 3 батарею 3-й полевой артиллерийской бригады, 26 августа 1858 года получил чин поручика. В 1859 году прикомандирован к штабу Отдельного гренадерского корпуса, и, по выдержании предварительного экзамена, поступил в Николаевскую академию Генерального штаба. По окончании в 1862 году курса наук был откомандирован к прежнему месту служения, а 7 июня 1863 года, прикомандирован к штабу 16-й пехотной дивизии в качестве офицера по Генеральному штабу.

12 февраля 1864 года причислен к Генеральному штабу и назначен в штаб 36-й пехотной дивизии исправляющим должность старшего адъютанта по строевой и квартирмейстерской части. 30 августа того же года произведён в штабс-капитаны с переводом 13 сентября старшим адъютантом в штаб 17-й пехотной дивизии. 30 августа 1866 года произведён в капитаны; 25 июня 1869 года назначен для поручений при штабе Московского военного округа; 30 августа 1871 года произведён в подполковники, с переводом старшим адъютантом в штаб Харьковского военного округа. 26 апреля следующего года назначен заведующим передвижением войск по железным дорогам Московско-Нижегородской, Шуйско-Ивановской, Московско-Брестской и Московско-Курской.

30 августа 1874 года произведён в полковники; в 1876 году состоял членом комиссии для исследования причин беспорядков на Курско-Харьковско-Азовской железной дороге; с 12 июня по 27 сентября 1877 года исправлял дела заведующего передвижением войск по всем железным дорогам и водяным путям Российской империи. С 8 октября 1877 года по 4 марта 1878 года участвовал в трудах Московской эвакуационной комиссии. 23 августа 1878 года был прикомандирован к Главному штабу в качестве помощника заведующего передвижением войск по всем железным дорогам и водяным путям. Генерал M. H. Анненков, заведовавший тогда передвижением войск в России, оценил крупные способности Головина и возложил на него всю работу существовавшего тогда при Главном штабе комитета по передвижению войск. В должности заведующего передвижением войск Головин в первые же годы после русско-турецкой войны широко и умело использовал её богатый опыт и подготовил новую организацию важной отрасли военного управления, которая образовала в составе Главного штаба особый отдел по передвижению войск и военных грузов.

30 августа 1880 года произведён в генерал-майоры (старшинство в чине определено с 30 августа 1884 года). В 1883 году временно заведывал делами комитета по перевозке войск железными дорогами и водой и по заведыванию постройкой Жабинско-Пинской железной дороги. 6 октября 1884 года назначен заместителем члена от военного ведомства в совет Министерства путей сообщения, с оставлением в занимаемой должности.

Во время командировок генерала Анненкова в Закаспийскую область на постройку Закаспийской железной дороги, генерал Головин всегда оставался его заместителем по комитету по передвижению войск, а когда, в 1886 году, комитет был переименован в отдел Главного штаба по передвижению войск и военных грузов, назначен исправляющим обязанности начальника этого отдела и 9 июля 1887 года утверждён в должности. В 1888 году удостоен Высочайшего благоволения за участие в трудах особой комиссии по пересмотру положения о полевом управлении войск. 7 декабря 1889 года назначен членом от Военного министерства в технический отдел совета Министерства путей сообщения с оставлением в должности, а в следующем году на него возложена постройка Луцкой железнодорожной ветви от станции Киверцы, и за успешное исполнение этого поручения ему была объявлена Высочайшая благодарность.

30 августа 1894 года произведён в генерал-лейтенанты; 7 декабря 1898 года назначен членом Военного совета и 6 декабря 1904 года произведён в генералы от инфантерии. 3 января 1906 года уволен в отставку с мундиром и пенсией. А. Ф. Редигер, касаясь увольнения Головина, высказался что тот «бесполезный, притом не занимавший раньше каких-либо высших должностей».

Скончался 20 декабря 1911 года.

Награды

Среди прочих наград Головин имел российские ордена:

Иностранные ордена:

Источники

  • Головин, Николай Михайлович // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
  • Волков С. В. Генералитет Российской империи. Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II. Том II. Л—Я. — М., 2009. — С. 376. — ISBN 978-5-9524-4166-8
  • Пономарёв В. П., Шабанов В. М. Кавалеры Императорского ордена Святого Александра Невского, 1725—1917: биобиблиографический словарь в трёх томах. Том 3. — М., 2009. — С. 517. — ISBN 978-5-89577-145-7
  • Редигер А. Ф. История моей жизни. Воспоминания военного министра. Том 1. — М., 1999. — С. 490. — ISBN 5-87533-114-3
  • Список генералам по старшинству. Составлен по 1 сентября 1905 года. — СПб., 1905. — С. 145
  • Столетие Военного министерства. 1802—1902. Т. III, отд. IV. Затворницкий Н. М. Память о членах Военного совета. — СПб., 1907. — 661—664

Напишите отзыв о статье "Головин, Николай Михайлович"

Отрывок, характеризующий Головин, Николай Михайлович

– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.