Головин, Николай Николаевич (1756)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Николаевич Головин

Миниатюра А. Х. Ритта (1792)
Дата рождения:

1756(1756)

Подданство:

Российская империя Российская империя

Дата смерти:

2 июня 1821(1821-06-02)

Место смерти:

Санкт-Петербург

Супруга:

В. Головина

Награды и премии:

Граф Николай Николаевич Головин (1756 — 2 июня 1821, Санкт-Петербург) — действительный тайный советник, член Государственного совета Российской империи, обер-шенк. Известный щёголь и мот, спустивший всё состояние графов Головиных и оставивший после себя колоссальные долги[1].





Биография

Происходил из графской ветви древнего боярского рода Головиных, владевшей имением Воротынец. Сын графа Николая Александровича Головина (внука петровского сподвижника Ф. А. Головина) от брака с Анастасией Степановной Лопухиной (дочерью печально известной Н. Ф. Лопухиной и троюродной сестрой Петра II).

В раннем детстве был товарищем по играм великого князя Павла Петровича. В 1782 году для завершения образования был отправлен за границу. Во Франции Головин имел связь со знаменитой «Амазонкой свободы» Теруань де Мерикур и сумел обзавестись внебрачным сыном (по фамилии Ловин) и дочерью (была выдана замуж за де Ривиера, гессенского посланника в Петербурге), о которых впоследствии пришлось заботиться его жене. По возвращении начал службу в гвардии, куда был с детства зачислен сержантом. 4 октября 1786 год женился на девятнадцатилетней княжне Варваре Николаевне Голицыной. Свадьба праздновалась в Зимнем дворце, императрица лично надевала на невесту бриллианты. Супруги очень любили друг друга и производили впечатление счастливой пары, но не были счастливы. Головин вёл легкомысленный и расточительный образ жизни. Варвара Николаевна искала утешения в религии и позднее перешла в католичество.

В 1788 году во время шведской войны капитан Головин находился в финской армии. В 1790 году пожалован в полковники, во время русско-турецкой войны был в армии Потёмкина, при осаде Килии. В 1793 году был назначен гофмаршалом двора великого князя Александра Павловича, где близко подружился с Ростопчиным. После воцарения Павла I был произведён в тайные и действительные тайные советники, награждён орденом Святого Александра Невского (1799), стал президентом почтового департамента и сенатором, но попал в немилость и был удалён от двора. В 1801 году оставил пост президента почтового департамента, а в 1802 году совсем оставил службу.

Александр I хотя и не любил Головина, но оказывал ему внимание: пожаловал его обер-шенком (1812), назначил председателем особой комиссии для помощи жителям разорённой Москвы (1813), членом комиссии по постройке Исаакиевского собора и членом Государственного совета (1816) с повелением заседать в департаменте государственной экономии.

Современники были весьма невысокого мнения о Головине: князь П. А. Вяземский считал его «пустым человеком», Безбородко отзывался о нём как о «негодяе». Тем не менее в Петербурге «все как бы в какой верный банк вверяли свои большие и малые капиталы» этому представительному вельможе[2]. Когда он скончался в 1821 году, открылось его совершенное банкротство, разорившее многих. Похоронен на Лазоревском кладбище Александро-Невской Лавры.

Прасковья Федро
Елизавета Потоцкая

Головинские долги

Граф Головин подолгу живал за границей, ведя крайне роскошный образ жизни так, что растратил всё своё громадное состояние и вошёл в неоплатные долги. Его некогда прославленное имение Воротынец родственники оказались принимать в наследство, дабы не платить долги, которыми оно было обременено[3]. Правительство целый год печатало в «Сенатских ведомостях» объявление о лотерее, в которой разыгрывалась недвижимость графа Головина. Наконец в 1823 году победителями были объявлены пятеро жителей Одессы, которые за 200000 рублей уступили свои права министерству уделов. Специально образованный приказ управлял Воротынцем до самой отмены крепостного права в 1861 г.[3]

Дети

В браке с княжной Варварой Николаевной Голицыной, известной мемуаристкой, имел четырёх детей:

  • сын (род. и ум. 1787)
  • Прасковья Николаевна (1790—1869), автор «Воспоминаний», перешла в католичество, с 1819 года жена графа Яна-Максимилиана Фредро (1784—1845).
  • дочь (род. и ум. 1792)
  • Елизавета Николаевна (1795—1867), фрейлина, перешла в католичество, была замужем за дипломатом графом Л. С. Потоцким (1789—1860).

Напишите отзыв о статье "Головин, Николай Николаевич (1756)"

Примечания

  1. Д. Смирнов. Очерки жизни и быта нижегородцев XVII-XVIII веков. 2-е изд. Волго-Вятское книжное издательство, 1978. Стр. 267.
  2. Д. Н.Свербеев. Записки. Т. 1. М., 1899. С. 246.
  3. 1 2 [vorotynec.omsu-nnov.ru/?id=8082 Село Воротынец и его Спасская церковь | Воротынский район]

Источники

  • Русские портреты XVIII—XIX столетий. Изд. Вел. Кн. Николая Михайловича. СПб. 1906. Т. I вып IV. № 162.
  • Русский биографический словарь: В 25 т. /А. А. Половцов. — М., 1896—1918. Том: 7, Стр.: 240—241

Отрывок, характеризующий Головин, Николай Николаевич (1756)

Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы: