Головин, Сергей Аркадьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сергей Головин
Имя при рождении:

Сергей Аркадиевич Головин

Дата рождения:

15 (27) марта 1879(1879-03-27)

Место рождения:

ст. Бисерть Уральской железной дороги, Российская империя (ныне пгт Бисерть, Свердловская область, Россия)

Дата смерти:

9 октября 1941(1941-10-09) (62 года)

Место смерти:

Щёлково, Московская область

Профессия:

актёр

Гражданство:

Российская империя, СССР

Театр:

Малый театр, Челябинский театр им. Цвиллинга

Сергей Аркадьевич Головин (18791941) — русский советский драматический актёр. Заслуженный артист России (1927).





Начало творческой биографии

Родился на станции Биссерт Уральской железной дороги в семье инженера.

Стал учеником Московской земледельческой школы, где начал участвовать в любительских спектаклях[1]. Увлечение театром очень скоро переросло в дело всей жизни. И в 1898 г. он поступил в «Товарищество драматических артистов» и осенью того же года — на музыкально-драматические курсы Московского филармонического общества, которыми руководил В. И. Немирович-Данченко. Ещё будучи учащимся на курсах, Головин начал выходить на профессиональную сцену в Московском художественно-общедоступном театре (МХТ).

Начинающий актёр быстро обратил на себя внимание. И не только зрителей. В 1899 году он становится мужем знаменитой Аллы Назимовой, которая как раз оказалась в глубоких поисках смысла жизни после разрыва с любовником-миллионером. Правда, семейная лодка очень быстро разбилась о быт, и супруги разъехались[2]. А вот развелись ли они когда-нибудь официально, широкой общественности осталось неизвестно.

В 1902 г. Головин блестяще окончил драматические курсы и 1 сентября того же 1902 года принят в труппу Московского императорского Малого театра.

Малый театр

Это было время становления реализма в театральном искусстве, и на сцене Малого театра Головин создавал немало разных характеров. Творчеству Головина присущи были главным образом характерные роли.

Одновременно артист много гастролировал, организовав выездную труппу. Впервые С. А. Головин побывал в Челябинске в составе труппы Малого театра в 1909 г. Тогда на сцене Народного дома было дано три гастрольных спектакля. Тогда ещё, конечно, Сергей Аркадьевич и не предполагал, какую роль доведется ему и этому городу сыграть в жизни друг друга. Гастроли закончились, и артист Сергей Головин отбыл со всей остальной труппой обратно в Москву.

В годы Первой мировой войны актёр был призван на военную службу, а после Октябрьской революции, когда императорские театры были национализированы и поступили в ведомство новоявленного государства, актёр не растерялся и занимал разные административные должности в театре, на которые его избирал коллектив. Однако при этом он не прекращал работу на сцене.

Ещё с 1916 года Головин приглашается участвовать в киносъёмках. Однако список киноролей у него остался небольшим.

В 1932 году (премьера 20 марта 1932 г.[3]) совместно с П. М. Садовским поставил спектакль по пьесе А.Островского «На бойком месте».

Челябинский театр драмы (1936—1938)

Второй раз на гастроли в Челябинск С. А. Головин в составе Малого театра приехал летом 1935 г. В то время существовала традиция: артисты театра выезжали на гастроли в провинциальные города во время своего отпуска. К тому времени Челябинск стал областным центром, в городе происходили грандиозные перемены в связи со строительством крупных промышленных предприятий, поэтому приезд Малого театра был неслучаен. С. А. Головин участвовал почти во всех спектаклях, показанных на сцене летнего театра челябинского горсада, где проходили гастроли[1]. Местная пресса, для которой гастроли прославленного Малого театра были сенсационной акцией, оценила работу артиста. Рецензент С. Игошин писал в газете «Челябинский рабочий» 21 июля 1935 г. об исполнении С. Головиным роли Саввы Василькова в спектакле «Бешеные деньги», где артист создал образ дельца, берущегося за все, из чего можно выжать копейку: «Васильков не способен на большую страсть. Даже в своей любви к Лидии Чебоксаровой он прежде всего делец. Он „груб, скучен и сух“»[1]

Во время этих гастролей Головин встречался с первыми руководителями области: председателем облисполкома М. Советниковым, секретарем обкома партии К. Рындиным[1]. Они как областное руководство обратились к Головину с предложением возглавить творческую работу челябинского театра, на что он ответил согласием и в течение 2 сезонов (1936-38) был главным режиссёром Челябинский театр драмы им. Цвиллинга[4]. Челябинский театр, получивший статус областного, переживал тогда сложный период становления, многие спектакли шли при полупустом зрительном зале. Профессиональная помощь оказалась необходима.

Головин принёс с собой на челябинскую сцену реалистические традиции Малого театра. Работу художественным руководителем Челябинского драматического театра он начал с постановки пьесы Н. Гоголя «Ревизор», на сцене Малого театра он сам в течение 18 лет играл в этом спектакле роль городничего Антона Антоновича Сквозник-Дмухановского. Выбор именно этой пьесы для первой постановки Головин объяснял так в газете «Челябинский рабочий» от 30 сентября 1936 г.: «Большого художественного таланта, жизненной правдивости, высокого мастерства требует от актёра бессмертная гоголевская комедия, давая ему, вместе с тем, безграничный материал для творческой работы. Вот почему постановка „Ревизора“ на сцене служит как бы пробным камнем для всякого театрального коллектива». Премьера прошла 1 октября 1936 г. Роль Городничего исполнялся сам Сергей Головин.[1]

Значение этой постановки не только для театра, но и культурной жизни всего города переоценить невозможно. Этот спектакль поставил Челябинский театр драмы в ряд профессиональных театров страны, поднял планку культурного потенциала города.

Головин обратился и в своих последующих спектаклях к классике, поставив «Стакан воды» Э. Скриба, «Каменный гость» и «Скупой рыцарь» А. Пушкина, «Горе от ума» А. Грибоедова, «Бешеные деньги» (в 1937 году[5]) и «На всякого мудреца довольно простоты» А. Островского в 1938 году.

С. Головин пригласил из других городов в Челябинский театр талантливых артистов, многие из которых так и остались там, продолжив работу в Челябинском театре: И. Е. Рагозин, А. С. Лескова, В. А. Виннов, С. С. Прусская, П. И. Кулешов и другие[6]. Он оставил Челябинский театр, когда там сложился уверенный творческий коллектив.

Конец

С. А. Головин продолжил работу в Москве в Малом театре, вернувшись в своим ролям. Однако работа эта оказалась недолгой. В 1939 году он успел сыграть в спектакле по пьесе А.Корнейчука «Богдан Хмельницкий», где С.Головин создал образ крестьянского вождя Максима Кривоноса, неукротимого, прямолинейного, беззаветно преданного своему делу. О Кривоносе — Головине критик писал, что артист нашёл и воссоздал неповторимые национальные черты образа, дал почувствовать, что это «действительно украинец, действительно казак, сечевик» (В.Лесков «Богдан Хмельницкий» на трёх сценах. — «Театр», 1939, № 7, с. 121).[5]

Сергей Аркадиевич Головин скончался в самом начале войны 9 октября 1941 г. в Щелкове Московской области.

Роли в Малом театре

Роли в кино

Критика и отзывы

«Созданные им образы отличались точной социальной характеристикой, широтой обобщения, типичностью, ясностью и выразительностью внешнего рисунка», — пишет о нём «Театральная энциклопедия»[8].

Ю. А. Дмитриев в книге «Академический Малый театр. 1917—1944»: «С. А. Головин был острохарактерный актёр, стремившийся прежде всего найти внешний облик, манеру поведения своих персонажей. Старик С.Головина в одноимённой пьесе М.Горького (1919) был человеком от природы обиженным и трусливым. Той злобной силы, которой драматург наделил этот персонаж, артист не показывал. Его Старик был то наглым и злобным, то испуганным и смятенным, с безумными от ужаса глазами, отвратительным в своём ничтожестве»[5].

Фамусов в исполнении С.Головина был отвратительным и злым стариком. «Это прежде всего потаскун, лицемер, ханжа, тиран, чёрный реакционер. Это вместе с тем льстец и подхалим…. У Головина есть барин-самодур. Но барски стильное, почти эстетное испарилось, а самодурское, азиатное передано с рельефом, иногда даже перехлестывающим реализм и впадающим в карикатуру. Прибавьте к этому большое разнообразие интонаций и скульптурность жеста, и вы поймете, что Головин одержал хорошую победу».[5]

Напишите отзыв о статье "Головин, Сергей Аркадьевич"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 [unilib.chel.su:81/el_izdan/kalendar2004/golovin.htm «Головин Сергей Аркадьевич. 125 лет со дня рождения», автор Т. В. Палагина]
  2. [shkolazhizni.ru/archive/0/n-18475/ Как Алла Назимова покорила Голливуд?] // автор Владимир Рогоза
  3. [www.maly.ru/fwd2.php?var=/!_work/history/repertuar12.html Репертуар Малого театра 1920—1930 гг.]
  4. [www.book-chel.ru/ind.php?what=card&id=5254 Энциклопедия «Челябинск»]
  5. 1 2 3 4 [www.maly.ru/news_more.php?number=3&day=2&month=11&year=2006 Сергей Аркадьевич Головин. Сайт Малого театра]
  6. [www.book-chel.ru/ind.php?what=card&id=3678 Энциклопедия «Челябинск»: ТЕАТР ДРАМЫ академический]
  7. [www.maly.ru/fwd2.php?var=/!_work/history/repertuar10.html Репертуар Малого театра в 1910—1920 гг.]
  8. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Teatr/_81.php Театральная энциклопедия]

Ссылки

  • [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Teatr/_81.php Театральная энциклопедия]
  • [www.book-chel.ru/ind.php?what=card&id=5254 Энциклопедия «Челябинск»]
  • [www.maly.ru/news_more.php?number=3&day=2&month=11&year=2006 Сергей Аркадьевич Головин. Сайт Малого театра]

Отрывок, характеризующий Головин, Сергей Аркадьевич

Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё то, что они дают у других, т. е. всё, что они могут давать.


В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.
Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.
– Я не могу вам сказать, как много я пережил за это время. Я сам бы не узнал себя.
– Да, много, много мы изменились с тех пор, – сказал князь Андрей.
– Ну а вы? – спрашивал Пьер, – какие ваши планы?
– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…
Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо (князя) Андрея.
– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.