Головкина, Ирина Владимировна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ирина Владимировна Головкина (Римская-Корсакова)
Имя при рождении:

Ирина Владимировна Троицкая

Род деятельности:

писательница

Дата рождения:

22 мая (6 июня) 1904(1904-06-06)

Место рождения:

имение Вечаша, Лужский уезд, Санкт-Петербургская губерния, Российская империя

Гражданство:

СССР

Дата смерти:

16 декабря 1989(1989-12-16) (85 лет)

Место смерти:

Ленинград

Отец:

Владимир Петрович Троицкий

Мать:

София Николаевна Троицкая (Римская-Корсакова) (1875—1943)

Супруг:

Капитон Васильевич Головкин

Дети:

Кирилл Капитонович Головкин (1936—1969)

Ири́на Влади́мировна Голо́вкина (Тро́ицкая (Ри́мская-Ко́рсакова); (22 мая [6 июня1904, Вечаша — 16 декабря 1989 года, Ленинград) — русская писательница, известная по роману «Побеждённые» (авторское название — «Лебединая песнь»).





Биография

Детство. Семья

Ирина Владимировна Троицкая — старший ребёнок в семье дочери композитора Н. А. Римского-Корсакова, Софии Николаевны (1875—1943), и её супруга Владимира Петровича Троицкого. Она родилась 22 мая (6 июня1904 года в деревне Вечаша (ныне в Плюсском районе Псковской области), в семейном имении. В день её появления на свет композитор тоже был в усадьбе, он писал оперу «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии».

В 1907 году Николай Андреевич Римский-Корсаков купил ещё одно имение — Любенск, недалеко от Вечаши. С того времени семья компози­тора стала проводить лето здесь.

Зимой семья жила в Петер­бурге по адресу: Загородный проспект, д. 28. Родители Иры Троицкой снимали квартиру в одном доме с дедушкой — Николаем Андреевичем. Мать Ирины, София Николаевна, была очень привязана к своему отцу, помогала ему в работе. Дедом Ирины по отцу был генерал Петр Архипович Троицкий — участник нескольких военных кампаний, в том числе русско-турецкой войны 1877—1878 годов, где он, будучи еще в чине полковника, осаждал город Плевну.

Образование. После революции

В Петрограде И. В. Троицкая посещала гимназию М. Н. Стоюниной. После 1917 года гимназия стала единой трудовой школой, Ирина Владимировна закончила её в 1922 году. В ВУЗ она не могла поступить из-за своего происхождения и долгое время обучалась в музыкальной школе для взрослых. В 1927 году, устроившись на работу при советской власти, она получила право поступить на рабфак в Литературный институт, после 1 года учёбы там поступила в Институт иностранных языков, где проучилась ещё 2 года. Её обучение в этом институте было прервано из-за «чисток» по политическим соображениям[1].

Замужество

В 1934 г. вышла замуж за Капитона Васильевича Головкина, бывшего царского офицера, участвовавшего в Первой Мировой войне. Капитон Васильевич происходил из купеческой семьи, из г. Рыбинска. Он учился в Петербургском Политехническом институте (с 1912 по 1914 г.), затем поступил на ускоренные курсы, которые выпускали офицеров, и в 1915 г. попал на фронт.

В 1936 году в браке с К. В. Головкиным она родила сына Кирилла (1936—1969).

В начале 1941 года окончила курсы рентгенотехников, поступила работать в глазную поликлинику при Институте черепных ранений. Во время войны поликлиника стала госпиталем, Ирина Владимировна работала там на протяжении всей блокады Ленинграды. Была уволена в 1951 году.

Потери. «Лебединая песнь»

Муж Ирины Владимировны погиб на фронте под Москвой 16 июня 1942 года. В мае 1942 года в ссылке в Тюмени умерла младшая сестра Ирины — Людмила, в июле 1943 г. от голода в блокадном Ленинграде скончалась их мать, София Николаевна. Её тоже должны были выслать — в Красноярский край, но И. В. Головкина настояла, что дочь великого композитора, много сделавшего для своего народа, не имеют права сослать как «чуждый элемент». Сама Ирина Владимировна пережила блокаду Ленинграда.

Под впечатлением от пережитых трагических событий, а также юности в годы революции, Гражданской войны и репрессий, И. В. Головкина в конце 1950-х гг. начала работать над романом, который она назвала «Лебединая песнь». Литературные опыты у неё были ещё во время учёбы в гимназии (например, повесть «Крестьяночки», написанная в 1919 году, стихи). Но роман «Лебединая песнь» стал главным трудом её жизни.

В советское время книга была напечатана на машинке под копирку и ходила только в кругу близких знакомых автора. В 1973 году Ирине Владимировне удалось добиться, чтобы один экземпляр был положен на хранение в сейф Государственной Публичной библиотеки — с условием, что его откроют через 30 лет.

16 декабря 1989 года скончалась Ирина Владимировна Головкина. А в 1992 году роман (в журнальном, сокращённом варианте) был на­печатан в девяти номерах журнала «Наш современник», затем вышел отдельной книгой, стотысячным тиражом, в 1993 году. Авторское название было изменено на «Побеждённые», под этим именем роман и стал известен широкой публике. Полная версия книги с авторским оригинальным названием была издана в 2008 году[2].

Напишите отзыв о статье "Головкина, Ирина Владимировна"

Примечания

  1. [www.grad-petrov.ru/archive.phtml?subj=6&mess=140 Интервью с внуком И. В. Головкиной]
  2. [modernlib.ru/books/golovkina_irina/pobezhdennie_chast_1/read/ Роман «Побеждённые»]

Ссылки

  • [www.imwerden.info/belousenko/wr_Golovkina.htm Imwerden: Ирина Владимировна Головкина (Римская-Корсакова). «Побеждённые»]

Отрывок, характеризующий Головкина, Ирина Владимировна

Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.