Головкин, Михаил Гаврилович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Михаил Гаврилович Головкин
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Граф Михаил Гаврилович Головкин (1699 — 1754, Ярмонг на Колыме) — русский дипломат, сын петровского канцлера, женатый на двоюродной сестре императрицы Анны Иоанновны. Вице-канцлер, начальник монетной канцелярии, в 1740-41 гг. кабинет-министр, затем до конца жизни в ссылке.





Жизнь при дворе

В 1712 году был отправлен за границу для обучения. Через десять лет исполнял посольские обязанности при прусском дворе в Берлине[1]. При Анне Иоанновне сенатор, надзирал за Монетным двором и канцелярией. «Любимец своего отца, очень красивый и прекрасно воспитанный, Михаил имел быстрый и блестящий успех», — вспоминал о дяде Ф. Г. Головкин[2]. Однако после смерти отца он не попал в Кабинет министров, чем очень оскорбился и по сути самоустранился от ведения дел.

При Анне Леопольдовне — вице-канцлер по внутренним делам, один из самых могущественных людей в государстве. Конфликтовал с Минихом и Остерманом, во время свержения Бирона сказался больным, чтобы не появляться во дворце. Пользовался большим доверием правительницы и советовал ей объявить себя императрицей, а Елизавету Петровну сразу после коронации заключить в монастырь. По утверждению Фёдора Головкина

Он изложил свой проект письменно и послал его с доверенным лицом, неким Грюнштейном, во дворец. Но этот человек был подкуплен и начал с того, что передал пакет Елисавете, которая, прочитав и запечатав его снова тщательно, послала его правительнице[2].

Жизнь в Сибири

Пока Анна Леопольдовна праздновала в Петербурге именины своей дочери, заговорщики решились на выступление и в ночь с 24 на 25 ноября 1741 года Головкин был арестован. Предан суду, признан виновным в измене, приговорён к смерти. Елизавета Петровна заменила Головкину смертный приговор вечной ссылкой в Германг (иначе Ярмонг). Жена, Екатерина Ивановна, была признана невиновной, ей разрешалось жить, где она пожелает, но верная супруга выбрала ссылку с мужем.

Всё имущество Головкиных было конфисковано и роздано фаворитом новой государыни. «Обоих супругов обездолили до такой степени, что старик Чернышёв, отец трёх сыновей, ставших впоследствии знаменитыми, с трудом и рискуя собственною свободою, добился того, чтобы им дали овечий тулуп и двадцать два рубля деньгами»[2]. До Иркутска ссыльных сопровождал офицер М. В. Берг.

Бывший граф Головкин провёл в ссылке около 13 лет. Имел право выйти из дома только в сопровождении двух вооружённых солдат. Каждое воскресенье являлся в приходскую церковь. Раз в год был обязан выслушивать «какую-то бумагу, а за ней увещевание священника»[3].

Умер Михаил Гаврилович в 1754 году. Павел Карабанов утверждал, что Головкина задушили собственные слуги, которым надоело прозябать на краю света[4]. Жена похоронила его в сенях домика, в котором они жили, превратив его в часовню. Через год ей было разрешено вернуться в Москву. Екатерина Ивановна привезла с собой тело мужа и похоронила в Георгиевском монастыре.

Г-жа Головкина мне потом часто рассказывала, как они сначала питались дикими кореньями и малоизвестными снадобьями, которые им доставляли шаманы, или жрецы кочующих в этих обширных и пустынных странах инородцев; её муж вскоре скончался, но ей с помощью преданных слуг удалось набальзамировать его труп и сохранить его в землянке, которую они выкопали[2].

Оценки

К. Валишевский характеризует Головкина-младшего как «полное ничтожество… которое можно было купить за пятьдесят тысяч»[5]. В то же время по характеристике М. И. Пыляева

Граф М. Головкин был истинный патриот и искусный министр, ненавидел Бирона и Остермана, имел хорошее образование, отличался прямотой, добрым сердцем и большим гостеприимством, но любил предаваться лени и неге и иногда не был чужд гордости, упрямства, настойчивости и злости.[3]

Напишите отзыв о статье "Головкин, Михаил Гаврилович"

Примечания

  1. Головкин, Михаил Гаврилович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. 1 2 3 4 Ф. Г. Головкин. Двор и царствование Павла I. Москва, 2003. Стр. 46-52.
  3. 1 2 М. И. Пыляев. Энциклопедия императорского Петербурга.— М.: ЭКСМО, 2007, с.268
  4. П. Карабанов. Статс-дамы и фрейлины при русском дворе в XVIII веке. // Русская старина, 1870. Стр. 484.
  5. К. Валишевский. Царство женщин. Раздел «Анна Леопольдовна».

Отрывок, характеризующий Головкин, Михаил Гаврилович


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.