Голод в Британской Индии

Го́лод в Брита́нской И́ндии — теория о массовом голоде, охватывавшего обширные территории Индии, после перехода её под колониальное правление Британии. Подтвержденная же версия гибели людей - массовое поражение болезнями, холерой и чумой, которые присутствовали и крайне быстро распространялись по всей Индии еще до прихода британцев.

История

В период прямого правления короны Индия была потрясена рядом вспышек голода и эпидемий. В течение Великого голода 1876—1878 годов погибло от 6,1 до 10,3 млн человек, во время Индийского голода 1899—1900 годов от 1,25 до 10 млн чел.

В результате битвы при Плесси (23 июля 1757) индийское навабство Бенгалия перешло под власть британской Ост-Индской компании.

Компании достались ценности из бенгальской казны на сумму в 5,26 миллиона фунтов стерлингов. Компания присвоила и весь фискальный аппарат Бенгалии. Резко выросли налоги, в том числе в два раза увеличился поземельный налог. Местным купцам было запрещено заниматься внешней торговлей. Британцы ввели внутренние таможни, монополизировали важнейшие отрасли внутрибенгальской торговли. Сотни тысяч бенгальских ремесленников были прикреплены к факториям компании, куда обязаны были сдавать свою продукцию по минимальным ценам.

В 1762 году Роберт Клайв и другие высшие служащие компании образовали общество для торговли солью, бетелем и табаком в Бенгалии, Бихаре и Ориссе. Заминадары и непосредственные производители были обязаны сдавать товары этому обществу по низкой цене. Это вело к разорению индийских землевладельцев.

Обеднение населения привело к голоду 1769—1773 годов, во время которого погибло от 7 до 10 миллионов бенгальцев.

Генерал-губернатор Корнуоллис сообщал: «В течение ряда лет сельское хозяйство и торговля приходили в упадок, и в настоящее время население этих провинций (Бенгалия, Бихар, Орисса), за исключением шроффов и баньянов, быстро идет навстречу всеобщей бедности и разорению». Тяжелым бременем ложилось на княжества, подчиненные Ост-Индской компании, содержание «субсидиарного войска» и обслуживание кабальных займов. Крестьяне Карнатаки тысячами покидали свои земли.

В 1780-х—1790-х годах в Бенгалии от грибка, поразившего от 50% до 90% продовольствия, а также холеры и чумы, снова разразился голод, погибло несколько миллионов человек. Были поражены также Бенарес, Джамму, Бомбей и Мадрас.

• 1800—1825 гг. умер 1 млн человек;
• 1825—1850 гг. — 400 тыс.;
• 1850—1875 гг., поражены Бенгалия, Орисса, Раджастан, Бихар, умерло 5 млн;
• 1875—1900 гг. — умерло 26 млн.

В Бомбее и Мадрасе, погибло по данным британской администрации около 2,5 млн, а по индийским данным около 10 млн человек.

В 1942—1943 годах территорию Бенгалии, север и восток Индии снова охватили болезни, жертвами которого стало более 5 миллионов человек.

В целом, несмотря на голод и эпидемии, население Британской Индии выросло со 185 млн в 1800 году до 380 млн в 1941 году.

Отрывок, характеризующий Голод в Британской Индии

На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.