Голосов, Илья Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Илья Александрович Голосов
Основные сведения
Страна

Российская империя Российская империяСССР СССР

Дата рождения

31 июля 1883(1883-07-31)

Место рождения

Москва

Дата смерти

29 января 1945(1945-01-29) (61 год)

Место смерти

Москва, РСФСР

Работы и достижения
Учёба:

МУЖВЗ

Работал в городах

Москва, Горький, Тула

Архитектурный стиль

символический романтизм, конструктивизм, постконструктивизм

Илья́ Алекса́ндрович Го́лосов (31 июля 1883, Москва — 29 января 1945, там же) — русский и советский архитектор, работавший в стиле символического романтизма и конструктивизма.





Биография

До революции

Илья Голосов родился 31 июля 1883 года в Москве в семье священника. В 1898 году был принят в Строгановское художественно-промышленное училище. По окончании полного курса поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, которое окончил в 1912 году, получив звание архитектора. Во время учёбы работал помощником у таких архитекторов и художников, как Иван Кузнецов, Сергей Соловьёв, Алексей Щусев, Игорь Грабарь. Занимался обмерами памятников архитектуры и оформлял их для «Истории русского зодчества» и журнала «Старые годы».

Первые работы отличаются стилевым разнообразием. По проектам Голосова было построено несколько особняков, в том числе особняк Зимина в Киржаче (1912) и особняк Зуева в Москве (1913). Он спроектировал также несколько доходных домов и церквей. Жил в Тихвинском переулке, 15.[1] В 1914 году был призван в армию, и до конца войны занимался строительством сооружений для тыловых частей.

Первые годы советской власти

В 1918 году поступил в архитектурную мастерскую Моссовета, которой руководил Иван Жолтовский, и под его влиянием увлекся формообразованием в архитектуре. В 1918 году в рамках разработки первого плана реконструкции Москвы, Голосов разрабатывает проект планировки одного из районов. В это же время создает два проекта, в которых используется классический ордер — амбулаторный корпус Бассманной больницы в Москве и конкурсный проект школы-памятника Льву Толстому в Ясной Поляне.

В феврале 1919 года проекты Голосова получили три первых премии на конкурсе крематория в Москве. Проекты были выполнены в стиле неоклассицизма и послужили толчком к переосмыслению истоков формообразования и созданию теории «построения архитектурного организма». В 1918—1923 годах Голосов принимает активное участие в конкурсах на малоэтажные жилые дома и различные общественные и хозяйственные сооружения для села, используя традиции народного жилища и опыт пригородного строительства.

В 1920 году Голосов примкнул к направлению «символического романтизма» и занял в нём место признанного лидера. Проекты этих лет имеют подчеркнутую динамичность: радиостанция (1921), конный завод в Останкине (1922), Дворец труда в Москве (1923).

Эпоха конструктивизма

С 1925 года Голосов создаёт множество конструктивистских проектов: «Дом текстиля» (1925, совместно с Б. Улиничем), Русгерторг (1926), Электробанк (1926), Дом культуры имени Зуева (1928). В своих проектах он сплавляет в единое целое крупные формы с простой геометрией (куб, параллелепипед и цилиндр), длинные плоскости фасадов разбивает переплётами окон.

Голосов не являлся членом Объединения современных архитекторов (ОСА), в отличие от своего брата Пантелеймона, который был активным членом группировки, вместе с Моисеем Гинзбургом, братьями Весниными, Иваном Леонидовым и другими. Входил в редакцию журнала ОСА «Современная архитектура».

Постконструктивизм. Последние годы жизни

Один из самых значительных проектов Ильи Голосова 30-х годов, выполненный в постконструктивистском стиле — это жилой дом на Яузском бульваре в Москве (1936—1941).

С 1919 года по 1945 год Голосов преподавал архитектуру в различных учебных заведениях, в том числе, во ВХУТЕМАСе-ВХУТЕИНе (руководил архитектурной мастерской совместно с К. С. Мельниковым) и в Московском архитектурном институте (МАРХИ).

Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

Постройки

См. также

Напишите отзыв о статье "Голосов, Илья Александрович"

Примечания

  1. Вся Москва: адресная и справочная книга на 1914 год. — М.: Товарищество А. С. Суворина «Новое Время», 1914. — С. 405. — 845 с.

Литература

  • Хан-Магомедов С. О. Илья Голосов. М.: Архитектура-С, 2007.
  • Хигер Р. Архитектор И. Голосов // Архитектура СССР. — 1933. — № 1. — С. 22—23.
  • Хигер Р. Я. Романтико-символические поиски в советской архитектуре двадцатых годов (Илья Голосов) // Советская архитектура. — 1970. — № 19. — С. 156.

Ссылки

  • [archive.is/20121130093611/19-35.blogspot.com/2012/02/blog-post_02.html О двух нереализованных проектах Ильи Голосова в блоге «1935»]
  • [archive.is/20121128011315/19-35.blogspot.com/2012/07/blog-post_17.html О ДК имени С. М. Зуева в блоге «1935»]
  • [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=1667 Голосовы, архитекторы, братья]

Отрывок, характеризующий Голосов, Илья Александрович

– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?