Типовые экземпляры

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Голотип»)
Перейти к: навигация, поиск

Типовы́е экземпля́ры в биологической систематике выступают как объективные носители научного названия вида или подвида живых организмов. Типовые экземпляры необходимо хранить в общественных коллекциях (например, коллекциях национальных музеев, научно-исследовательских институтов или университетов) и маркировать недвусмысленным образом, чтобы обеспечить их доступность для дальнейшего изучения.





В ботанической номенклатуре

В Международном кодексе ботанической номенклатуры имеется только один термин тип, под которым понимается конкретный гербарный образец (экземпляр) или детальное изображение растения, на котором основано описание.

Автентичные (аутентичные) экземпляры (образцы) (лат. specimina aullientica) — автентики, аутентики — подлинные образцы таксона, использованные для составления протолога данного таксона[1].

Автотип (лат. autotypus) — а) гербарный образец вида или внутривидового таксона, определенный и подписанный автором данного таксона; б) типовой вид монотипного при первоописании рода[1].

Голотип (лат. holotypus) — гербарный (или иной другой) образец растения, использованный при составлении протолога нового вида или внутривидового таксона и обозначенный самим автором как его номенклатурный тип. Голотип выбирается только автором нового таксона и объявляется в протологе. Если в протологе в качестве типа процитирован только один образец, его нужно считать голотипом, даже если автором таксона это специально не оговорено. В практике голотип обычно называют «типом» (так пишут и в протологах), хотя эти слова не синонимы[1].

Изотип (лат. isotypus) — дубликат голотипа, то есть часть того же сбора, который включает голотип. Этикетка изотипа должна быть идентичной этикетке голотипа. Нельзя путать изотипы с частями (фрагментами) типа[1].

Котип (лат. cotypus) — устаревшее обозначение паратипа и синтипа[1].

Лектотип (лат. lectotypus, от lectus — избранный, выбранный) — номенклатурный тип вида или внутривидового таксона, выбранный из аутентичного (подлинного) материала, на котором основан таксон (то есть составлен его протолог), в случае: а) когда в протологе ни один из перечисленных образцов не обозначен как голотип; б) при утрате или безнадежной порче голотипа. В отличие от неотипа лектотип всегда выбирается из образцов, процитированных при первоописании, то есть синтипов и паратипов[1].

Неотип (лат. neotypus) — образец таксона (обычно гербарный), избранный в качестве номенклатурного типа в случае полной утраты автентичных образцов. При наличии автентиков из них выбирается лектотип, который всегда имеет преимущество перед неотипом[1].

Паратип (лат. paratypus) — образец, цитируемый в протологе помимо голотипа, обычно с пометкой «паратип» либо в рубриках «изученные образцы», «исследованные образцы» и т. п. Если голотип не назван, то для этого таксона не будет и паратипа, так как в таком случае все цитируемые в протологе образны являются синтипами. Предлагалось называть паратипами синтипы, остающиеся после выбора из них лектотипа, но это предложение пока не получило одобрения Международного ботанического конгресса[1].

Синтип (лат. syntypus) — любой из двух или нескольких образцов нового таксона, цитируемых автором в протологе (или — у авторов XVIII столетия — известных как исследованные при подготовке протолога), если не указан голотип[1].

Типовые образцы (лат. specimina typica), типовой материал — образцы таксона, процитированные в протологе: голотип, изотипы, паратипы, синтипы[1].

Часть типа, фрагмент типа (лат. fragmentum typi) — часть типового образца (голотипа, лекто-, нео-, пара-, синтипа), наклеенного (подшитого) из-за больших размеров растения на два или несколько гербарных листов[1].

В зоологической номенклатуре

В зоологической номенклатуре имеется разветвленная терминология, отражающая тот или иной статус типовых экземпляров. В Международном кодексе зоологической номенклатуры выделяют голотип и паратипы, лектотип и паралектотипы, синтипы, а также неотип. Помимо этого, для специального случая с культурами простейших выделяют так называемый гапантотип. Имеется также ряд других терминов, не рекомендованных к использованию, например, аллотип (у раздельнополых организмов — типовой экземпляр противоположного голотипу пола).

Голотипом называют единственный экземпляр, за которым автором описания вида или подвида закреплено название описываемового таксона. Паратипами называют все остальные экземпляры, на которых основано первоначальное описание. Как голотип, так и паратипы может обозначить только сам автор описания таксона.

В случае, если автор не указал, какой из экземпляров следует считать голотипом, все экземпляры, упомянутые в описании, считаются синтипами. Последующие авторы при проведении ревизии группы обязаны обозначить один экземпляр из числа синтипов как аналог голотипа — лектотип, а остальные — как паралектотипы.

Если экземпляры, на которых было основано первоначальное описание, не сохранились, то в сложных номенклатурных ситуациях следует обозначать неотип — экземпляр, наделённый функциями голотипа.

Гапантотип — это совокупность простейших (различных форм и иногда даже фаз жизненного цикла), представленная на одном микроскопическом препарате. Среди особей, смонтированных в один гапантотип, не выделяют ни голотипа и паратипов, ни лектотипа и паралектотипов.

См. также

Напишите отзыв о статье "Типовые экземпляры"

Примечания

Литература

  • Алексеев Е. Б., Губанов И. А., Тихомиров В. Н. [herba.msu.ru/shipunov/school/books/alekseev1989_bot_nomenkl.djvu Ботаническая номенклатура]. — М.: Изд-во МГУ, 1989. — 168 с. — 8300 экз. — ISBN 5-211-00419-1. — УДК 582.57.06
  • Джеффри Ч. [books.prometey.org/download/14092.html Биологическая номенклатура] = Charles Jeffrey. Biological Nomenclature. Second edition / Пер. с англ. — М.: Мир, 1980. — 120 с. — 15 000 экз. — УДК 574:001.4
  • Международный кодекс ботанической номенклатуры (Венский кодекс), принятый Семнадцатым международным ботаническим конгрессом, Вена, Австрия, июль 2005 г. / Пер. с английского Т. В. Егоровой и др. Ответственный редактор Н. Н. Цвелёв. — М.; СПб.: Товарищество научных изданий КМК, 2009. — 282 с. — 800 экз. — ISBN 978-5-87317-588-8. — УДК 58(083.7)
  • Международный кодекс зоологической номенклатуры. Издание четвёртое. Принят Международным союзом биологических наук. Пер. с англ. и фр. СПб. 2000. 221 с. [www.redbook.ru/zookod.htm опубликован в Интернете]

Ссылки

  • [www.iczn.org/iczn/ International Code of the Zoological Nomenclature] (4th Edition, 2000)
  • [www.bgbm.fu-berlin.de/iapt/nomenclature/code/SaintLouis/0000St.Luistitle.htm International Code of the Botanical Nomenclature] («St. Louis Code», 2000)
  • [ibot.sav.sk/icbn/main.htm International Code of the Botanical Nomenclature] (Vienna, 2005) (англ.)
  • [www.pensoft.net/journals/phytokeys/article/1850/outcomes-of-the-2011-botanical-nomenclature-section-at-the-xviii-international-botanical-congress Miller J, Funk V, Wagner W, Barrie F, Hoch P, Herendeen P (2011). Outcomes of the 2011 Botanical Nomenclature Section at the XVIII International Botanical Congress.] PhytoKeys 5: 1-3. doi: 10.3897/phytokeys.5.1850 (англ.) (Проверено 8 августа 2011)

Отрывок, характеризующий Типовые экземпляры

Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.