Гольдшмидт, Левин

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Левин Гольдшмидт
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Левин Гольдшмидт (1829—1897) — немецкий юрист еврейского происхождения. Является родоначальником науки торгового права как Германии, так и европейской юриспруденции в целом, чьи труды имели обще европейское влияние на развитие науки торгового права, в том числе и России.





Биография

Левин Гольдшмидт родился в 1829 году в еврейской семье в городе Данциг. С 1848 года он обучался юриспруденции в Берлине, Бонне и Гейдельберге. Именно в Берлине в 1851 году он защитил свою диссертацию на тему Коммандитное общество.

Из за своего еврейского происхождения он не мог защитить свою докторскую диссертацию в Пруссии и Баварии. Лишь в 1855 году в Гейдельберге он смог защитить докторскую работу. Тема его докторской работы называлась морская ссуда Галлимаха (Дигесты 45.122.1). В своих поздних работах Гольдшмидт всегда повторял, что огромное число коммерческих (торговых) правил возникли и развивались именно из договора морской ссуды.

В 1860 году Гольдшмидт стал профессором в Гейдельберге. В период с 1870 по 1875 годы Гольдшмидт был судьёй всегерманского федерального (имперского) суда (Reichsoberlandesgericht). В 1875 Гольдшмидт был приглашён в Берлин, на специально созданную для него первую кафедру торгового права в Германии. Гольдшмидт избирался в Рейхстаг от партии национальных либералов 1875 по 1877 годы.

Гольдшмидт видел в торговом праве как современное ius gentium, которое находится в постоянном развитии. Он видел свою главнейшую задачу в том, чтобы изучить и исследовать возникновение, развитие и изменение каждого института торгового права, показав его с самых истоков. Именно этот подход и давал по его мнению информацию и современном торговом праве. Данный метод сам Гольдшмидт называл генетическим.

В 1864 году публикуется в многих позднейших переизданиях его знаменитый учебник по торговому праву (Handbuch des Handelsrechts).

Кроме того, Гольдшмидт начал публиковать (но полностью не успел завершить) монументальный научный труд «Универсальная история торгового права» (нем. Die Universalgeschichte des Handelsrechts). В данном монументальном труде Гольдшмидт рассматривает все институты торгового права с момента их зарождения. Особенно подробно он останавливается и исследует средневековое торгово-купеческое дело или ремесло в Италии, Германии и Нидерландах. На основании данного исследования Гольдшмидт приходит к выводу о прямой взаимосвязи между правовым и экономическими аспектами в историческом развитии торгового права.

Левин Гольдшмидт в 1858 году основал и вплоть до своей кончины в 1897 году был первым редактором журнала по торговому праву. Данный журнал («Zeitschrift für das gesamte Handelsrecht») выходит и поныне в Германии уже более 150 лет.

Короткое время Левин Гольдшмидт входил в состав комиссии по подготовке Общегерманского Гражданского Уложения (1874 год).

Значение научной деятельности

Научная наработка Левина Гольдшмидта легализовала науку торгового права и учебную отрасль торгового права, в чём уже давно назрела и ощущалась потребность. Труды Левина Гольдшмидта оказали влияние не только на немецкую юридическую науку торгового права, бывшую в то время одной из ведущих, но и на общеевропейскую науку торгового права, а также в том числе и на Россию, где в том числе под влиянием работ Гольдшмидта была легализована и русская наука торгового права, а также отрасль торгового права. В России это сделал Шершеневич, который хотя и не был первым в этой области, но именно его труды стали наиболее фундаментальными и основательными для зарождения такой отрасли как торговое право. Именно Шершеневич впервые в Российской империи опубликовал как учебник торгового права, так и курс торгового права.

Напишите отзыв о статье "Гольдшмидт, Левин"

Примечания

Литература

Ссылки

[kulturportal-west-ost.eu/biographies/goldschmidt-levin-2/ Статья о Левине Гольдшмидте] (нем.)


Отрывок, характеризующий Гольдшмидт, Левин

– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.