Гольц, Георгий Павлович

Георгий Павлович Гольц
Основные сведения
Работы и достижения
Архитектурный стиль	конструктивизм постконструктивизм
Важнейшие постройки	фабрика в Ивантеевке, фабрика «Всекохудожник», гидротехнические сооружения на Яузе
Премии

Георгий Павлович Гольц (22 февраля [6 марта] 1893, Москва — 27 мая 1946, там же)— советский архитектор и театральный художник. Лауреат Сталинской премии второй степени (1941).

Биография

Г. П. Гольц родился 22 февраля (6 марта) 1893 года в Москве в семье механика Болшевской мануфактуры. Закончил 9-ю московскую гимназию им. Медведковых, брал уроки живописи у П. И. Келина. В 1913 году поступил на живописное отделение Московского училища живописи, ваяния и зодчества, но в 1914 году перешёл на архитектурное отделение. Учился в московском ВХУТЕМАСе в 1919—1922 годы (с перерывом: в 1920—1921 годах служил в Красной Армии).

После окончания обучения защитил диплом: «Сад-город в Останкино» вскоре совершил поездку в Италию (1924).

Член Московского архитектурного общества (МАО) (1926).

С 1934 года преподаватель и руководитель кафедры проектирования Института аспирантуры Академии архитектуры СССР.

С 1935 года руководитель мастерской Моссовета.

Действительный член АА СССР (1939).

Как театральный художник оформлял спектакли в Московском театре для детей, театрах Белоруссии.

Георгий Павлович Гольц умер 27 мая 1946 года.

Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (участок № 2).

Семья

• Сестра — Екатерина Павловна Гольц (1892—1944) врач-физиолог. Репрессирована — арестована за «контрреволюционную агитацию и антисоветские связи» 23 апреля 1939. Приговорена к восьми годам лагерей. Скончалась по пути из лагеря. Реабилитирована 06 февраля 1990 года.
• Жена — Галина Николаевна Гольц (Щеглова). До рождения дочери была танцовщицей в школе-студии И. С. Чернецкой.
• Дочь — Ника Георгиевна Гольц (1925—2012) художница, оформитель детских книг.

Театральные работы

В Московском театре для детей:

• 1924 — «Находка» Е. Я. Тараховской
• 1925 — «Робин Гуд» С. С. Заяицкого
• 1927 — «Негритёнок и обезьяна» Н. И. Сац и С. Г. Розанова
• 1929 — «Аул Гидже» Н. Я. Шестакова

В Театре им. Евг. Вахтангова:

• 1946 — «Электра» Софокла, .

Награды и премии

• Сталинская премия второй степени (1941) — за архитектурные проекты жилого дома по Большой Калужской улице в Москве (1940 г.).

Проекты и постройки

Москва

• Гараж Совнаркома в Каретном Ряду (конец 1920-х годов)
• Фабрика прядильная в Ивантеевке (1929, соавторы: Парусников М. П., Соболев И. Н.)
• Дворец культуры Пролетарского района (1930, соавторы: Парусников М. П., Соболев И. Н., конкурс)
• Диорама в ЦПКиО им. Горького (1932, соавторы: Парусников М. П., Соболев И. Н.)
• Дворец Советов (1932, соавторы: Парусников М. П., Соболев И. Н., всесоюзный конкурс)
• Городок Всекохудожника (1932—1937)
• Театр ВЦСПС (1933)
• Театр Мейерхольда (1933, соавторы: Парусников М. П., Соболев И. Н.)
• Станция метрополитена «Мясницкие ворота» (1934; конкурс)
• Оперный театр им. Станиславского (1934, реконструкция)
• Дом жилой на Раушской наб. (1936);
• Большой Устьинский мост (1936—1938, инж. Вахуркин В. М.)
• Дом жилой на Можайском шоссе (1937)
• Шлюз на Яузе (1937—1939)
• Павильон Москвы и Московской области на ВСХВ (1937; конкурс)
• Второй дом СНК в Зарядье (1940, конкурс)
• Дом жилой на Большой Калужской ул., д. 22 (1939—1940)
• Памятник защитникам Москвы в Александровском саду (1942—1943)
• Станция метрополитена «Калужская» 4-й очереди (1945; конкурс)
• Адмиралтейство — Наркомвоенмор — Министерство Военно-морского флота СССР (1945, конкурс)
• Театр имени Моссовета и планировка Пушкинской пл. (1945)

Другие города. Проекты и постройки

• Госбанк в Новосибирске (1925; соавтор Швидковский А. В.)
• Государственный Белорусский университет в Минске (1926; соавторы: Буров А. К., Парусников М. П.)
• Госбанк в Иванове (1927; соавторы: Парусников М. П., Соболев И. Н.)
• Госбанк в Минске (1927; соавтор Парусников М. П.)
• Бумажная фабрика в Балахне (1927, соавтор Швидковский А. В.)
• Банк в Ярославле (1928; соавтор Князев)
• Киев ГРЭС (1929; соавтор Парусников М. П.)
• Машиностроительный завод в Ярославле (1929)
• Соцгородок Автостроя в Горьком (1929—1930; соавторы: Парусников М. П., Соболев И. Н.)
• Дом отдыха под Нальчиком (1933)
• Дом культуры в Нальчике (1933)
• Гостиница в Ярославле (1934)
• Клуб в Кронштадте (1934)
• Мебельный техникум в г. Семёнове Горьковской обл. (1936, соавтор Степанова А. Ф.)
• Центральная гостиница в Киеве (1938, конкурс)
• Панорама «Штурм Перекопа» (1940)
• Памятник защитникам Северного Кавказа (1942—1943)
• Памятник защитникам Сталинграда (1942—1943)
• Памятник защитникам Ленинграда (1942—1943)
• Театр в Чимкенте (1943, реконструкция)
• Сталинград — планировка центра города (1943; конкурс)
• Крещатик в Киеве (1944; конкурс);
• Смоленск — проект восстановления и реконструкции центра города (1944—1946)
• Здания облсовета и горсовета во Владимире (1945—1946)
• Дом Советов в Сталинграде (1946, конкурс)

Статьи Г. П. Гольца в печатных изданиях

• «Дипломные работы Всероссийской академии художеств». Архитектурная газета. Приложение к № 7. 1937 г.
• «Мосты через Яузу». Архитектура СССР. 1938 г. № 3. Стр. 49-65. Совместно с Рабиновичем И.
• «Академия лёгкой промышленности им. Кирова». Архитектурная газета. Приложение к № 10. 17 февраля 1939 г.

См. также

• Конструктивизм в архитектуре Москвы

Источники

• Архитектурная газета. Приложение к № 24. 28 апреля 1937 г. «Павильон Москвы и Московской области на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке». Хигер Р. Я.
• Архитектура СССР. 1940 г. № 11. Стр. 4-19. «Конкурс на проект второго дома СНК СССР». Изаксон А.
• Быков В. Е. Георгий Гольц. — М., Стройиздат, 1978. 160 с. (Серия: Мастера архитектуры).
• Архитектура советского театра. Москва: «Стройздат». 1986 г. Стр. 160—165.
• Зодчие Москвы. ХХ век. Москва: «Московский рабочий». 1988 г. Стр. 223—230.

Отрывок, характеризующий Гольц, Георгий Павлович

Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.

Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть! – думал он. – Да, я подойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом? – думал Пьер. – Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). Ну что ж, берите, казните меня», – говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.
– Они оробели, – сказал он хриплым, доверчивым голосом. – Я говорю: не сдамся, я говорю… так ли, господин? – Он задумался и вдруг, увидав пистолет на столе, неожиданно быстро схватил его и выбежал в коридор.
Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.
– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.
Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.


Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.