Гомельская оборонительная операция

Гомельская оборонительная операция
Основной конфликт: Вторая мировая война
Дата	12 августа — 19 августа 1941
Место	Гомель, СССР
Итог	Оперативная победа Германии
Противники
Третий рейх СССР
Командующие
М. фон Вейхс М. Г. Ефремов В. Н. Гордов Л. Г. Петровский
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Гомельская оборонительная операция (12–19 августа 1941 года) — боевые действия советского Центрального фронта, которые завершились 19 августа взятием Гомеля немецкими войсками. В советской историографии считается частью Смоленского сражения.

Предшествующие события

После окончания боёв за Смоленск в конце июля 1941 года группа армий «Центр» перешла на центральном участке фронта к обороне.

На южном фланге немецкое командование решило провести сначала ограниченную операцию в районе Рославля, затем в районе Рогачёва, затем разгромить советские войска в районе Гомеля, после чего использовать 2-ю армию в действиях против Коростеньской группировки — 5-й армии Юго-Западного фронта.

Свои подвижные войска (2-ю танковую группу) германское командование предполагало использовать для окружения советского Юго-Западного фронта восточнее Днепра во взаимодействии с 1-й танковой группой группы армий «Юг».

1 августа началось наступление Армейской группы Гудериана (2 армейских и 1 моторизованный корпуса, всего 2 танковые, 1 моторизованная и 7 пехотных дивизий) в районе Рославля. Уже 3 августа Рославль был захвачен немецкими войсками, советская оперативная группа 28-й армии оказалась в окружении. К 6 августа немецкая операция была завершена.

8 августа началось новое наступление Армейской группы Гудериана против советской 13-й армии Центрального фронта. К 14 августа советский 45-й стрелковый корпус был разгромлен в районе Кричев, Милославичи. Немецкий 24-й мотокорпус продолжил наступление на юг — на Унечу, Клинцы, Стародуб.

Для противодействия немецкому наступлению командование Центрального фронта было вынуждено использовать все свои резервы (2 кавдивизии опергруппы Ставки ГК, 3 стрелковые дивизии: 137-ю, 121-ю и 132-ю) и снимало войска с относительно спокойных участков. Так, накануне немецкого наступления на Гомель из 21-й армии были переброшены на другие участки 42-я стрелковая дивизия, 155-я стрелковая дивизия, 50-я танковая дивизия с управлением 25-го мехкорпуса, а также 503 гап, 420 кап и 387 гап РГК.

Накануне немецкого наступления произошли изменения в советском командовании: комфронта генерал-полковник Ф. И. Кузнецов отозван в Ставку и вскоре получил назначение в Крым. Исполняющим обязанности комфронта стал генерал-лейтенант М. Г. Ефремов, его место командующего 21-й армией занял начштаба генерал-майор В. Н. Гордов.

Силы сторон

РККА

21-я армия Центрального фронта (и. о. генерал-майор В. Н. Гордов)

• 28-й стрелковый корпус (генерал-майор В. С. Попов)
  • 55-я стрелковая дивизия (подполковник Г. А. Тер-Гаспарян)
• Группа генерал-майора П. П. Корзуна (219-я мотодивизия и 12-й мотоциклетный полк)
• 67-й стрелковый корпус (генерал-майор К. Н. Галицкий, затем комбриг Н. А. Гусевский)
  • 187-я стрелковая дивизия (полковник И. И. Иванов)
  • 117-я стрелковая дивизия (полковник М. Ф. Старостин, после 15.08 подполковник Н. С. Данилов)
  • 151-я стрелковая дивизия (генерал-майор В. И. Неретин?)
  • 102-я стрелковая дивизия (полковник С. С. Чернюгов)
  • 48-й дегазационный батальон
  • 435 и 645 кап, 15 минбат
• 63-й стрелковый корпус (генерал-лейтенант Л. Г. Петровский)
  • 61-я стрелковая дивизия (генерал-майор Н. А. Прищепа)
  • 154-я стрелковая дивизия (генерал-майор Я. С. Фоканов)
  • 167-я стрелковая дивизия (генерал-майор В. С. Раковский)
  • 110-й стрелковый полк
  • 546 кап, 5 и 6 минбат
• 55-я танковая дивизия (полковник В. М. Баданов, без матчасти)
• 696 ап ПТО, 637 кап, 1/318 гап БМ РГК, 76, 130, 158, 280 и 311 озад
• 79-й батальон противохимической обороны

Вермахт

2-я армия группы армий «Центр» (генерал-полковник М. фон Вейхс)

• 13-й армейский корпус
  • 131-я пехотная дивизия
  • 34-я пехотная дивизия
  • 258-я пехотная дивизия
• 12-й армейский корпус
  • 31-я пехотная дивизия
  • 112-я пехотная дивизия
  • 17-я пехотная дивизия
• 167-я пехотная дивизия
• 1-я кавалерийская дивизия
• 53-й армейский корпус
  • 255-я пехотная дивизия
  • 267-я пехотная дивизия
  • 52-я пехотная дивизия
• 43-й армейский корпус
  • 134-я пехотная дивизия
  • 260-я пехотная дивизия

Ход боевых действий

Начало немецкого наступления

Внешние изображения
	[www.rkka.ru/maps/63sk3.gif Карта Гомельской оборонительной операции]

12 августа началось наступление немецкой 2-й армии на гомельском направлении: 12-й и 13-й армейские корпуса (7 пехотных дивизий) и 1-я кавдивизия нанесли основной удар в междуречье рек Днепр и Сож. В результате немецкого наступления фронт 67-го стрелкового корпуса оказался разорван.

Одновременно немецкий 43-й армейский корпус (2 пехотные дивизии), наступавший в районе Стрешина, отбросил советские войска за р. Днепр.

Попытка советского командования нанести 13 августа контрудар в районе Ректа силами 67-го корпуса и переброшенной в его полосу 167-й стрелковой дивизии закончился неудачей. Продвигаясь на юг, немецкие войска заняли Довск, командир советского 67-го корпуса генерал-майор К. Н. Галицкий тяжело ранен и эвакуирован; управление войсками нарушилось.

К исходу дня противник занял Меркуловичи и продолжил наступление на Чечерск, который захвачен к 8.00 14 августа. Штаб советской 21-й армии оказался под ударом, управление войсками окончательно расстроилось.

Одновременное продвижение немецкого 43-го армейского корпуса со стороны Стрешина привело к окружению в районе восточнее Жлобина 63-го стрелкового корпуса и трёх дивизий 67-го корпуса. Решение советского командования на отвод 63-го корпуса, принятое вечером 14 августа, запоздало.

Две дивизии 67-го корпуса (187-я и 117-я дивизии) и 219-я мотодивизия были отброшены за р. Сож. Направление на Гомель оказалось открыто. 15 августа все войска на Гомельском направлении подчинены комбригу Н. А. Гусевскому. Разрозненные части 67-го корпуса приводились в порядок и тормозили продвижение немецких войск.

Бои восточнее Жлобина

В результате немецкого наступления с севера и запада к 15 августа в полном окружении восточнее Жлобина оказались 5 советских стрелковых дивизий (63-й корпус: 61-я и 154-я; из состава 67-го корпуса: 102-я, 151-я и 167-я). Они были блокированы пехотными дивизиями 43-го, 53-го и 12-го армейских корпусов.

Относительно организованно удалось вырваться из окружения 154-й стрелковой дивизии во главе с генерал-майором С. Я. Фокановым, при этом был разгромлен штаб противника в районе Губичи.

17 августа при прорыве из окружения в районе Скепня (20 км восточнее Жлобина) погибли в бою командир 63-го корпуса генерал-лейтенант Л. Г. Петровский и начальник артиллерии корпуса генерал-майор А. Ф. Казаков.

Начштаба 63-го стрелкового корпуса полковник А. Л. Фейгин 18 августа попал в плен.

Командир 61-й стрелковой дивизии генерал-майор Н. А. Прищепа смертельно ранен в бою и умер 18 августа.

В плен попал начальник штаба 102-й стрелковой дивизии комбриг И. Г. Бессонов.

Взятие Гомеля

17 августа начались бои на ближних подступах к Гомелю. Начальником Гомельского боевого участка назначен генерал-майор П. П. Корзун. Однако положение осложнялось тем, что в этот же день немецкая 1-я кавалерийская дивизия форсировала р. Сож в районе Ветка, обходя Гомель с востока. В районе Ветки и Добруша в течение нескольких дней разгорелись бои, которые отвлекли советские войска от обороны Гомеля. Здесь, в районе Добруша, руководили войсками командарм-21 генерал-майор В. Н. Гордов и генерал-майор П. П. Корзун (получил ранение).

В отчете полковника Ангарского о действиях армий Центрального фронта говорилось: «Командующий фронтом, оказавшийся без всяких резервов, пытался прикрыть Гомельское направление отдельными мелкими отрядами, сформированными в большинстве из бегущих красноармейцев 67 СК.
Мероприятие это оказалось малореальным, отряды, сформированные наспех без артиллерии и миномётов, не могли задержать наступление противника…
В этот период командующий 21 А потерял управление войсками и не имел чёткого плана действий. Отдельные приказания, отдаваемые штабом армии, в большинстве не соответствовали обстановке и вследствие этого войска действовали самостоятельно.
Штаб фронта осуществлял управление армией путём коротких распоряжений, вытекающих и необходимости срочно реагировать в связи с изменениями, произошедшими на том или ином участке фронта.
Твёрдого плана, изложенного в директиве или приказе, с указанием конкретных задач войскам штабом фронта разработано не было…»

Только 18 августа в район боев начали прибывать первые эшелоны резервов, переданных Ставкой ВГК Центральному фронту (266-я, затем 277-я стрелковые дивизии).

19 августа к Гомелю подошли три немецкие пехотные дивизии: 17-я, 131-я и 267-я. Одновременно противнику удалось захватить переправу через р. Сож южнее Гомеля, в районе Ново-Белица.

В докладе о действиях армий Центрального фронта говорилось: «с наступлением темноты противник открыл артиллерийский огонь по городу, причем его пехота по-прежнему находилась в 2–3 км от передовой линии наших войск…
Ввиду того, что наши части сильно перемешались в темноте и опасаясь угрозы выхода противника на переправы, было решено ночью оставить г. Гомель, что и было выполнено по приказу Военного Совета фронта.
В полночь эвакуация города была закончена, после чего сапёры под руководством генерал-майора Баранова взорвали мосты через р. Сож…»

21 августа немецкая 1-я кавдивизия заняла Добруш на восточном берегу р. Сож.

Итоги сражения

Немецкое командование сообщило о захвате в районе Жлобина, Рогачёва и Гомеля 78 000 пленных, 144 танков и более 700 орудий. 21 августа А. Гитлер приказал 2-й армии и 2-й танковой группе продолжить наступление на юг с целью выхода в тыл советского Юго-Западного фронта.

На редкость благоприятная оперативная обстановка, сложившаяся в результате выхода наших войск на линию Гомель, Почеп, должна быть незамедлительно использована для проведения операции смежными флангами групп армий «Юг» и «Центр» по сходящимся направлениям. Целью этой операции должно являться не только вытеснение за Днепр 5-й русской армии частным наступлением 6-й армии, но и полное уничтожение противника, прежде чем его войска сумеют отойти на рубеж Десна, Конотоп, Сула. Тем самым войскам группы армий «Юг» будет обеспечена возможность выйти в район восточнее среднего течения Днепра и своим левым флангом совместно с войсками, действующими в центре, продолжать наступление в направлении Ростов, Харьков.

— Ф. Гальдер. Военный дневник. Ежедневные записи начальника Генерального штаба Сухопутных войск 1939-1942 гг.— М.: Воениздат, 1968–1971.

19 августа, в день оставления советскими войсками Гомеля, Ставка ВГК разрешила отвод левого крыла Центрального фронта (3-й армии) и правого крыла Юго-Западного фронта (5-й армии и 27-го стрелкового корпуса) за р. Днепр. 22 августа 3-я армия оставила Мозырь — последний областной центр Белорусской ССР.

В ночь на 25 августа Ставка ВГК приняла решение об упразднении с 26 августа Центрального фронта; 21-я и 3-я армии передавались в подчинение недавно сформированному Брянскому фронту.

А. В. Владимирский в своих воспоминаниях так оценивал решения советского командования:

…Сравнивая положение войск обеих сторон на стыке Брянского и Юго-Западного фронтов ко времени получения этой директивы Ставки ВГК, нельзя не обратить внимания на то, что отвод правого крыла Юго-Западного фронта на Днепр отнюдь не устранял угрозы обхода его противником с севера. К этому времени важное значение Днепра для нас было уже частично утрачено, в связи с тем что войска группы армий «Центр» еще в июле преодолели этот рубеж в его верхнем течении и продвинулись восточнее его на ельнинском и рославльском направлениях до 200 км и вышли к реке Десна.

Только незамедлительный отвод войск 5-й армии и 27-го стрелкового корпуса на Десну или еще далее — на реку Сула устранил бы угрозу их охвата с севера…

Было приказано расформировать Центральный и сформировать Брянский фронт во главе с генералом Еременко, влить 3-ю армию бывшего Центрального фронта в 21-ю армию и провести ряд других организационных мероприятий, повлекших за собой перемещение значительного числа руководящих лиц фронтов и армий в тот период, когда необходимо было сосредоточить максимум усилий на организации удара по врагу, уже приступившему к осуществлению своего опасного для нас флангового маневра…

— А. В. Владимирский. На киевском направлении. По опыту ведения боевых действий войсками 5-й армии Юго-Западного фронта в июне—сентябре 1941 г. — М.: Воениздат, 1989.

Последствия

Расформирование Центрального фронта и передача его армий Брянскому фронту, как вспоминал после войны А. И. Еременко (на тот момент — командующий войсками Брянского фронта), оказалось ошибкой.

Последующее развитие событий показало, что с расформированием этого фронта поспешили. Его, по-видимому, нужно было укреплять, а не расформировывать…»

— А. И. Еременко. В начале войны. — М.: Наука, 1965.

Одним из последствий поражения Центрального фронта стало окружение и разгром советского Юго-Западного фронта на Украине.

Источники

• [www.rkka.ru/oper/63sk/main.htm Г. Кулешов. На Днепровском рубеже. — ВИЖ. № 6. 1966.]
• [www.idiot.vitebsk.net/i41/mart41_5.htm В. Мартов. Белорусские хроники. 1941. Глава 5. Разгром Центрального фронта.]

Отрывок, характеризующий Гомельская оборонительная операция

Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.
– Дай бог, дай бог, – сказала Анна Павловна. L'homme de beaucoup de merite, еще новичок в придворном обществе, желая польстить Анне Павловне, выгораживая ее прежнее мнение из этого суждения, сказал.
– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]
– Peut etre que la c?ur n'etait pas de la partie, [Может быть, сердце не вполне участвовало,] – сказала Анна Павловна.
– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]