Гомеозис

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Гомеозис — превращение одной части тела в другую, которое происходит из-за мутаций или ошибок экспрессии специфических генов, принимающих участие в развитии. У животных явления гомеозиса могут быть вызваны мутациями в гомеозисных генах, у растений — мутациями в генах семейства MADS-box. Гомеозис сыграл важную роль в эволюционном прогрессе насекомых.[1]

Явления гомеозиса описаны у кольчатых червей, членистоногих, позвоночных, высших растений.

У насекомых к явлениям гомеозиса относится, например, превращение грудных сегментов в брюшные (и наоборот), превращение гальтеров (жужжалец) в крылья, превращение антенн (усиков) в ноги. Известны также случаи превращения в ноги нижнегубных щупиков. Мутация гена Ultrabithorax приводит к фенотипу, при котором метаторакальный и первый абдоминальный сегменты становятся мезоторакальными.[2] Другим хорошо изученным примером гомеозисной мутации является мутация Antennapedia: потеря функции нормального аллеля вызывает развитие ног на месте антенн.

У ракообразных описаны случаи возникновения антенн вместо стебельчатых глаз в процессе регенерации.

У растений гомеозис проявляется, например, в превращении одних частей цветка в другие (тычинок в лепестки или лепестков в чашелистики). У резуховидки Таля (Arabidopsis thaliana) обнаружен ряд гомеозисных мутаций, при совместном действии некоторых из них все части цветка превращаются в листья.

Причиной гомеозиса обычно служат мутации или изменения экспрессии селекторных гомеозисных генов, управляющих спецификацией внешне неразличимых зачатков разных органов.

Напишите отзыв о статье "Гомеозис"



Примечания

  1. Lodish et al, 2003. Molecular Cell Biology, 5th Edition. W.H. Freeman and Company, New York.
  2. Nusslein-Volhard & Wieschaus, 1980. Mutations affecting segment number and polarity in Drosophila. Nature 287, pp. 795—801.

См. также



Отрывок, характеризующий Гомеозис

Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.