Гомес-Морено, Мануэль

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мануэль Гомес-Морено
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Мануэ́ль Го́мес-Море́но Марти́нес (исп. Manuel Gómez-Moreno Martínez; 21 февраля 1870, провинция Гранада — 7 июня 1970, Мадрид) — испанский археолог, эпиграфист, историк искусства и лингвист. В 1930—1940-е годы дешифровал палеоиспанское письмо, что способствовало существенному прогрессу в изучении древнейшей истории Пиренейского полуострова до римского завоевания.





Биография

Родился в состоятельной семье художника Мануэля Гомеса-Морено Гонсалеса, члена Королевской академии изобразительных искусств, который в должности секретаря провинциальной комиссии по охране памятников ведал вопросами археологии в Гранаде. В 1879—1880 годах Мануэль сопровождал отца в поездке в Рим по стипендии Королевской академии испанского языка. В Риме Мануэль изучал итальянский язык, делал зарисовки археологических памятников. Посетил Помпеи, Геркуланум и Неаполь. Познакомился с эпиграфистом Джованни Батистой Де Росси.

По возвращении приступил к занятиям на факультете философии и литературы Гранадского университета. Будучи студентом, вместе с Аурелиано Фернандесом-Геррой работал с Эмилем Гюбнером.

В 1890—1905 годах Гомес-Морено преподавал библейскую археологию в Гранаде. 1895—1897 годы провёл в экспедициях в Альмерии, Малаге, Кордове, Севилье и Хаэне, изучая археологические памятники. В 1900 году ему было поручено составление каталога памятников Авилы, а позднее Сеговии, Саламанки и Леона. Особое внимание учёного привлекли кельтские поселения и дороманские церкви в провинции Самора. Докторская диссертация Гомеса-Морено, которую он защитил в 1919 году, была посвящён мосарабским церквям Иберийского полуострова.

В 1909 году Мануэль Гомес-Морено переехал в Мадрид. В 1913 году возглавил кафедру арабской археологии в Центральном университете и занимал эту должность до 1934 года. В 1910 году был назначен директором отделения археологии и средневекового искусства в новом Центре исторических исследований. В 1925 году Гомес-Морено учредил журнал Archivo Español de Arte y Arqueología.

В 1920-е годы Гомес-Морено побывал в экспедициях во Франции, Аргентине, Уругвае и Марокко. В 1933 году побывал в Тунисе, Египте, Иерусалиме, Смирне, на Мальте и в Греции.

В 1925 г. дешифровал северо-западное иберское письмо (передававшее иберский и кельтиберский языки); гипотеза была окончательно принята научным миром после выхода его новой работы в 1943 г., где он пересмотрел ряд прежних ошибок. В то же время, его попытка дешифровать юго-западное письмо (передававшее тартессийский язык) оказалась неудачной, он не сумел понять ряд ключевых отличий. Последнее письмо сумел частично дешифровать Ю. Шмоль, однако вплоть до конца франкизма в Испании господствовала точка зрения Гомеса-Морено[1].

Сочинения

  • De epigrafía ibérica: El plomo de Alcoy. en: Revista de Filología Española, Madrid, Tomo IX (1922), p. 342—366.
  • Sobre los iberos y su lengua. en: Homenaje a Menéndez Pidal, III. Madrid 1925, p. 475—499
  • La novela de España. Madrid 1928
  • El arte románico español. Madrid 1934
  • Las lenguas hispánicas. Discurso de recepción en la Academia española el 28 de junio. Contestación de Miguel Asín Palacios. 1942
  • Misceláneas. Historia, Arte, Arqueología. Madrid 1946

Напишите отзыв о статье "Гомес-Морено, Мануэль"

Примечания

  1. [webs.ono.com/documenta/ib10_en.htm On The Story Of The Decipherment Of Iberian Writing]

Ссылки

  • На Викискладе есть медиафайлы по теме Мануэль Гомес-Морено Мартинес
  • [www2.uah.es/imagines_cilii/Epigrafistas/textos/gmoreno.htm Биография (исп.)]
  • [www.ffil.uam.es/catalogo/madrid/ocon.htm Leoncio LÓPEZ-OCÓN CABRERA: Manuel Gómez-Moreno en el taller del Centro de Estudios Históricos] (исп.)
  • [www.andalucia.cc/adn/0199per.htm Biografía y obras (Andalucia Documentos y Narraciones)] (исп.)

Отрывок, характеризующий Гомес-Морено, Мануэль

Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.