Гомулка, Владислав

Владислав Гомулка Władysław Gomułka<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Владислав Гомулка на трибуне</td></tr>
4-й генеральный секретарь ППР
1943 год — 1948 год
Предшественник:	Павел Финдер
Преемник:	Болеслав Берут
3-й первый секретарь ЦК ПОРП
21 октября 1956 года — 20 декабря 1970 года
Предшественник:	Эдвард Охаб
Преемник:	Эдвард Герек
Рождение:	Бялобжеги, Королевство Галиции и Лодомерии, Австро-Венгрия
Смерть:	Варшава, ПНР
Награды:

Влади́слав Гому́лка (польск. Władysław Gomułka; 6 февраля 1905, Бялобжеги, близ г. Кросно, Королевство Галиции и Лодомерии, Австро-Венгрия — 1 сентября 1982, Варшава, ПНР) — польский партийный и государственный деятель, генеральный секретарь ЦК Польской рабочей партии в 1943—1948, первый секретарь ЦК Польской объединённой рабочей партии (ПОРП) в 1956—1970.

Биография

Родился в семье польского рабочего-социалиста Яна Гомулки (1873-1941). Владислав Гомулка получил только начальное образование, работал механиком. В 1926—1929 годах был одним из руководителей профсоюза рабочих химической промышленности, в 1926 г. вступил в Коммунистическую партию Польши. В 1932 году за участие в подпольной организации коммунистов был осуждён к 4 годам тюрьмы. Отсидел половину срока и был освобождён по болезни. В 1934—1935 учился в Ленинской школе в столице СССР городе Москве.

Во время обороны Варшавы, вместе с другими коммунистами из варшавской организации Гомулка защищал столицу в рядах сформированной из добровольцев рабочей бригады обороны Варшавы, а после капитуляции гарнизона - бежал во Львов, где позднее стал участником движения Сопротивления. В 1941 году стал членом ВКП(б).

В июле 1942 он вошёл в ЦК вновь образованной Польской рабочей партии (ПРП), с ноября 1943 г. — генеральный секретарь ПРП. После вступления советских войск на территорию Польши в июле 1944 прибыл в Люблин, где вошёл в состав Польского комитета национального освобождения.

С декабря 1944 г. — заместитель премьер-министра и министр по делам возвращённых территорий. Гомулку называли «маленьким Сталиным» за его рвение в насаждении советских порядков в Польше. Но 3 сентября 1948 г. Гомулка, отстаивавший идею «польского пути к социализму», был обвинён в «правонационалистическом уклоне» и снят с поста генерального секретаря ППР. В декабре 1948 он «признал свои ошибки», но после создания Польской объединённой рабочей партии (ПОРП) не был избран членом Политбюро. В январе 1949 г. он был снят со всех государственных постов, а в ноябре того же года исключён из ПОРП.

В июле 1951 г. Гомулка был арестован и находился в тюрьме до 1954 г. В августе 1956 г. он был восстановлен в партии, а в октябре 1956 на VIII пленуме ЦК ПОРП был избран первым секретарём ЦК ПОРП. Гомулка стал идеологом «польского пути к социализму», предусматривавшего пересмотр аграрной политики, нормализацию отношений с католической церковью, развитие рабочего самоуправления, который был взят партией на вооружение и реализовывался в ПНР до 1980-х годов.

В 1959 и 1961 году в отношении Гомулки были предприняты два покушения на убийство польским террористом Станиславом Яросом.

В конце 1960-х — начале 1970-х годов был организатором антисемитской кампании в Польше, связанной с польским политическим кризисом 1968. Антисемитская кампания в Лодзи началась с выступления Гомулки 19 июня 1967 года, где он заявил, что в Польше существует империалистическо-сионистская пятая колонна. Антисемитские выступления польских деятелей коммунистической партии привели к тому, что были уволены и вынуждены эмигрировать тысячи граждан еврейского происхождения и данная кампания расценивается как «коммунистическое преступление». Была развёрнута грандиозная идеологическая кампания по образцу сталинского времени, однако без человеческих жертв.

19 марта 1968 года, Гомулка выступил на одном из митингов и заявил:

Евреи, которым Израиль дороже чем Польша, должны покинуть нашу страну. [www.jewish.ru/history/press/2010/03/news994283995.php Исход из Польши]

На заседании Политбюро ЦК КПСС 10 ноября 1966 Ю.Андропов, среди прочего, отмечал: «недавно Гомулка сказал, что ленинское учение о коллективизации, видите ли, не подходит для поляков».

В 1970 году, вследствие волнений рабочих был смещён с должности на пленуме ЦК ПОРП. На должность генерального секретаря был избран Эдвард Герек. 1 сентября 1982 года Владислав Гомулка скончался.

Литература

• Бухарин Н. И., Яжборовская И. С. Владислав Гомулка: на поворотах истории // Новая и новейшая история. 2011. № 4. С. 146—168.

Ссылки

• [www.hrono.ru/biograf/bio_g/gomulka.php Биография на сайте "Хронос"]

Отрывок, характеризующий Гомулка, Владислав

Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.

Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.
Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.