Гондатти, Николай Львович

Николай Львович Гондатти<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Тобольский губернатор
13 января 1906 — 15 сентября 1908
Предшественник:	Лаппо-Старженецкий, Александр Павлович
Преемник:	Гагман, Дмитрий Фёдорович
Томский губернатор
15 сентября 1908 — 29 января 1911
Предшественник:	Нолькен, Карл Станиславович
Преемник:	Извеков, Егор Егорович
Приамурский генерал-губернатор
30 января 1911 — 2 марта 1917
Предшественник:	Унтербергер, Павел Фридрихович
Преемник:	должность упразднена
Рождение:	21 ноября (3 декабря) 1860(1860-12-03) Москва, Российская империя
Смерть:	5 апреля 1946(1946-04-05) (85 лет) Харбин, Китай
Супруга:	Маргарита
Награды:

Гонда́тти Николай Львович (3 декабря 1860 — 5 апреля 1946) — русский государственный деятель, исследователь Северной и Северо-Восточной Сибири. Шталмейстер Двора Его Императорского Величества Николая II, действительный статский советник. Член многих русских учёных обществ.

Биография

Ранние годы

Николай Гондатти родился в 1860 году в Москве в семье итальянского профессионального скульптора Людвига Гондатти и русской дворянки из Тулы (источники не дают ни её имени, ни девичьей фамилии).

В 15 лет Николай поступил в Нижегородский Александровский институт, представлявший в тот момент среднее учебное заведение с классическим гуманитарным образованием. В 1881 году окончил его с золотой медалью.

В 1887 году с отличием окончил юридический и физико-математический (естественно-историческое отделение) факультеты Московского университета. Ежегодно до 1892 года участвовал в экспедициях и посещал различные губернии Российской империи, Германию, Англию, Турцию, Малую Азию, Сирию, Египет, Австрию, Францию, Индию, Цейлон, Китай, Японию и Америку; имел золотые медали за экспедицию в Западную Сибирь и за учебные коллекции по шелководству.

В 1887 году был назначен преподавателем естествоведения в училище ордена Св. Екатерины, а с 1 января 1888 года — в Московском Александровском институте.

Губернатор Томской губернии (1908—1911)

15 сентября 1908 года был назначен томским губернатором, прибыл в Томск 18 октября 1908 года.

При его участии в городе Томске открыты Высшие женские курсы. В 1909 году участвует в совещании в Петербурге о нуждах Сибири.

Почётный гражданин города Новониколаевска (ныне — Новосибирск). Звание присвоено 3 мая 1910 года за многочисленные заслуги в деле оказания помощи городу при пожаре случившемся в мае 1909 года.

Вот как об этом говорится на [www.novo-sibirsk.ru/articles/novosibirsk/honorary_freemans/ официальном сайте города Новосибирска]:

11 мая 1909 года в Новониколаевске случилось страшное бедствие — большой пожар, начавшийся в центральной части города, который быстро распространился в сторону Оби. Город горел четыре дня. По данным городской управы выгорело 794 двора. Без крова осталось 8 тыс. человек. Для осмотра пожарища прибыл крупный администратор, исследователь Северной и Северо-Восточной Сибири, а в то время Томский губернатор Николай Львович Гондатти, который учинил следствие причин катастрофы и спрос с городских руководителей. После разбирательства губернатор принял действенные меры: оказал содействие в получении страховки, участвовал в организации отпуска из казны строительных материалов на восстановление города, помогал городской управе в осуществлении градостроительной политики. За эти заслуги Н. Л. Гондатти стал Почётным жителем города Ново-Николаевска. Город скоро восстановился и продолжал расти с ещё большей быстротой.

Решением Томской городской Думы от 09.02.1911 Н. Л. Гондатти присвоено звание Почётного гражданина города Томска.

В 1910 году назначен начальником Амурской экспедиции. Амурская экспедиция под руководством Гондатти стала последней научной акцией дореволюционной России, причём результаты получились весьма значительные. На экспедицию казна отпустила 600 тысяч рублей. Эта отлично организованная и экипированная экспедиция, вопреки ожиданиям, почти не повлияла на переселенческую политику царского правительства, хотя её труды (более 40 томов) были оперативно изданы.

Приамурский генерал-губернатор (1911—1917)

На этом посту он много сделал для экономического, социального и культурного развития края, твёрдо отстаивал его от экспансии Японии и Китая.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) При Гондатти в Приамурском крае усилилась общественная деятельность, был учреждён заповедник «Кедровая падь», в Хабаровске в 1914 году был открыт учительский институт, в сёлах строились школы. Особое внимание Гондатти уделял жизни коренного населения Приамурья, запретил продажу в стойбищах спиртных напитков. Он был непосредственным участником и главным радетелем строительства уникального моста через р. Амур и Амурской железнодорожной магистрали, благодаря которым Приамурский край преодолел свою изолированность и получил возможность стать частью экономической системы России. Ему удалось реализовать планы соединения Уссурийской железной дороги с Амурской железной дорогой с выходом на Забайкальскую железную дорогу. Он инициировал сооружение Владивостокского порта и расчистку устья Амура у Николаевска, всячески поощрял развитие торговли, промыслов, сельского хозяйства и промышленности. Отрицательно относясь к влиянию Китая, Кореи и Японии на русском Дальнем Востоке, он вместе с тем был сторонником привлечения в край иностранного капитала. Вне его внимания не остались и такие жизненно важные вопросы, как развитие ветеринарной службы и становление метеослужбы в крае, организация широких землеустроительных работ и дачного посёлка под Владивостоком, создание первого заповедника и отдела российского общества востоковедения. Будучи первым гражданским генерал-губернатором, к тому же обладавшим огромным интеллектуальным потенциалом, Н. Л. Гондатти оказал благотворное влияние на нравственную атмосферу в крае, на развитие здесь науки, образования, культуры. «Дорогой моему сердцу край»,— так он определил своё отношение к Приамурскому краю в одной из статей в газете. Действительно, он, как и Н. И. Гродеков, сердечно относился к краю, к его населению. Напряжённых, плодотворных 16 лет он посвятил дальневосточной окраине России, пройдя путь от начальника приполярного округа — Чукотки — до высшего чина в местной административной бюрократии России — генерал-губернатора обширного и молодого края, занимавшего чрезвычайно ответственное геополитическое положение. Для стиля работы генерал-губернатора были характерны инициативность, настойчивость в отстаивании интересов края перед правительством, изучение состояния дела на месте, требовательность к подчиненным. Доброжелательность и доступность привлекали к нему людей. Николай Львович обладал ещё одним ценным качеством, без учёта которого нельзя в полной мере понять многие его поступки — он был подвижником, то есть человеком, готовым ради общего блага совершить подвиг, способным ради важного для отечества дела переносить дискомфорт: терпеть лишения и физические перегрузки. Н. Л. Гондатти звание почётного гражданина города Хабаровска присвоено в 1911 году.

Карьера Гондатти закончилась в марте 1917 года с отречением Николая II от престола. Комитет общественной безопасности, избранный в Хабаровске, постановил арестовать Гондатти, как только тот на поезде прибудет из служебной командировки. Гондатти был арестован и отправлен под конвоем в Петроград, в Чрезвычайную комиссию по расследованию беззаконий и злоупотреблений, совершённых царскими министрами и крупными сановниками. Комиссия не нашла каких-либо серьёзных злоупотреблений властью со стороны Гондатти, и он был отпущен на свободу. В конце мая 1917 года Гондатти ушёл в отставку.

По приглашению Гельсингфорского университета (Хельсинки) он читал лекции по этнографии.

Начальник земельного отдела управления КВЖД

В городе Харбин с декабря 1918 г. В июле 1922 г. Приамурский земский собор выдвинул Гондатти на пост Временного правителя Приамурского государства, но Гондатти снял свою кандидатуру. Он уклонился от «сомнительного», на его взгляд, сотрудничества с Меркуловыми. Доподлинно известно, что Гондатти отказался стать знаменем контрреволюции на Дальнем Востоке. В 1923 г. по требованию большевиков арестован маньчжурскими властями. Под давлением Японии большевики поместили его не в тюрьму, а в больницу. В Харбине работал вместе с Н. С. Свиягиным, с которым познакомился и работал ещё в России. Оба скончались и похоронены в Харбине.

В справочнике «Весь Харбин» за 1925 год сообщается, что Н. Л. Гондатти с 1918 года возглавляет научно-земельный отдел Китайско-Восточной железной дороги и снимает довольно скромную квартиру в угловом доме по Большому проспекту.
В Харбине Н. Л. Гондатти вёл активную общественную и научную работу. Он вскоре становится председателем ОРО (Общества русских ориенталистов), старейшего в Маньчжурии русского научно-исследовательского объединения, существовавшего с 1909 по 1927 гг. В 1920 г. был поднят вопрос об открытии в Харбине технического учебного заведения, так как КВЖД давно уже стремилась привлекать на работу технические кадры, в которых начала ощущаться острая нужда. Было организовано «Общество по учреждению Русско-китайского техникума в городе Харбине», которое возглавил генерал-лейтенант Д. Л. Хорват, а председателем правления был назначен Н. Л. Гондатти. Занятия в новом учебном заведении начались 18 октября 1920 года. Техникум постепенно развивал свою техническую оснащённость и упрочил свой авторитет.
2 апреля 1922 г. русско-китайский техникум был преобразован в РКПИ (русско-китайский политехнический институт) — первое в Харбине высшее техническое учебное заведение. Основная тяжесть руководства реорганизацией этого вуза, переговоров с высшим руководством КВЖД и харбинскими общественными организациями относительно планов его будущего развития легла на плечи начальника Земельного управления КВЖД Н. Л. Гондатти, ставшего в 1923 г. председателем правления общества по учреждению РКПИ, а в дальнейшем Харбинского политехнического института.
С помощью Н. Л. Гондатти в Модягоу в августе 1924 г. был заложен Казанско-Богородский мужской монастырь. В конце 1924 г. был председателем «Маньчжурского сельскохозяйственного общества», ставившего своей главной задачей распространение сельскохозяйственных знаний и работу по улучшению местного животноводства и сельскохозяйственных культур Северной Маньчжурии. Таким образом, находясь в эмиграции, Н. Л. Гондатти занимал большие административные и общественные посты, делая всё возможное для блага русских людей, оказавшихся не по своей воле в чужой стране.

Умер Н. Л. Гондатти в Харбине в апреле 1946 года. Похоронен на Новом кладбище, которое до нашего времени не сохранилось.

Награды

За службу Гондатти был награждён орденами Св. Владимира IV и III степеней, Св. Станислава II и III степеней, в том числе один — за изучение сибирских окраин, Св. Александра Невского, серебряную медаль в память Царствования Императора Александра III и бронзовую медаль За труды по первой Всеобщей переписи населения 1897 года.

Русское географическое общество наградило Гондатти Золотой медалью (1898), Императорская Академия наук — Большой золотой медалью им. академика Бера (1901).

Награды иностранных государств: японский орден Золотого коршуна, китайский орден Двойного Дракона, бухарский орден Золотой Звезды, французский Орден Почётного легиона.

Николай Львович Гондатти был почётным гражданином городов Берёзова, Тюмени, Томска, Ново-Николаевска, Екатеринбурга, Хабаровска, Сургута.

Память

• В Тобольской губернии, в Тарском уезде Атирской волости был назван в его честь переселенческий посёлок «Гондатьевский».
• C июля 1909 года имя губернатора Гондатти было присвоено одной из волостей на Томской/Сибирской железной дороге (часть Транссиба): Гондатьевская волость Томской губернии. Ныне это территория современного Болотнинского района.
• С 1912 по 1920 его именем (Гондатти) назывался город Шимановск — новая станция Амурской железной дороги (часть Транссиба), административный центр Гондатьевской волости Амурской области.
• В новом районе города Тюмень есть улица Николая Гондатти (находится в Тюменском микрорайоне; название получила в 2007 году).

Список трудов

Н. Л. Гондатти принадлежит несколько печатных трудов, являющихся преимущественно отчётами по его научным командировкам.

• Гондатти Н. Л. Культ медведя у инородцев Северо-Западной Сибири. — ИОЛЕАЭ, т. 48, вып. 2. — М., 1888.
• Гондатти Н. Л. Следы язычества у инородцев Северо-Западной Сибири. — М., 1888.
• Гондатти Н. Л. Следы языческих верований у маньзов. — ИОЛЕАЭ, труды этнограф. отд., т. VIII. — М., 1880.
• Гондатти Н. Л. Общий отчёт Амурской экспедиции за 1910 г. — Вып. 1. — СПб.: Тип. В. Ф. Киршбаума, 1911. — 288 с.

Фотографии

[www.museum.ru/C5016 Приамурский генерал-губернатор Н. Л. Гондатти на встрече с семейскими староверами.] Изображена встреча генерал-губернатора с семейскими старообрядцами — переселенцами из Забайкалья в одном из сёл вблизи г. Алексеевска (совр. г. Свободный). Часть серии из 5 фото. На переднем плане арка из жердей, обвитых ветвями, украшенная трёхцветными флагами. Под аркой Гондатти со свитой из переселенческих чиновников, по краям группы старообрядцев.

Литература

• Миллер В. Ф. Материалы по наречиям инородцев Анадырского округа, собранные Н. Л. Гондатти // «Живая старина», 1897, вып. II, год 7-й.
• «Николай Львович Гондатти». Серия «Почётные граждане Новосибирска». Новосибир. гос. обл. науч. б-ка. — Новосибирск, 1996.
• Дубинина Н. И. Приамурский генерал-губернатор Н. Л. Гондатти. — Хабаровск: Приамурское географическое общество, 1997. — 208 с., ил.
• Томск от А до Я. Краткая энциклопедия города / Под ред. д-ра ист. наук Н. М. Дмитриенко. — Томск: Изд-во НТЛ, 2004. — 440 с.: ил. — ISBN 5-89503-211-7.
• [elib.tomsk.ru/purl/1-5913/ А. В. Яковенко, В. Д. Гахов ТОМСКИЕ ГУБЕРНАТОРЫ. Томск, 2012]

Ссылки

• Мишунина Т. В. [russian.dbw.cn/system/2007/12/17/000030524.shtml Николай Львович Гондатти (21.11.1860 — 05.04.1946 гг.)]

Отрывок, характеризующий Гондатти, Николай Львович

– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.